стры — на верхнем этаже, а в кухне напевала Маргарет, вытирая насухо вымытые тарелки. Только на этот раз его поцелуй не застиг меня врасплох. На этот раз это был взаимный поцелуй.
— Извини, что я задержался. Не мог найти дом.
Оказалось, что он узнал мой телефон у Имилды. Они вместе с Гером в ту ночь ехали за автобусом, чтобы узнать, где мы выйдем, вернуть ботинок и пожелать доброй ночи. Но автобус неожиданно свернул, и они не успели посигналить и потому промчались вперед. К тому времени, когда они развернулись, чтобы догнать нас, автобус скрылся из виду. Они покружили еще какое-то время, надеясь, что он снова появится, но им так и пришлось уехать ни с чем в ту ночь. Но Робби сказал, что все время думал обо мне, к тому же жалко было оставлять без пары такой хороший ботинок, поэтому он решил продолжить поиски. Он вычислил, по какому маршруту ходит автобус, и несколько раз проходил по тем местам в надежде встретить меня и однажды наткнулся на Имилду, возвращавшуюся с работы. Он рассказал ей, что подобрал мой ботинок и теперь хотел бы вернуть его мне.
Имилда сказала, что может сама вернуть мне ботинок (вредина), и тогда ему пришлось объяснить, что ботинок — это только предлог, и на самом деле он хочет встретиться со мной. Тогда Имилда учинила ему допрос — кстати, Робби оказалось восемнадцать, а не двадцать два, как сказал его друг, — и лишь после этого продиктовала ему мой номер. То есть сначала убедилась, что он нормальный парень, и согласилась держать все от меня в секрете — он хотел сделать мне сюрприз. Конечно, всю эту историю он рассказал мне не там, в холле, а потом, когда сказал, что принес ботинок.
— Ну так где же он?
— Кто?
— Ботинок. Ты же пришел, чтобы отдать его мне.
— А, ну да, — смущенно проговорил он. — Алва его забрала, — сказал он. — Я объяснил ей, почему я здесь, и она выхватила его из моих рук и побежала вверх по лестнице, чтобы показать его Э… сестре.
Зачем Алве понадобился мой ботинок? Может, она задумала какую-нибудь шутку? Только не пойму, что здесь смешного. И когда Робби успел узнать ее имя?
— Наверное, ты сказал Алве, как тебя зовут, когда вошел? — поинтересовалась я.
— Что? А, да, да, сказал.
Зачем он говорит это? Может, просто, чтобы не молчать? Откуда бы ему знать, что у меня есть сестры?
— Это не родная моя сестра, — сказала я поспешно.
— Нет, конечно, нет, — ответил он, как будто знал всю нашу семейную историю, хотя откуда? За те полминуты, что Алва простояла с ним в дверях, она ничего бы не успела ему сообщить. Робби пробыл у нас до пяти часов. Отец принес нам чай, и я представила их друг другу. Я объяснила, что мы с Робби познакомились через Имилду, и это частично было правдой. Все остальные тоже явились, чтобы выпить чаю и познакомиться. Алва держала мой ботинок за шнурки.
— Твой, Синди, — сказала она, раскачивая ботинок.
— Дай его сюда! — крикнула я, потянувшись за ним и пытаясь подстроиться под ее шутливый тон, но вообще-то мне совсем не нравилось, что она находится в центре всеобщего внимания. И все благодаря моему ботинку.
— Я примерила его, — продолжала она, — и Эшли тоже. Но он велик нам обеим. Слишком большой для наших миниатюрных ножек, не правда ли, Эш?
— Отдай ей ботинок, — сказала Эшли, — покраснев при этом до кончиков волос. С чего бы это?
Тогда Алва бросила его мне довольно грубо. Я думаю, она хотела заехать в меня, но я поймала его.
— Спасибо, — ответила я, стиснув зубы, желая, чтобы они все как можно скорее убрались, оставив меня с Робби. Но Маргарет завела разговор с ним, а Алва встревала при первой же возможности. Не думаю, что она вела себя так назло мне. Просто она изо всех сил пыталась привлечь его внимание.
Потом мы все вместе пили чай. Разливал отец. Это было похоже на то, как пишут в книжках о воспитании подростков: надо приглашать домой их друзей. Правда, в отличие от написанного все выглядело очень спокойно и по-домашнему, никакой назидательности. Робби вел себя очень учтиво и был подчеркнуто вежлив со всеми. Хотя я заметила, что он сделался бордовым, когда я представила его Эшли, и мне показалось, он все время старался не встретиться с ней глазами. Но в остальном он вел себя так мило, что я готова была броситься к нему с поцелуями. Он поговорил с Алвой о каком-то певце и пообещал достать ей билеты на концерт в следующем месяце. Было видно, что Алву впечатлило. И мне кажется, что дело здесь вовсе не в билетах, а просто Робби ее очаровал.
С отцом они разговаривали о мотоциклах, хотя я не подозревала, что отец интересуется ими, а с Маргарет обсудили, как варить яблочное варенье. Не заметила, как они выехали на эту тему, но выяснилось, что отец Робби заядлый садовод, а его мама консервирует все овощи и фрукты, которые вырастают у них в саду. Робби знает все о том, как лучше морозить овощи и где хранить заготовки.
Вообще, когда о таких вещах говорит молодой парень, это выглядит глупо, но у Робби все прозвучало абсолютно естественно. Я давно уже не чувствовала себя так нормально, и даже присутствие семьи меня не смущало. Но лучше, конечно, если бы беременность Маргарет не была столь заметна, потому что глядя на ее живот, я невольно вспоминаю все предшествующие события, и мне становится неприятно.
Эшли почти не было видно и слышно. Она тихонько сидела в стороне, уставившись в ковер, и даже не выпила чаю. Зато Алва действовала за двоих, угощая Робби печеньем. Потом, после его ухода, она сказала, что он великолепен, и она мечтает, чтобы у нее был такой же бойфренд. (Я же говорила, что он очаровал ее.)
— Он не мой бойфренд, — сказала я.
— Да, а кто же он тогда? — спросила она. — Он… — начала я, — а, ну да, наверное, я могу назвать его своим бойфрендом.
Сказав это, я лаже не покраснела. И наверное, в этом была доля правды, потому что уходя Робби спросил, может ли он снова встретиться со мной, и я ответила, что позвоню ему.
В тот момент мне хотелось, чтобы он ушел, потому что мне нужно было все обдумать. Никогда раньше я не договаривалась с парнем о свидании.
Вторник, 25 ноября
Лиза умирает от любопытства — так ей не терпится увидеть Робби. Поэтому сейчас она дает мне инструкции, как и где я должна пройти с ним вокруг ее дома. Она не может выйти, так как ей надо помочь с ребенком. Мы почти не видимся с нею последнее время, только в школе. Ей бы нужно как-то договориться с мамой и оставить для себя хоть немного свободного времени. А мне нужно тренироваться, как обращаться с младенцами. До нашего осталось чуть больше трех месяцев.
Четверг, 27 ноября
Наконец-то это случилось. У нас произошел страшный скандал. Правда, ничего не изменилось. Я думала, что, может, ситуация прояснится, но, по-моему, все только усугубилось.
Все началось между мной и Алвой. Она надела мои ботинки, те самые, знаменитые, благодаря которым мы с Робби стали встречаться — не очень — то романтичная ситуация, объективно говоря, но зато забавная. Суть в том, что она не спросила разрешения, а просто взяла их. Но есть вещи, которые нужно понимать. Мне же не приходит в голову взять без спроса ее свитер или даже щетку для волос, а я никому не позволю хватать мои вещи так по-наглому.
То, что она взяла их у меня, означает одно: она хочет быть похожей на меня. Так же она во всем копирует Эшли. Носит точно такую же одежду, читает ее книги, даже плакаты в их комнате висят одинаковые. Я думала, в этом есть вина Маргарет, то, что она с самого детства одевала их как близняшек, но сейчас, когда я узнала их лучше, у меня нет сомнений, что Алва самая настоящая обезьянка. Все повторяет за Эшли, хотя на этот раз она, видимо, хотела копировать меня. Мне никогда и в голову не приходило, что она может подражать мне, но у меня и младшей сестры никогда раньше не было. Не то, что я считаю ее своей сестрой, ни в коем случае. Как я уже говорила, Эшли и Алва просто две скучные девчонки, которые тоже живут в этом доме.
Ладно, возвращаюсь к истории с ботинками. Вчера я пришла из школы и, как обычно, поднялась в свою комнату, чтобы снять с себя эту несносную школьную форму. Я влезла в свои черные легинсы, но нигде не обнаружила свои ботинки. Заглянула под кровать, посмотрела под стулом, но их нигде не было. Я даже поискала внизу гардероба и проверила в камине — мы им не пользуемся, поэтому я иногда ставлю туда ботинки. Нигде нет. Я вечно разбрасываю вещи где попало, поэтому мне и в голову не могло прийти, что кто-то мог взять их. Меня только удивило, что на этот раз я запрятала их так далеко, что хоть с собаками ищи, Иногда я снимаю их, когда смотрю телевизор, чтобы усесться с ногами на диван. Не конченая же я свинья, чтобы класть ноги в грязной обуви на чистое покрывало. Кроме всего прочего это мамин диван, и мой долг — относиться уважительно к ее памяти. Мне кажется, я уже говорила, что она очень гордилась нашим домом.
Я не стала зацикливаться на пропавших ботинках, сунула ноги в тапочки и села за уроки.
Но когда пришло время ложиться спать, я обнаружила, что ботинки, будто и не пропадали, аккуратненько стоят около кровати. Я точно знала, что раньше их там не было. Единственное объяснение, которое напрашивалось само собой, — кто-то сначала взял их, а потом поставил обратно. Я не стала сильно задумываться, решив, что это Маргарет нашла их где-нибудь валявшимися и любезно принесла их ко мне в комнату. Это, впрочем, не столько любезность, сколько особое отношение к чистоте и порядку. Ей проще вернуть ботинки на свое место, чем созерцать и то и дело натыкаться на них еще где-либо в доме. Но когда я обмолвилась об этом за завтраком, оказалось, что Маргарет здесь вовсе ни при чем.
— Это не мама, это я, — выкрикнула Алва.
— Ты? — переспросила я недоверчиво. Алва не такая уж чистюля.
— Да, я поставила их на место после того, как позаимствовала их у тебя, чтобы сходить к Саре. (Сара — это ее подруга.)
— Что ты сделала? Позаимствовала мои ботинки, даже не спросив у меня? Ты зашла ко мне в комнату и просто взяла их?