тнего утра. В эти минуты Том чувствовал себя таким живым, как никогда прежде. Его глаза жадно вбирали и отсвет солнца на траве, и блеск росы на паутине, а пронзительный голос жаворонка, парящего высоко в небе, напомнил ему о Молли. Том знал, что падре идет всего на шаг позади, и был рад этому. За ним шагали доктор и другие офицеры. Их сапоги гулко топали по каменистой дороге, когда процессия приближалась к месту казни. Впереди Том увидел солдат, выстроившихся по трем сторонам площадки. Они остановились на некотором расстоянии, адъютант вышел вперед и зачитал рядовому Томасу Картеру обвинение, а затем приговор. Солдаты стояли неподвижно и прямо. Не слышно было ни звука, лишь беззаботный жаворонок все выводил над ними свои трели. Затем подошел доктор и надел повязку Тому на глаза. Последним, что видел Том, было серое лицо Тони Кука, мрачно глядевшего на него из рядов.
Его провели вперед и привязали к столбу на четвертой стороне площадки. Теперь, когда момент настал, Том ощутил странное спокойствие. Он словно бы наблюдал за всем почти со стороны. Он почувствовал, как ему что-то прикололи на грудь, и знал, что это кусок белой ткани — отметка на сердце для расстрельной команды. Он слышал, как священник рядом тихим голосом читает молитвы, и, хотя не видел знака, поданного помощником начальника военной полиции, почувствовал, как падре шагнул в сторону, и понял, что это конец. Стоя с завязанными глазами, Том вызвал в воображении лицо Молли, ее смеющийся взгляд глаза в глаза, и мир взорвался залпом винтовочного огня.
Лейтенант Смолли вернулся в штаб после похорон и встретил там озабоченного капрала.
— А, вот и вы, сэр, — сказал тот. — Думаю, я должен отдать это вам, сэр. — Он неловко посмотрел на конверт в руке. — Письмо для Картера, сэр.
Смолли взял письмо и сказал:
— Спасибо, капрал. Я прослежу, чтобы его отправили вместе с другими его вещами.
Он взял и это письмо, и то, которое Том ночью написал Молли, оседлал лошадь и отправился в путь за десять миль — в Сен-Круа.
2001
22
Рэйчел долго смотрела на письмо, которое Том написал накануне казни. Слезы щипали глаза, в горле застрял комок. Так вот, значит, как. Вот что случилось с ее прадедом, Томом Картером. Его объявили дезертиром и расстреляли на рассвете. Она вновь перечитала письмо. Он держался так храбро, старался утешить Молли… Что подумала Молли, когда получила это письмо? Должно быть, она была в полном отчаянии. Рэйчел долго не могла читать дальше. Оставалось еще несколько писем, но последнее письмо Тома как-то выбило ее из колеи. Она сидела, держа в руке пожелтевший листок (но карандашные строчки на линованной бумаге были все еще четкими), и ощущала странную пустоту внутри. Знала ли бабушка, что ее отца расстреляли? Рассказала ли ей об этом ее мать? Почти наверняка нет — когда мать умерла, Роуз была еще совсем маленькой. А бабушка? Тоже, наверное, не рассказывала, ведь это делало обстоятельства ее рождения еще более постыдными, а бабушка и без того стыдилась ее. Роуз сказала, что сама не читала ни одного письма — значит, она не знает.
В поисках утешения Рэйчел сняла трубку и набрала номер Ника Поттера. Тот ответил сразу же.
— Ты занят? — спросила Рэйчел.
— Ничего такого, что не может подождать, — ответил Ник, что-то уловив в тоне ее голоса.
— Можешь приехать?
— Уже еду, — отозвался он. — С тобой все в порядке?
Рэйчел попробовала засмеяться — не получилось, и тогда она сказала:
— Да, только что узнала печальную новость, вот и все. Подумала — может, ты поднимешь мне настроение.
— Я еще у мамы, — сказал Ник. — Буду у тебя примерно через три четверти часа.
Безмерно обрадованная этой новостью, Рэйчел налила себе вина и взялась за следующее письмо. Это было письмо Тому от Молли, которая тогда еще не знала о его смерти.
25 июля
Дорогой Том,
я получила твое письмо о том, что ты арестован. Конечно, они должны поверить тебе насчет пропуска.
Бедняжка Сара только что узнала, что Фредди пропал без вести — должно быть, погиб в этой ужасной битве. Она места себе не находит. Значит, Фредди теперь не сможет подтвердить, что у тебя был пропуск в Альбер. Что же теперь с тобой будет? Наверное, тебя снова отправят на фронт, в твою часть, а значит, мне пора собираться домой. Не беспокойся обо мне. Мы все распланировали, и Сара отдала мне деньги, которые сэр Джордж прислал на дорогу домой в прошлый раз, так что тут никаких трудностей не будет. Хорошо, что мы их сохранили. Она собиралась написать обо мне отцу, объяснить все, но теперь вряд ли напишет. Они оба слишком расстроены, им не до меня. Я подумала — может, она тоже поедет со мной домой, чтобы побыть с отцом, но она говорит, что пока нет. Она говорит, что ее место здесь, в госпитале. Тут в эти дни был просто сумасшедший дом. С фронта хлынули раненые. Обычно к нам редко везут тех, кого должны отправить домой, но кругом все переполнено, так что многим здесь оказывали какую-то неотложную помощь, а потом отправляли их в Англию. Мне бы тоже нужно быть здесь, но как только мать-настоятельница все узнает, меня отправят собирать вещи.
Так что ты, дорогой Том, обо мне не беспокойся. Береги себя и знай, что мы будем тебя ждать. Я напишу снова, когда вернусь домой.
С любовью, Молли
«Как же это письмо попало опять к Молли?» — подумала Рэйчел. Очевидно, его отправили по почте, потому что оно было в конверте с маркой.
Читая письма, Рэйчел делала пометки в блокноте и теперь записала этот вопрос, прежде чем перейти к следующему конверту. Письмо было для Молли, на ферму Вэлли, подписано аккуратным почерком, который до этого Рэйчел не встречался, и на нем была французская печать. Она достала письмо из конверта и взглянула на подпись. Оно было от Сары.
Монастырь Пресвятой девы Марии, Сен-Круа, 1 августа
Дорогая Молли,
мне так жаль, что приходится сообщать тебе ужасные новости, но я чувствую, что об этом нужно написать немедленно. Сегодня здесь был капеллан из батальона Тома, преподобный Смолли. Он спрашивал тебя, а ты, конечно, уже уехала, но он знал и обо мне и захотел в таком случае поговорить со мной.
Он рассказал мне, что твоего бедного Тома расстреляли сегодня утром за дезертирство. По его словам, Том говорил, что у него был отпуск, но не смог это доказать, и его отдали под трибунал. Он участвовал в битве, в которой погиб мой дорогой Фредди, и после этого пытался добраться до Альбера. Они решили, что он дезертировал, находясь на действительной службе.
Я знаю, это будет для тебя страшным ударом, Молли, и единственное, чем я могу тебя утешить, — преподобный Смолли рассказал, что Том все время думал только о тебе и о ребенке и, когда пришел его час, шел твердо и умер храбро.
Прилагаю письмо, которое Том написал тебе в ночь перед смертью, а также возвращаю то, которое ты написала ему и которое пришло слишком поздно. Его, конечно, не вскрывали, падре так и привез его с собой. Он очень добрый, мягкий человек, и он был очень расстроен тем, что так мало смог сделать для Тома. По его словам, беда была в том, что почти все офицеры, хорошо знавшие Тома, как Фредди, например, погибли в первый же день и выступить в его защиту было некому. Он не осуждал Тома за его поступок, хотя, думаю, и не одобрял. Он хотел рассказать тебе лично, чтобы ты узнала об этом не из официальной бумаги. Том написал завещание и оставил все тебе, но вряд ли у него было много вещей, помимо тех, что я высылаю вместе с письмом.
Моя дорогая Молли, тебе сейчас будет очень тяжело, особенно если об этом станет известно дома. Я не стала говорить своему отцу — он все равно не поймет, и, полагаю, тебе тоже лучше держать это в секрете. Никто не должен знать: пусть все думают, что Том погиб в бою. Падре похоронил его на кладбище недалеко от линии фронта, похоронил по-христиански, так что теперь твой Том покоится с миром среди своих товарищей.
Я должна сказать тебе кое-что еще, дорогая Молли, а именно — я решила остаться здесь, в монастыре, и стать одной из сестер. Мать-настоятельница приняла меня в послушницы, и отныне я буду зваться сестрой Мари-Пьер. Ты, наверное, удивишься моему решению, но удивляться нечему. Ты же знаешь, как мне всегда было здесь хорошо. Я чувствую — это то место, которое Всевышний предназначил для меня, и живу в мире с собой с тех пор, как приняла это решение. Конечно, до конца этой ужасной войны я буду работать так же, как в те дни, когда мы были вместе, но у меня нет уверенности, что я создана для ухода за больными, и когда-нибудь буду счастлива посвятить больше времени благочестивым размышлениям.
Я, конечно, написала отцу и рассказала ему об этом. Знаю, он будет недоволен, но я убеждена, что поступаю правильно. Я надеюсь приехать в Чарлтон Амброуз на несколько дней, чтобы повидать его, когда меня отпустят, и тогда же смогу увидеть тебя и твоего малыша.
Мне очень горько сообщать тебе эту ужасную весть, Молли, но ты знаешь, что всегда будешь в моих молитвах, так же, как сейчас.
Твоя любящая подруга Сара
Рэйчел сидела с письмом в руке и со слезами на глазах. «Какое невероятно грустное письмо», — думала она. Как только Молли смогла пережить это? Должно быть, она сказала родителям, что Том погиб. Но рассказала ли она всю правду?
«Вряд ли, — решила Рэйчел. — Я бы на ее месте не стала, учитывая, какие у нее с ними были отношения». Отцу-то она наверняка не сказала, разве что с матерью все-таки поделилась своим горем. С кем-то ведь нужно было.
Интересно — значит, капеллана звали Смолли. Может, это тот самый Генри Смолли, который после войны приехал в Чарлтон Амброуз? Должно быть, он и есть. В статье о нем в архиве «Кроникл» было сказано, что он служил на фронте в Первую мировую. Возможно, он знал Фредди и после войны приехал повидать его отца. «Или не его, а Молли?» — пришло в голову Рэйчел. Очевидно, казнь Тома Картера сильно его потрясла. Иначе зачем бы ему ехать в монастырь, чтобы лично сообщить Молли эту новость? Адрес Молли он знал из расчетной книжки Тома. Может быть, он как раз и приехал посмотреть, как они там живут с ребенком? Было ясно, что он очень сопереживал погибшим на войне. Видимо, это он и убедил сэра Джорджа позволить ему освятить девятое дерево. Может быть, Сара попросила его поговорить с ее отцом. Как бы то ни было, очевидно, что преподобный Генри Смолли приехал в Чарлтон Амброуз в 1921 году и прожил там до 1938 года. Он написал историю прихода, и теперь Рэйчел была убеждена: он знал, в честь кого посажено девятое дерево. И она теперь, кажется, тоже знала. В честь ее прадеда, Тома Картера.