А что он ожидал увидеть, это некое подобие знаменитой фотографии из собрания сочинений — похожее на беспризорника, хотя и постаревшее существо с челкой в разлет и громадными темными глазами.
В этот момент миссис Мэйсон, осторожно приподняв шляпку, словно это была корона, сняла ее; потом несколько раз прикоснулась рукой к волосам, слегка взбивая их вверх. Она не сказала: «Из нас двоих хорошенькая была я», — но, чувствуя необходимость объяснения, сказала ему то, что и так было известно всем на свете.
— У моей сестры было слабое здоровье, — сказала она. — Астма, мигрени и тому подобное. Множество явлений, которые мы сейчас называем аллергией. Я за всю жизнь никогда не болела больше двух дней подряд.
Она вспомнила, как они вечно тряслись над Мэриан с ее хрипами, рвотами, хныканьем, как она топала ногами от раздражения и отчаяния и закатывала сцены и вообще в любой момент поднимала шум.
Ему страстно хотелось заглянуть ей в душу, потому что, как он догадывался, там происходило нечто интересное. Терпение, подумал он, рассматривая ее. На ней были плотные серые чулки — чтобы скрыть разбухшие вены, подумал он. Он знал о женщинах все и начал мысленно раздевать ее. Неторопливо — он вообще ни в чем не терпел спешки — он снял с нее комбинацию персикового цвета и такие же панталоны, с трудом высвободил ее из жесткого бюстгальтера, плечики которого глубоко врезались в ее пухлые плечи, оставив неизгладимый рубец. Он не задержался даже ни на одно мгновение при виде открывшегося массивного, усеянного пятнышками тела, помятого, как ему и надлежало, после сурового заточения, со следами резинок, отпечатавшимися в верхней части ее суживающихся книзу ног. Ее пупок, наверное, доверху засыпан тальком.
— Это было так давно, я не желаю вспоминать об этом, — сказала она просто.
— У вас нет каких-нибудь фотографий, летних снимков, скажем? Я обожаю смотреть старые фотографии.
Наверху была целая коробка с фотографиями — выцветшими, цвета сепии, группами, где они то плещутся в воде, подоткнув подолы за короткие шаровары, то устраивают пикник — сидят с сэндвичами в руках, а ноги не в фокусе. Ее отец, приходской священник, сам проявил и отпечатал эти фотографии, и они плохо сохранились.
— Я не желаю жить в прошлом, — всего и сказала она ему в ответ.
— Вы были близки с Мэриан?
— Мы были сестры, — сказала она сухо.
— И вы поддерживали с ней отношения? Вам, наверное, доставляло удовольствие греться в отраженных лучах ее славы.
Он знал, что они не поддерживали отношений, а теперь убедился и в том, что она совсем не грелась в этих лучах.
— Как вам, несомненно, известно, она уехала в Париж.
И слава богу, рассуждала всегда миссис Мэйсон, что она действительно уехала в Париж, а сама она вышла замуж и смогла переменить фамилию. Мэриан умерла до войны, еще совсем молодой. Это случилось в тот год, когда мистер Мэйсон занимал должность мэра. Они тогда никому не сказали об этом.
— Вы когда-нибудь встречали Годвина? Или кого-то из ее окружения?
— Конечно, нет. Мой муж не потерпел бы их в нашем доме.
Молодой человек утвердительно кивнул.
О, эта ужасная свора. Ей было стыдно уже оттого, что один из представителей другого пола, человек ей совсем незнакомый, заговорил о ней. Она стеснялась говорить о ней со своим собственным мужем, который проявлял удивительную доброту и терпимость во всем, что касалось Мэриан. Но эта беспутная жизнь в Париже в тридцатые годы! Ее сестра жила с этим человеком, Годвином, или то с одним, то с другим из ее окружения. Они все там переходили от одного к другому; иногда — она так сдавила свои руки, что кольца больно врезались ей в пальцы — к другим того же пола. Она знала про это, весь мир про это знал; ее друзья, несомненно, тоже знали, только не такая это вещь, чтобы они стали ее обсуждать. Об этой парижской толпе, как называла ее про себя миссис Мэйсон, писались книги; была выпущена их переписка. Годвина, художницы Миранды Браун, американца Гранта Опи, который писал непристойные книги, и еще многих других. Все это были одиозные фигуры — такими словами называла их миссис Мэйсон.
— Я думаю, она убила моего отца, — сказала она тихим голосом, словно разговаривала сама с собой. — Он заболел и, казалось, больше не хотел жить. Он не позволял никогда упоминать ее имени или держать в доме ее книги. Она прислала ему экземпляр своей первой книги — к тому времени она уже уехала из дому и жила в Лондоне. Он начал ее, а потом отнес в сад, где у нас была печь для мусора, и сжег. Я как сейчас помню его лицо, белое, как простыня.
— Но вы-то, конечно, прочли эти книги? — спросил он, мягко, как бы играя, подтягивая ее все ближе и ближе.
Она, с пристыженным видом, утвердительно кивнула.
— Да. Прочла — потом.
Исполненное страха ее любопытство было слишком сильно, чтобы она смогла его подавить. И, читая, она открыла детство, которое с трудом могла узнать, хотя все оно было там целиком: каждый его клочок, только все перемешалось, как в калейдоскопе. После первой книги пошло еще хуже: рассказы об их отрочестве, о том, как они становились взрослыми, как влюблялись. Она — Кэсси этих книг — стала известной личностью, чьи тайны выставлены напоказ, хотя на самом деле это были секреты самой Мэриан, а не ее младшей сестры. В те далекие дни их откровенность произвела сенсацию. Все те годы, пока держался общественный интерес, миссис Мэйсон хранила молчание, и только в последнее время смогла действительно погреться — в свете забвения, выпавшего на долю ее сестры, как оно выпадает на долю большинства великих писателей какое-то время спустя после их смерти. С этим было покончено, это погребено навсегда, думала она — до нынешнего утра.
— И вы, как я могу заключить, были о них не очень-то высокого мнения? — сказал молодой человек.
Она вздрогнула. У нее был растерянный вид.
— О чем? — спросила она, отпрянув назад и туже натянув его леску.
— Рассказах вашей сестры.
— То, что она написала, — неправда. Мы были хорошо воспитанными девушками.
— Ваша вторая сестра тоже умерла?
А он действительно тут покопался, подумала она в ужасе.
— Она умерла до всего этого скандала, — мрачно сказала миссис Мэйсон. — Она была от него избавлена.
В прихожей зазвонил телефон, и, вежливо прошептав что-то, она встала. Он услышал, как она другим, щебечущим голосом о чем-то договаривалась и мягко расспрашивала, даже смеялась. Наконец она положила трубку, постояла там немного, чтобы успокоиться. Посмотрелась в зеркало и снова потрогала волосы. Полная сил и решимости, она возвратилась в гостиную как раз в тот момент, когда он быстрым движением засовывал ручку во внутренний карман пиджака.
— Боюсь, мне придется сейчас заняться кое-какими делами, — сказала она отчетливо, продолжая стоять.
Он встал — был вынужден встать — проклиная телефон, который зазвонил в то самое время, когда он так прекрасно ее подготовил и она начала уступать.
— И вы уверены, что у вас не найдется для меня ни одной, хотя бы маленькой карточки? — спросил он. — Я буду очень бережно с ней обращаться.
— Да. Совершенно уверена.
Сейчас это была совсем другая женщина. Она соприкоснулась со своим миром, и это придало ей новые силы.
— Тогда не мог бы я зайти к вам в другой раз, когда вы будете не так заняты?
— Ах, нет, не думаю. — Она протянула руку к двери и взялась за ручку. — Право, не думаю, чтобы в этом был какой-то смысл.
Он и сам видел, что не было. Но проходя через прихожую к входной двери, все еще продолжал смотреть кругом жадными глазами. Ему пришла, было, мысль оставить тут зонтик, чтобы можно было прийти за ним, но она твердым жестом подала его ему. Даже идя по дорожке к калитке, он, казалось, все смотрел и смотрел по сторонам, словно стараясь запомнить названия цветов.
— Я ничего не сказала, я ничего не сказала, — твердила про себя миссис Мэйсон, направляясь после обеда поиграть в бридж. — Я только высказала, что мне не нравится.
Но ее охватывало смятение при мысли, что ее муж не согласился бы признать это. И она понимала, что молодой человек может легко из ничего сделать что-то. «Она убила моего отца». Она так сказала. Теперь это напечатают вместе с ее именем. Ловко он у нее это выудил, этот опасный молодой человек, и теперь он может предложить миру кое-что новенькое — ее самое. Силы небесные, что еще такого она наговорила? Она поднималась в гору и слегка задыхалась. Как она ни старалась, она никак не могла припомнить, сказала ли она что-нибудь еще. Ах, ну да! Как отец бросил книгу в печь. И имя ее и Мэриан будут связывать вместе. Жена бывшего мэра и эта шумная, похотливая свора. Одни из ее друзей станут держаться с ней откровенно холодно, другие — слишком участливо, но все они будут шокированы. Они станут обсуждать эту историю у нее за спиной. Есть даже и такие, что скажут, будто они «заинтригованы» и пойдут расспросы.
И миссис Олдфеллоу, и миссис Фитч, и мисс Кристи — все они нашли, что в этот день она играла плохо, особенно же миссис Олдфеллоу, которая была ее партнером. По окончании бриджа она не осталась выпить рюмочку хереса, а тотчас же удалилась под предлогом, что она, кажется, простудилась. Но предложение миссис Фитч отвезти ее домой на машине отвергла, сказав, что надеется, что на свежем воздухе у нее, может быть, прояснится голова.
Она шла домой с тем же степенным видом, что и обычно, но все никак не могла отогнать от себя мысль, что они уже говорят о ней.