— Мистер Кингстон.
— Да, Кингстон. Итак, Картер, я напишу об этом Саре, — сказал Фредди Херст. — Но через три дня вы должны будете явиться обратно и доложить мне, ясно?
— Да, сэр. Спасибо, сэр.
— Не благодарите. Я считаю, что вы болван, каких мало. Если уж кого-то благодарить, то мою сестру — она, очевидно, хорошо относится к Молли, несмотря ни на что.
— Вы ведь тоже знаете Молли, сэр, — отважился вставить Том.
— Да, — подтвердил Фредди. — Она служила горничной у меня в доме. Но я вас отпускаю не поэтому.
Он придвинул к себе лист бумаги и выписал Тому пропуск.
— Я не знаю даты наступления, — сказал он. — Оно может начаться со дня на день. Я поставил дату 8 июля. К тому времени что-то наверняка уже решится, но если мы до восьмого не выступим, вы никуда не поедете, ясно?
Том сказал: «Да, сэр», и Фредди пристально посмотрел на него.
— И никому об этом ни слова, Картер. Мне не нужны лишние сложности с другими солдатами. Я и вам-то делаю поблажку вопреки голосу рассудка.
Картер вышел из комнаты, и Фредди Херст вздохнул. Он понимал, что не должен был выдавать этот пропуск, но не устоял, вспомнив о своей милой Хизер и об их ребенке, который должен был родиться через месяц-другой. Его охватил внезапный страх. Он боялся не за себя, не того, что его могут убить в неумолимо надвигающемся сражении, а того, что Хизер останется вдовой и ребенок будет расти без отца.
«Перед лицом смерти мы все начинаем смотреть на вещи иначе», — подумал Фредди. Он понимал, что заставило его выдать пропуск, и так же ясно понимал, что совершил ошибку.
Том вернулся в сарай с пропуском в нагрудном кармане. Он был рад, что Куки там нет и некому расспрашивать, чего хотел от него Херст. Впрочем, дальше события развивались так быстро, что Тони Куку стало не до того. Сразу после ужина им велели становиться в строй с полной выкладкой. Том надеялся, что успеет написать Молли, сообщить, что скоро приедет, но вместо этого ему пришлось маршировать вместе со всем взводом назад к передовой. Дороги были забиты войсками, идущими в направлении фронта, и все разговоры шепотом были об одном: началось. Большое наступление! Наконец-то они пойдут в атаку против немцев.
26 июня, понедельник
Милая моя Молли,
я так думаю, будет лучше, если все твои письма ко мне будут храниться у тебя. Жалко будет, если пропадут, а мне их хранить негде. Так что вот они — все, кроме последнего, его я оставлю при себе. Очень жаль, что мы теперь не скоро увидимся, но ты знаешь, что я все время думаю о тебе и о нашем ребенке. Ты моя семья. Сейчас мы опять на постое, в нашем обычном месте. Твой кузен Тони тоже здесь, настроение у всех бодрое.
Ты уже рассказала обо всем Саре? Если нет, то, наверное, пора. Она хорошая подруга и позаботится о том, чтобы ты благополучно добралась домой…
19
Молли понимала, что очень скоро ей придется рассказать Саре о ребенке. Отъезд домой в одиночку будет непростым предприятием. Нужно было подготовиться как следует, и она понимала, что откладывать долго не получится. Ее положение вот-вот станет заметным. Она уже чувствовала, что сестра Мари-Поль подозрительно на нее поглядывает.
«Она не могла догадаться, — твердо сказала себе Молли, — еще ничего не видно».
Молли была права: внешне ничего не говорило о том, что она ждет ребенка. Только юбку пришлось выпустить на пару дюймов, и грудь стала полнее, но и то и другое скрывал широкий длинный передник. Правда, она стала уставать. Обходя палату, вдруг чувствовала непреодолимое желание присесть, а если поддавалась этому желанию — на кухне или в тепле бельевой кладовки, — то ее тут же одолевала дремота, а потом она просыпалась, как от толчка, и могла только гадать, долго ли проспала и не заметил ли кто-нибудь. Сестра Мари-Поль наверняка скоро заметит — с ней нужно быть очень осторожной.
Молли решила ничего не рассказывать Саре, пока не получит известия от Тома. Если ему дадут этот вожделенный отпуск, то все будет хорошо — останется только решить, где же им пожениться. Каждое утро Молли молилась Богу, в которого даже не верила по-настоящему, — просила, чтобы Тому разрешили приехать к ней, а на следующий день, когда письмо так и не приходило, молилась снова. Только получив наконец письмо от Тома, где говорилось, что на ближайшие месяцы в отпуске ему отказано, Молли впервые заплакала. Она читала письмо, сидя в уборной: она знала, что там ее никто не побеспокоит, даже Сара. Том сделал все, что было в его силах, и теперь мог помочь ей только советом.
Милая моя девочка, я думаю, тебе пора рассказать все по секрету Саре и начинать готовиться к отъезду домой. Я этого совсем не хочу, но уверен, что в конце концов так будет лучше для тебя. Мне бы очень хотелось приехать к тебе прямо сейчас, обнять тебя и сказать, что все будет хорошо, но я не могу. Помни, что я люблю тебя больше жизни.
Береги себя и нашего малыша.
С любовью к вам обоим, Том
Молли сидела и смотрела на письмо: строчки расплывались перед глазами, по щекам текли слезы. Теперь ей оставалось полагаться только на себя. Она твердо сказала себе, что ни о чем не жалеет, однако мысль о возвращении домой — с будущим ребенком и без мужа — пугала ее. Воспоминания о родительском доме в долине, мрачном и холодном, не согретом теплом любви, наводили ужас. Молли понимала, что Том прав, но все откладывала и откладывала момент признания. Трудно было решиться рассказать Саре, что произошло в тот день, когда она сбежала из монастыря и Саре пришлось лгать ради нее. Сара будет ужасно разочарована в ней, а для Молли ее мнение было важно. Она всегда очень уважала Сару — еще с тех пор, когда отношения между ними были отношениями хозяйки и горничной, — а за те месяцы во Франции, что они прожили вместе как подруги, начала не только уважать, но и любить.
Наконец, через два дня, она собралась с духом и начала как можно более обыденным тоном:
— Сара, мне нужно тебе кое-что сказать.
После первого возгласа ужаса Сара слушала излияния Молли уже не перебивая.
— Я знаю, он приехал бы, если бы мог, — слабым голосом повторила Молли, когда ее рассказ подошел к концу. — Он не бросил меня, он просто не может.
— Да, — холодно проговорила Сара, — вероятно, не может. — Она посмотрела на Молли. — Так что же ты намерена делать дальше?
— Я бы осталась здесь, если бы могла надеяться, что мне позволят, — сказала Молли.
— Не позволят, — твердо сказала Сара. — Не говоря уже о позоре, ты просто станешь обузой. Ты не сможешь помогать ухаживать за ранеными. А у них нет свободных рук, чтобы позаботиться о тебе и ребенке.
— Я бы сама смотрела за ребенком, — решительно сказала Молли.
— Ну конечно. И все же тебе придется вернуться домой. Так будет намного лучше для вас обоих. — Сара тяжело вздохнула и добавила: — Ох, Молли, как же ты сумела угодить в такую историю? Бога ради, о чем ты думала?
— Я люблю его, — ответила Молли.
— Это не ответ, — отрезала Сара.
— Для меня ответ, — просто сказала Молли. Какое-то время они молчали, а затем Молли проговорила: — Я вижу, что ты не понимаешь, Сара. Я не могу тебе это объяснить. Все, что я могу сказать — это то, что я не пожалела об этом ни на минуту. Ни о нашей любви, ни о ребенке. Жаль, что он не будет носить фамилию отца, когда родится, но теперь уже ничего не поделаешь. Если бы мы смогли пожениться до того, как Том приехал в отпуск, все было бы иначе.
— Вы не могли пожениться, Молли. Ты же сама понимаешь. Ты и сейчас-то почти не знаешь его — только по письмам.
— Твой-то брат съездил в отпуск и сразу женился, и ничего — он же офицер. — В голосе Молли явственно звучали горечь и обида. — Ему не пришлось откладывать. Его жена тоже ждет ребенка. И ничего — он же офицер. А она жена офицера.
— Ой, Молли, не выдумывай, — с досадой сказала Сара. — Совсем не в том дело, кто офицер, а кто нет. Ты же знаешь. Он был в отпуске. Им обоим уже больше двадцати одного года — совсем другие обстоятельства.
— И поэтому его ребенок имеет право родиться, а мой нет.
— Молли, это совсем другое… — начала Сара.
— Да, — устало согласилась Молли. — Как всегда.
— Послушай, — сказала Сара, — так мы ни к чему не придем. Сейчас нужно решить, что делать дальше. Том сказал, почему ему отказали в отпуске? Дают ведь отпуска по семейной надобности. Отчего ему не дали?
— Я же тебе говорила, — сказала Молли, — со дня на день ожидается наступление. Каждый солдат на счету. Разве мистер Фредди тебе не рассказывал?
— Им нельзя писать такие вещи, — сказала Сара. — Я почти ничего не знаю о том, что там происходит.
— Ну, судя по тому, что Том мне рассказывал, когда был здесь, и по его намекам потом, они вот-вот пойдут в атаку на немцев. Большущую атаку — по всей линии фронта. Пока она не закончится, пока немцев не отбросят как можно дальше, каждый солдат нужен там, на фронте.
— Когда? — спросила Сара: она сразу же подумала о Фредди.
Молли пожала плечами.
— Не знаю, — сказала она. — Никто наверное не знает, но теперь уже скоро. Я же тебе говорила, что сказал тогда Том, помнишь?
— Да, но это было несколько недель назад. — Сара задумалась на мгновение, а затем спросила: — А к кому Том ходил просить об отпуске?
— А я разве не сказала? К мистеру Фредди и ходил. Он же командир их роты. Он и сказал Тому, что сейчас об отпуске и речи быть не может.
— А если я ему напишу, — предложила Сара, — объясню, как это важно, — может быть, он передумает? Как тебе кажется?
— Ой, Сара, правда? Тебя-то он послушает! Ты ему скажи, что Тому нужен всего один день. Я поеду в Альбер и встречу его там, а потом мы поженимся, и Том вернется.
— Может быть, это что-то изменит, — сказала Сара, — а может, и нет. Я напишу ему сегодня вечером, но не слишком надейся на это, Молли. Может быть, он все равно ничего не сможет сделать.
Молли схватила ее за руку.