Сторожем оказался довольно ветхий и не слишком разговорчивый дедок Кронт. Жил он внутри самого склада, в отгороженной досками коробке, где и стояла печка. Одно из окон было как раз в его комнатке. Большая часть склада была заставлена гигантскими стеллажами из плохо обработанного дерева. Рольф, прихватив висящий у входа светильник, двинулся вглубь проходов.
Я с любопытством оглядывала доставшееся нам наследство. Похоже, кроме бумаги и этих стеллажей на складе ничего и не было. Но это была совсем не такая бумага, которую я ожидала увидеть. Во-первых, вся она была очень разного качества и разной формы. Часть уже нарезанная на довольно большие по формату листы и сложенная в аккуратные стопки. Каждая такая стопка была упакована в три слоя грубой оберточной бумаги. Небольшая часть упаковок была надорвана: похоже, кто-то проверял, что лежит внутри. Другая часть смотана в плотные рулоны. И вся бумага разительно отличалась от той, на которой печатали газеты в моем мире.
Я протянула руку и потрогала одну из стопок. Довольно мягкая, чистого белого цвета, без глянца. Бумага в рулонах слабо отливала желтизной и была чуть плотнее. И таких стопок и рулонов хранились многие сотни килограмм. Рольф растерянно оглядывал неожиданно свалившееся бумажное богатство и даже чуть недовольно бурчал:
-- И вот куда теперь все это приспособить? На пару дней пути ни одной типографии. Разве что торговцам продать под упаковку? Так хорошую цену они не дадут. Для кулечков и пакетов они серую приобретают, оберточную. А эта слишком качественная.
Затем, вволю налюбовавшись и наворчавшись, он обратился ко мне:
-- Олюшка, выбирай, что тебе в хозяйстве нужно. Да и поедем уже.
Я решила не мелочиться. Кряхтя от натуги, Рольф закинул в телегу три тяжеленных пачки бумаги, и Густав добавил пару рулонов, явно испытывая неловкость от того, что погрузкой тяжестей занимается барон.
Падре, страшно довольный тем, что снял со своих плечей обузу, даже готов был возвращаться в город пешком. Однако Рольф, вопросительно глянув на меня, сказал:
-- Малышка, погода сегодня замечательная. Может быть, прогуляемся до дома? А Густав отвезет святого отца и вернется.
Погода и в самом деле была замечательная, а пешком до замка идти совсем недалеко. Тем более, что у меня появилась куча мыслей о том, что можно сделать с этой бумагой. Мысли эти требовалось обсудить, причем немедленно.
Мы неторопливо шли по накатанной дороге, и я объясняла мужу:
-- …как бы это объяснить-то? Ты видел, как в замке штукатурят стены? Ну, или не в замке, а в каком-нибудь доме, – терпеливо добавила я.
-- Когда-то видел. Давно уже, правда, – недоуменно пожал плечами Рольф.
-- Вот! Точно так же эта штука и делается. Ничего особенного здесь не нужно. Только бумага, немного нужной краски и клей.
-- Честно говоря, Олюшка, я все равно слабо себе представляю, как это будет выглядеть. И потом, наверняка понадобятся дополнительные расходы?
-- Рольф, замок все равно требует ремонта. Торопиться нам особо некуда. У нас есть крыша над головой, еда, тепло и даже прислуга. Комнаты все равно нужно приводить в порядок. Если получится, то можно сделать их очень нарядными. Разреши мне попробовать. Ну, пожалуйста-пожалуйста! Мы же ничего не теряем!
– Ох и хитры же вы, госпожа баронесса Нордман! Умеете убедить старого вояку! – улыбнулся муж.
Я посмотрела на мужа глазами котика из «Шрека» и молитвенно сложила ручки:
– Умоляю вас, мой герой! – и похлопала ресничками.
Рольф рассмеялся так, что меховой капюшон свалился с головы на плечи…
На мгновение я отвлеклась от проблем и внимательно всмотрелась в то, что было прямо перед глазами: заснеженный замок, где сейчас не дымила ни одна труба. Укутанные в толстенные белоснежные шубы и коконы деревья по обе стороны дороги. Сказочные, чуть мрачноватые, но удивительно красивые! И молодой смеющийся мужчина, с губ которого клубами рвался густой белоснежный пар, подсвеченный в это мгновение холодными лучами розоватого зимнего солнца…
Это было так удивительно и прекрасно! Какой-то яркий и светлый момент понимания: я счастлива! Счастлива здесь, в этом странном и трудном мире, с этим мужчиной, еще недавно совсем чужим. Счастлива так, что перехватило горло и глаза заволакивает пленкой слез…
Рольф неожиданно и плавно сместился ко мне за спину, обхватил меня, сцепив свои руки у меня под грудью, и начал вращаться на одном месте, раскручивая весь мир вокруг.
Сказочное ощущение, совсем как на детской карусели! Мелькали заснеженные деревья, каменная громада замка, городок, над которым клубились печные дымы. И крошечные люди там, у маленьких домиков, занимались сейчас важными и нужными делами. А я была центром восхитительного урагана, который кружил мне голову!
Наконец закончив кружится и чуть запыхавшись, Рольф поставил меня на ноги. Слегка задыхаясь от крепкого и вкусного морозного воздуха, собственного смеха и восторга, муж тихонько шепнул на ухо:
-- Ты совершенно восхитительная хозяюшка, радость моя! Ты можешь делать с замком все, что только пожелаешь! – и через краткую паузу добавил: – Кажется, и со мной тоже…
Глава 39
По возвращении домой я первым делом озаботилась едой. Сусанну с дочерью мы заберем завтра днем. Для меня лично это значило следующее: сегодняшние обед и ужин на трех человек, утром – завтрак на троих, а обед и ужин уже на пятерых. С огорчением понимая, что новой служанке мы не сможем предоставить даже нормальную кровать, я чистила овощи и размышляла: «Может, просто досок прикупить? Интересно, у нее есть свои подушка и одеяло? Скорее всего, нет. Девочка уже большая, ей бы отдельное место нужно…».
Неустроенная кухня немного пугала меня. Конечно, плиту растопил Густав, а воды в новых ведрах мне натаскал муж. Тот самый котел с дровами и мусором я отмыла в первую очередь. И сейчас в нем закипала чистая вода. Значит, вечером смогу нормально помыться. А пока необходимо придумать, чем кормить мужчин.
«Ну допустим, сливки у меня есть… хорошие, свежие, густые. Значит, как минимум на завтрак каша. Можно будет добавить немного вымоченных в яйце гренок. И делать быстро, и на стол попадут горячими. А вот что придумать на ужин?».
Между тем, пока я размышляла, как все вокруг неудобно и непривычно, руки работали почти машинально. Первым делом я достала остатки свиного окорока, который мы ели в дороге. Никакой химии здесь, естественно, не использовали, потому завернутый в серую неряшливую бумагу кусок издавал умопомрачительный запах. Мяса, конечно, на нем осталось немного: большую часть мы срезали в пути. Зато целая и крепкая свиная кость была совершенно замечательной. Аккуратно срезав остатки мяса, но оставив все жилки и хрящи, я попросила Густава разрубить эту монструозную костяху хотя бы на три части, иначе она просто не влезет в котелок.
Обмыла и прополоскала те обломки, что принес мне Густав, залила их холодной водой и поставила на плиту. Вариться это все будет очень долго, на медленном огне. Зато завтра я смогу сварить замечательный сытный суп на роскошном бульоне. А вот на сегодня нужно приготовить что-то максимально быстрое, потому что мужчины уже заглядывали на кухню. Вроде бы просто так, но при этом не забывая тоскливо поводить носами.
Порывшись в крупах, выбрала гречку. Быстро промыла крупу, пару раз поменяв воду. К моему удивлению, она оказалась достаточно чистой. Промытую крупу высыпала в кипящую воду. Со вздохом посмотрела на глиняный горшок, не слишком понимая, как его двигать по плите: ручек-то нет. Пообещала себе сшить толстые брезентовые рукавицы. А пока, вооружившись тоненьким полешком, долго и упорно подталкивала горшок в бок, чтобы сдвинуть его на нужное место. То, что огромная поверхность плиты греется неравномерно и самое жаркое место в центре, а у краев вода кипит еле-еле, я уже знала.
В глубокую сковородку покрошила немного соленого сала и, поставив на край плиты, вытопила его. Шкварки убирать не стала: у меня слишком мало мяса. Забросила в разогретый жир нарезанную кубиками морковь, дала ей слегка зазолотиться и кинула туда же пару порезанных луковиц. Когда лук начал приобретать коричневатый оттенок, высыпала все кусочки окорока, которые мне удалось срезать.
Присолила блюдо и сразу же попробовала, боясь переборщить. Показалось пресновато, и я добавила еще щепотку соли. Еще немного потушила, присыпала мукой, чтобы она впитала жир и не дала в соусе комочков. Вот тут ложкой пришлось водить достаточно быстро, не давая массе прилипнуть ко дну. На удивление старая чугунная сковородка вела себя не хуже тефлоновой, ничего на ней не пригорало. Когда в муке не осталось ни одного комочка, я положила пару ложек густющих сливок, дождалась, пока все растопится, и быстро влила две чашки горячей воды. Довела до кипения, непрерывно помешивая, сыпнула чуть-чуть черного перца и, сдвинув на самый край огромной плиты, закрыла неподъемной чугунной крышкой. Пусть блюдо томится.
Звать мужчин я не стала, хотя все уже было готово. Решила так: совсем проголодаются – сами придут, а блюдо пока успеет протомиться до нежности.
Мужчины возились в дворе еще минут двадцать, и когда Рольф в очередной раз заглянул на кухню и шумно потянул воздух носом, я засмеялась и сказала:
-- Садись уже, только руки сперва вымой.
Некоторое время он громыхал в углу медным умывальником, фыркая и разбрызгивая воду. Затем вернулся к столу, и я спросила:
-- Мне Густава самой позвать? Или ты сходишь?
Рольф поджал нижнюю губу, рассматривая меня с каким-то странным интересом. А потом ответил:
-- Олюшка, вчера мы ели по-походному. В походе граф может ужинать из одного котелка с крестьянином. Но сейчас это будет не слишком уместно.
Я порозовела, чувствуя себя глупо и неловко, и тихо спросила:
-- Он… ну, Густав… он что, будет ждать, пока мы поедим и только потом? Остынет же всё.