уважением. Пол научил меня, что человек, который мало болтает, кажется важным, сильным. Ну, если этот человек – мужчина, конечно. Если ты девушка, такое не пройдет: тебя сочтут холодной стервой.
Дорого я дала бы, чтобы обойтись сейчас без болтовни.
Я сижу в машине рядом с «Синей птицей», в паре миль от прачечной. Постиранные шмотки лежат на заднем сиденье. Я барабаню пальцами по рулю. «Синяя птица». Никаких птиц не видно, но зато на фасаде висит знак: «$39,99 ЗА НОЧЬ, ВАЙ-ФАЯ НЕТ».
Та еще развалюха. Ей бы новую отделку, новую крышу… да и все остальное. Я припарковалась напротив офиса, и мне все видно в окно. Там сидит старик, спиной ко мне. Смотрит телевизор. Какой-то черно-белый фильм.
Я кладу голову на руль.
«Где же ты, Кит?»
Я вылезаю из машины с рюкзаком на плече и подхожу к «Синей птице». Мужчина за стойкой отрывается от фильма, выглядывает в окно и наблюдает за мной. Он так пристально на меня смотрит. Даже интересно, узнает ли он меня спустя несколько месяцев, когда меня покажут в новостях. А пока – вот она я.
Я пересекаю парковку. Едва я захожу внутрь, он говорит:
– Я не тороплю.
Вблизи он кажется не таким уж и старым. Наверное, рано поседел. Ему явно не больше пятидесяти. Смуглые руки и ноги покрыты татуировками. В голосе есть что-то напускное, будто он делает вид, что мы старые друзья.
– Х-хочу остаться на д-две ночи.
Он зевает.
– Хорошо.
Я перевожу взгляд на телевизор. Он такой старый, что у него даже не кнопки, а круглые ручки. Идет фильм с Бетт Дэвис. На экране – ее прекрасное изящное личико с огромными круглыми глазами. Кажется, это «Победить темноту». Хороший фильм. Время от времени мы с Мэтти и Мэй Бет смотрели классику по одному из трех каналов, которые у нас были. Фильмы с Бетт Дэвис были моими любимыми. Они и сейчас мои любимые.
Надпись на ее надгробии гласит: «Она прошла непростой путь».
– Дай только свои документы, и все оформим.
Я отвлекаюсь от фильма и поворачиваюсь к нему.
– П-простите?
– Надо возраст посмотреть. Не могу тебя заселить, если ты несовершеннолетняя.
– Н-но я…
– Просто покажи документы. – Он улыбается. – Иначе всю ночь тут проторчим.
Вот урод.
– Правила такие, – добавляет он, и тут раздается резкий хлопок. По экрану телевизора бежит рябь, и из колонок доносится громкое шипение. – Ох, бл…
Он одергивает себя и бежит настраивать телевизор. Я пялюсь ему в затылок и думаю: а не знает ли он Кита? Если, конечно, Кит тут Кит. Может, здесь он Даррен. Или это место одно из немногих, где он не боится использовать свое настоящее имя. Может, он Джек.
– В-вы знаете Д-Даррена М-Маршалла?
Он оборачивается и удивленно отвечает:
– Знаю.
Иногда мне везет.
– К-круто. – Я мешкаю. – Он друг м-моей семьи. Г-говорил, чтобы я з-заглядывала, если окажусь н-неподалеку.
– Вон оно что… Да, Даррен – мой добрый приятель. Так что ты там хотела? Номер на две ночи? Одноместный или двухместный?
– О-одноместный.
– Дам тебе пять процентов скидки. Друг Даррена – мой…
– А его с-самого тут н-нет? Д-давно его не видела.
– Не, сейчас его нет. Но скоро он, конечно, приедет. Сама понимаешь.
Нет, не понимаю.
Он опять зевает, дает мне расписаться за номер – я пишу «Лера Холден», – берет у меня деньги и вручает мне ключ.
– Номер двенадцать, – говорит он. – В конце коридора, предпоследний.
– С-спасибо.
– Знаешь, во времена моего деда монашки думали, что заикание можно вылечить розгами.
Он смеется. Я молча смотрю ему в глаза, пока он не краснеет и не пытается придумать, как бы замять ситуацию. Но что тут скажешь?
Он ограничивается пожеланием спокойной ночи.
В таком мотеле легко вспомнить обо всех своих тайнах. Стоимость пребывания измеряется тем, насколько ты готов смириться со своей бесславной жизнью. Ну, и еще почти восьмьюдесятью долларами. Я закрываю за собой дверь, задергиваю шторы, поворачиваю ключ в замке, а потом прижимаюсь лбом к двери, пока с усталых мышц не спадает напряжение. Я позволяю себе забыться в собственной боли. Но только на пару мгновений.
Потом я поворачиваюсь, чтобы рассмотреть номер.
Здесь стоит запах какой-то химии, который, впрочем, не скрывает того, насколько тут спертый воздух. Заляпанные бледно-бежевые обои в цветочек – видимо, неудачная претензия на уют. На деревянном комоде с заметно побитыми уголками стоит старый телевизор – тоже с круглыми ручками. Крохотный красный столик, пластиковые стулья. На полу – пушистый, где-то протертый темно-красный ковер с пурпурными пятнышками. Я стаскиваю кроссовки и встаю на грязный ковер. Отсюда я различаю аквамариновую плитку в ванной.
Там тоже нет никаких синих птиц.
Но душ принять было бы неплохо.
Я беру с собой в ванную сменную одежду, раздеваюсь и включаю воду. Она не настолько горячая, насколько хотелось бы: я не перестаю трястись. Но все равно лучше уж вымыться наконец. Насколько это возможно в таком месте: между плитками – плесень, по краям ванны – грязные разводы. Я натираю все тело маленьким мылом, пеню волосы. Даже плакать хочется от удовольствия. Помывшись, я натягиваю футболку и встаю перед зеркалом. Провожу пальцами по лицу, тихо охаю, касаясь фингала и распухшего носа.
Я выключаю свет в ванной и ложусь в постель. Одеяло тяжелое, а простыня колючая. Глаза закрываются, и вокруг меня сгущается пустота, в которую наконец можно погрузиться.
Но в глубине души я не хочу расслабляться.
Не знаю, долго ли я так лежу, перед тем как услышать щелчок дверной ручки. Я не сразу понимаю, что я в опасности, но, даже поняв это, не могу встретить ее лицом к лицу. Потом я слышу осторожные шаги. Чувствую, как прогибается под его весом матрас.
Он касается моей лодыжки.
– Сэди. Сэди, девочка моя… Я пришел проверить, помолилась ли ты на ночь. – У него мягкий, убаюкивающий голос, почти шепот. Я не открываю глаз, стараюсь не дышать. – Ах, так ты спишь. Ну хорошо. – И он с нажимом добавляет: – Тогда, наверное, зайду к Мэтти.
Я открываю глаза.
«Девочки»Эпизод 5
Диктор. Спонсор нашего подкаста – издательство «Макмиллан».
Уэст Маккрей. Я приезжаю в Колд-Крик рано утром. Еще совсем темно. Я не жду, что мы сразу же встретимся с Клэр: в конце концов, непорядочно беспокоить людей до девяти утра, – однако не успеваю я бросить сумки на пол, как мне звонит Мэй Бет со словами: «Приходите прямо сейчас». Когда я подхожу к трейлеру, оттуда доносятся крики.
(Приглушенные женские возгласы.)
Уэст Маккрей (в студии). У меня в голове не укладывается, что Клэр вернулась. Обязательно нужно поговорить с ней, выслушать ее историю. До этого мне о ней рассказывал всего один человек – Мэй Бет, причем она не большая фанатка Клэр. Но…
(Хлопанье двери.)
Мэй Бет Фостер. Она не хочет с вами разговаривать. И она совсем не изменилась.
Уэст Маккрей. В каком смысле?
Мэй Бет Фостер. Осталась такой же эгоисткой.
Уэст Маккрей. Мне очень нужно поговорить с ней, Мэй Бет. Возможно, с ее помощью я выйду на Даррена.
Мэй Бет Фостер. Сейчас я к ней вернусь. Она пока курит.
Уэст Маккрей (в студии). Мэй Бет рассказывает, что уже собиралась ложиться спать, как вдруг посмотрела в окно и увидела свет в окне комнаты Мэтти. Первой ее мыслью было: «Сэди». Но это была не Сэди. В кровати Мэтти Мэй Бет нашла свернувшуюся калачиком Клэр. Оказалось, что та взломала замок. Когда Мэй Бет вернулась в свой трейлер, я слышал только их громкие голоса.
На улице холодно. Над трейлерным парком ярко сияют звезды. В Нью-Йорке я их особо не вижу. Наверное, жители Колд-Крика так к ним привыкли, что и сами не замечают этой красоты.
В итоге я жду почти два часа, прежде чем Клэр выходит из трейлера.
Клэр Сазерн. Значит, вы тот самый репортер, о котором говорила Мэй Бет.
Уэст Маккрей (в студии). Я представлял Клэр Сазерн совсем по-другому.
Ну, для начала, она сразу же заявляет, что больше не употребляет. У меня нет причин ей не верить. На фотографиях она выглядела иначе. Сейчас она поправилась, причем, честно говоря, прилично. У нее здоровый цвет лица, живой взгляд и длинные блестящие волосы. Правда, от одной привычки она до сих пор не может избавиться: дымит, как паровоз.
Клэр отказывается зайти в трейлер, сесть за стол и нормально поговорить. Вместо этого она стоит в темноте и внимательно слушает мои вопросы. Мэй Бет переминается с ноги на ногу у входной двери, то исчезая, то вновь появляясь на пороге, и слушает наш разговор, хотя, кажется, не подозревает, что мы об этом знаем.
Клэр Сазерн. Я разговариваю с вами только потому, что сама так решила. Мэй Бет этого не хотела. Если вы слышали обо мне только от нее… Представляю, сколько ерунды она вам наговорила.
Уэст Маккрей. Мэй Бет сказала, что вы употребляли наркотики, а потом уехали. Больше она о вас не слышала.
Клэр Сазерн: Когда я узнала, что Мэтти… что Мэтти умерла в прошлом октябре, я попыталась покончить с собой. Надеялась умереть от передоза. Хотела быть со своей малышкой. Но это не сработало. И я подумала: вот он, знак. Тогда один друг помог мне найти реабилитационный центр – не самый лучший, но с иглы я слезла. И до сих пор ничего не принимаю.
Уэст Маккрей. Мэй Бет говорила, что нашла вас в комнате Мэтти.
Клэр Сазерн. У меня есть на это право.
Уэст Маккрей. Как вы узнали, что она умерла?
Клэр Сазерн. Услышала в новостях. Мой… мой друг сказал, чтобы я включила телевизор.
Уэст Маккрей. Вы знали, что Сэди пропала?
Клэр Сазерн. До этого вечера – нет.