кто… Не надо забывать, что за парнишкой, который повесился, стоял еще кто-то, некто безжалостный…
– Ты доверяешь теории «кукловода»?
– Дело не в этом. Мы ничего не можем оставить без внимания. В то время от нас что-то ускользнуло, нам не хватило какой-то детали. А эта деталь вполне могла быть ключом ко всему…
Тем же утром, в десять часов, он собрал всю следственную группу. Явились Самира Чэн, Эсперандье и Гийяр, человек лет сорока, лысый, насмешливый, с вечно смеющимися синими глазами, который только что перевелся к ним из бригады по борьбе с незаконным игровым бизнесом.
– Перед гольф-клубом есть камеры слежения, – без предисловий начал Сервас. – Подъехать к дому Ланга можно только по дороге, что ведет мимо этих камер. Гийяр, просмотри и проанализируй записи за эту ночь. Проверь, не проезжала ли какая машина за те часы, что предшествовали вскрытию дома. И то же самое – за неделю до события, и дневные, и ночные записи. Отследи машины, которые не останавливались перед гольф-клубом, отметь все, занесенные в список, и посмотри, соответствуют ли они машинам владельцев домов в этом секторе. Если не соответствуют, будем допрашивать их владельцев.
Гийяр кивнул; с него сразу слетела маска гнома-весельчака. А Сервас повернулся к Эсперандье и Самире:
– Как только судебный медик вернет нам платье первопричастницы и пеньюар, надо будет выявить все ДНК. Следы ДНК и отпечатки пальцев уже обнаружены на террариумах и в доме, результаты будут через несколько дней. Самира, ты займись соцсетями и фанатами Ланга в Интернете, форумами и блогами… Всем, что выходит за рамки обычного интереса к Эрику Лангу, к его жизни, к творчеству…
Юная франко-китайская марокканка кивнула, положив ноги на край стола и опираясь при этом только на задние ножки стула. Сегодня на ней было длинное черное пальто с капюшоном и двумя рядами золоченых пуговиц а-ля армейский офицер, обтягивающие черные кожаные штаны, веселенькая футболка с принтом британского флага и сапожки, подбитые искусственным мехом пантеры. Глаза она оттенила черным карандашом и темными тенями и накрасила губы ярко-красной помадой, на фоне которой четко выделялся блестящий пирсинг на нижней губе. Волосы были выкрашены в пурпурно-фиолетовый цвет. Этакая готическая версия Красной Шапочки. Самира Чэн одновременно и притягивала к себе, и отталкивала. Но равнодушным не оставляла никого. Помимо того, что Мартен никогда не видел сочетания настолько уродливого лица с настолько безупречным телом, в Самире Серваса сразу привлекли ее качества сыщика, ничуть не уступавшие профессиональным качествам Эсперандье. Оба они были лучшими в бригаде.
– Здорово, – прокомментировала Самира, – только я понадеялась, что подышу свежим воздухом…
– Я еще не закончил, – прервал ее Сервас. – Возможно, что это дело будет объединено с другим…
Пятью минутами позже, когда он закончил короткий пересказ дела первопричастниц, у всех на лицах появилось смешанное выражение любопытства, изумления и недоумения. Сидящие вокруг стола вдруг осознали, что некто открыл ящик Пандоры. Прошлое, только что вылезшее из этого ящика, уже переплелось с нынешним расследованием, и все вместе представляло собой настоящий кошмар для сыщика.
5. Среда. ЧетвергОтцовство
В 14.30 того же дня Сервас вошел в зал Института судебной медицины, где его уже ждала доктор Фатия Джеллали. Она стянула свои пышные темные волосы в тугой узел и надела фартук и рабочую блузу. На этот раз эксперт нашла время, чтобы подкраситься и слегка оттенить губы красной помадой.
Она посмотрела на подходившего к ней Мартена с тем дружеским выражением, с каким обычно встречала всех, кто входил, и тепло пожала ему руку. Потом сняла с вешалки аккуратно этикетированный прозрачный мешок, который висел в углу, и сказала:
– Здесь платье первопричастницы и пеньюар. Я полагаю, вы захотите подвергнуть их анализу…
– Спасибо, – сказал Мартен и положил мешок на свободный металлический стол.
На маленьком столике возле раковины он заметил толстую книгу о ядовитых змеях.
Они подошли к столу, где лежало тело, и Фатия Джеллали откинула белую простыню. Серваса снова поразила необычайная худоба Амалии Ланг. Тазовые кости, ключицы и коленные чашечки, казалось, вот-вот проткнут тонкую бледную кожу. Отек с лица сошел, и скулы теперь выдавались так же резко, как и все остальные кости. На лице, на шее и ногах жертвы он заметил множество следов от укусов. У всех был разный рисунок, но в середине каждой двойной арки следа виднелись два более глубоких прокуса от ядовитых зубов. Сервас не был специалистом в данной сфере, а потому уже в который раз задавал себе вопрос, каким образом столько змей одновременно могли искусать Амалию Ланг. Он насчитал семь укусов. Семь из тринадцати… Но эти твари были достаточно пугливы. Значит, что-то их сильно разозлило…
– Амалия Ланг, сорок восемь лет, жена Эрика Ланга, – начала судмедэксперт.
Теперь, в отличие от расследования 1993 года, Сервас присутствовал на вскрытии до конца. Этих вскрытий у него набралось уже порядочное количество. Заключение Фатии Джеллали было тем же, что и на месте преступления: весьма возможно, что Амалия Ланг умерла от анафилактического шока, вызванного большим количеством ядов и их исключительной токсичностью. Наступила дыхательная недостаточность и остановка сердца. Маловероятно, чтобы кто-то до этого ставил эксперименты, чтобы выяснить, как влияют на человека одновременные укусы гремучей змеи, черной мамбы, кобры, тайпана и крайта, и судмедэксперт считала, что жертва продержалась не дольше нескольких минут. Доктор Джеллали сделала снимки каждого из укусов и собиралась послать их кому-нибудь из самых известных в мире герпетологов. Она не сомневалась, что эта история их очень заинтересует.
Кроме того, у Амалии Ланг незадолго до смерти был сексуальный контакт, и муж это подтверждает. Что же касается ее чрезвычайной худобы, то она явилась либо результатом суровой диеты, либо какой-то болезни, поскольку желудок ее был неестественно мал.
– Разумеется, текущие анализы либо подтвердят, либо опровергнут наши гипотезы, – осторожно улыбнувшись, заключила доктор Джеллали.
Выйдя из Института судебной медицины, Сервас заехал в школу за сыном. Он чувствовал себя не в своей тарелке в гуще мамаш и отцов семейства, приехавших под вечер забрать своих чад, и в сторонке стал дожидаться Гюстава. Мальчуган вылетел из школьного здания, как торнадо, резко затормозил на всем скаку, нашел его глазами и ринулся к нему со скоростью ракеты с лазерным наведением. Сервас коротко и нервно рассмеялся.
– Сегодняяпроходилслованаслогка! – выпалил Гюстав.
– Как-как? Что? – Не поняв, Мартен взъерошил белокурые волосы сына.
– Слова, которые начинаются на слог КА, – терпеливо повторил мальчик, словно объяснял простую вещь умственно отсталому. – Кактус, кафе, канарейка, караван, – с гордостью перечислял он.
– Кабинет, какашка, – с притворной серьезностью подхватил отец.
– Ой! – возмущенно взвизгнул Гюстав и засмеялся.
«Кадавр, кандалы, карбонизация, кошмар», – пронеслось в голове у Серваса. Он прижал к себе сына и вдохнул теплый запах его волос. В сорок девять лет Мартен снова, уже во второй раз, стал отцом, но теперь рядом с ним не было никого, кто мог бы помочь ему нести ношу отцовства. Ты уже не можешь вести себя как раньше. Теперь ты не один, от тебя зависит жизнь хрупкого и ранимого существа… Этот маленький человек так же нуждается в тебе, как ты нуждаешься в нем. А потому – хорош рисковать попусту, слышишь, старина?
Он проводил сына до машины, аккуратно закрыл дверцу и пристегнул ремень. Потом обошел машину, осмотрел ее и, садясь на водительское сиденье, уже в который раз спросил себя, когда же наконец сын решится назвать его «папа».
Вечером Сервас связался с Марго по «Скайпу». Дочь появилась на экране с ребенком на руках. Мартен никак не мог привыкнуть к технологиям, которые могли обеспечить связь между Тулузой и Монреалем и позволяли войти в каждый дом, сжимая огромный мир до размеров комнаты и тем самым лишая его изрядной доли присущей ему магии. Конечно, он видел прогресс во всем, но видел и нарастающую опасность – опасность мира без стен, без дверей, без укромных уголков, где можно было бы спрятаться, укрыться от шума и чужих приказов и спокойно подумать. Мира, отданного во власть сиюминутности и посторонних суждений, стандартных мыслей и всяческих доносов. В этом мире малейшее отклонение от стандарта вызывает подозрение, а потом и обвинение, а сплетня и предрассудок заняли место правосудия и системы доказательств. Из этого мира исчезли понятия свободы, сочувствия и понимания.
Мартен поболтал с Марго, которая прекрасно выглядела: волосы выкрашены в рыжий цвет, щеки разрумянились, словно она только что с мороза. Наверное, так оно и было: сквозь окно за ее спиной виднелся снег, а щечки ее сына, Мартена-Элиаса, щебетавшего у нее на руках, тоже краснели, как сладкие яблочки, и шапочка на нем была шерстяная.
– У тебя всё в порядке, папа? – спросила Марго.
В двадцать семь лет она взяла длительный отпуск, чтобы воспитывать сына, и похоже, это ей удавалось. В глазах у нее появился какой-то новый свет, и все былые демоны теперь, казалось, далеко.
– Хочешь поговорить с Гюставом? – спросил Сервас.
Он оставил их поболтать с глазу на глаз – сводного брата и сводную сестру. К этому словечку «сводный» Мартен тоже никак не мог привыкнуть… А потом снова вернулся на линию и успел услышать, как весело смеется Гюстав.
– Он хорошо выглядит, – сказала Марго, когда мальчик отошел от компьютера.
– У него еще бывают кошмары, – ответил Сервас, стараясь не выдать голосом своей тревоги.
– Это нормально, папа. Но ведь уже меньше, чем раньше, правда?
– Да, намного меньше.
– Он все еще хочет видеть… отца?
– Он ему не отец.
– Ты же хорошо понимаешь, что я хочу сказать.