Алва ела мороженое, продолжая дуться, пока мама не сказала, что ее очередь мыть посуду. Я попыталась встретиться с ней взглядом, но она неотрывно смотрела в стену,
— Это он хочет, мама, но не Алва, — сказала я непринужденно.
Алва, словно не слыша нашего разговора, продолжала есть мороженое.
— Алва! — позвала я громко, толкая ее ногой под столом.
— О! — завопила она. — Больно же! Эшли! Мне же попали клюшкой на хоккее как раз по этому месту.
— Ой, прости, я не подумала. Но ты, по-моему, не слышишь, о чем мы говорим. О том, чтобы пойти с мамой на обед к Ричарду. — Я снова стукнула ее по ноге.
— А, перестань! Ай, ладно, пойдем, пойдем!
Потом я, чтобы сменить тему, сказала, что вчера в магазин заходил Боб и я продала ему книгу. Я решила, что это неплохая мысль — напомнить о нем, чтобы проверить их реакцию, но, казалось, никого эта тема не волнует: ни мама, ни сестра никак не отреагировали на мое сообщение. Неужели никому нет дела до моей личной жизни?
Воскресенье, 29 июня
Я сказала Алве, чтобы она не надевала джинсы, собираясь в гости к Ричарду. Она разозлилась, но ответила, что посмотрит и, может быть, наденет что-нибудь другое. Я подумала, что она может пойти в длинном платье. Это все, что она носит: вечные джинсы и длинные платья, как будто боится, что кто-то увидит ее ноги. Если она всегда будет так одеваться, то ее ноги никогда не загорят и останутся бледными как поганки. Но она появилась в спортивной водолазке под горло и клетчатой юбке цвета хаки, той самой, что мы купили в городе, когда ездили потратить деньги, подаренные ей на день рождения. Вот в юбке она выглядит здорово. У нее хорошая фигура, только она всегда так замаскируется, что этого и не разглядишь. Сейчас она даже колготки подобрала в тон юбке. Готова поспорить, она стащила их из моей комнаты, потому что я не помню, чтобы у нее были такие. Она вечно роется в моих вещах.
Я засмеялась, когда увидела ее в клетчатой юбке, потому что тоже надела ту самую юбку, которую купила в тот день вместе с ней. В отличие от Алвы я часто ношу ее, потому что мне она очень нравится. Я не помню, чтобы Алва хоть раз надела ее с тех пор, как купила. Алва говорит, что юбки слишком напоминают ей школьную форму.
— Можешь мне помочь? — спросила она и добавила, открывая руку сжатую в кулак: — Я одолжила их.
На ее маленькой розовой ладошке лежали четыре маленькие сережки-гвоздика. Я должна объяснить, что мама просто фанатка разных сережек. Если было бы можно, она носила бы сразу десять пар. Особенно ей нравятся гвоздики, но Алва, словно специально, чтобы сделать наоборот, носит в ушах огромные кольца. Только не в школу, конечно.
— Что ты хочешь, Алва? — спросила я. — Зачем ты взяла их из маминой комнаты? Ты просто невыносима. Ты же прекрасно знаешь, как она не любит, когда берут ее вещи, потому что потом она вынуждена искать их по всему дому.
— Но в этом случае она, я думаю, не будет против, — сказала Алва усмехнувшись. — Здесь как раз две пары.
Мы обе надели серьги и сразу стали выглядеть старше.
— Теперь этот Ричард не сможет смотреть на нас, как на детей, правда? — засмеялась Алва, глядясь в зеркало в моей спальне.
Очевидно, она решила изменить свое мнение и по-другому посмотреть на ситуацию, вместо того чтобы все время дуться. Я знаю, что для нее это большой подвиг, потому что на самом деле все происходящее для нее ужасно. Я обняла ее за плечи, и в зеркальном отражении она увидела мою улыбку, означавшую, что я понимаю ее и благодарна ей.
— Послушай, если бы ребята с плаката увидели тебя, то ни за что бы не поняли, что это ты.
Мама была в восторге от нашего вида. Заметив серьги у нас в ушах, она рассмеялась, но было видно, что она нервничает. А я была рада, что мы постарались что-то сделать ради нее.
А вот о дочери Ричарда нельзя сказать подобного. Оказалось, ее зовут Синди. Такое имя хорошо подходит для какой-нибудь куклы или супермодели, но не для реальной девочки. На ней были грязные джинсы и футболка, которая выглядела так, будто она спала в ней.
Но дом их очень милый. Он большой и старинный, с французским окном в одной из комнат и мраморным камином в другой, а также есть красивое пианино из орехового дерева. И во всех комнатах хрустальные люстры. Мне просто не терпелось сесть за инструмент, но у него был такой вид, что, похоже, на нем сроду никто не играл. В гостиной у них паркетный пол и лежит персидский ковер красно-синего цвета. Правда, я точно не знаю, персидский он или нет, но выглядит просто шикарно. Все вещи в доме кажутся купленными в антикварном магазине. Даже пуфик в гостиной сделан из натуральной кожи. Еда тоже оказалась вкусной, настоящий праздничный стол. Мы ели мясо ягненка, приготовленное Ричардом собственноручно, чем он был очень горд.
Он суетился, меняя тарелки и вилки, а Синди просто сидела и, судя по ее виду, скучала: за все время обеда она едва ли проронила пару слов. Сначала я думала, что она стесняется и попыталась заговорить с ней, но она не поддержала моей инициативы, поэтому мы с Алвой ограничились фразами типа «передай, пожалуйста, масло». Мы очень старались, но это все лишь ради мамы.
Ричард принес бутылку красного вина. По-моему, он и вправду хороший человек. Или хочет таким казаться? Он предложил мне немного вина. Я попросила налить совсем чуть-чуть, потому что не пью спиртных напитков, и долила воды в свой бокал. Зря я сделала это, потому что вкус получился отвратительный. Алве налили кока-колы. А вот Синди вино, похоже, пришлось по вкусу. После третьего стакана она начала рассказывать истории о своих друзьях, особенно часто упоминая подругу по имени Лиза. Слушать ее было совсем неинтересно. А мама слушала увлеченно, потому что знала этих ребят по школе. Еще Синди рассказала, какие прозвища у учителей. Они оказались не слишком оригинальными.
Когда Алва похвалила десерт, Синди ответила ей испепеляющим взглядом и выбежала из-за стола. Ричард попытался как-то загладить ситуацию, а мы притворились, будто ничего такого не заметили. Возникло неловкое молчание, и тут мама предложила:
— А давайте пойдем гулять. Можно в Палмерстон-парк? (Они живут как раз рядом с ним.)
— А что, отличная мысль, — отозвался Ричард и позвал Синди, сообщив ей, что все собираются идти гулять. Он надел на нее куртку: сама она была слишком пьяная, чтобы самой сделать это. Ее усадили сзади, между мной и Алвой. Через какое-то время она немного пришла в себя.
Мне было совсем не по душе провести так воскресенье, но мама радовалась, несмотря ни на что. Не оставалось никаких сомнений, что она по уши влюблена в Ричарда. Надеюсь, все у нее будет хорошо. Мне так не хочется снова видеть ее несчастной.
Вторник, 1 июля
Вчера Алва впала в отчаяние. Настоящая депрессия. Такого с ней не было, даже когда отец ушел от нас. Тогда она просто непрерывно плакала, но это от злости. Она топала ногой и говорила то, что обычно говорят в таких случаях: «Это нечестно, так поступать с нами!» Плохой аргумент, потому что о честности в таких случаях не приходится говорить.
А все из-за того, что мама сказала, что собирается провести выходные с Ричардом. А мы в этот уик-энд ездили к отцу, у которого не были уже сто лет. Не нужно ей было этого говорить, а просто тихо уйти, к нашему возвращению она бы успела вернуться, и никто бы ничего не узнал. Но мама пытается быть честной, ставя нас в известность о каждом своем шаге, а вот Алва ведет себя капризной эгоистично. И это нечестно. Я попыталась поговорить с Алвой, объяснить ей, что маме нужно устроить свою личную жизнь, и мы не вправе мешать ей.
— Ей не нужна никакая новая личная жизнь, — твердила Алва. — Зачем? Ведь у нее есть мы! Мы самые близкие ее люди!
Мне хотелось назвать Алву ребенком, но я прекрасно знала, что, если произнесу это слово, будет еще хуже. Конечно, я все хорошо понимаю про маму, но должна признаться, что в какой-то степени я сама на стороне Алвы. Я была неприятно поражена, когда узнала, что мама хочет провести выходные с малознакомым человеком. Хотя это для меня он малознакомый, а она, возможно, уже хорошо его знает. К тому же он выглядит вполне приличным мужчиной. Но, наверное, для Алвы было бы лучше, если бы мама ничего не стала рассказывать при ней. В этой ситуации мамина честность никому не нужна. Но, как говорится, сказанного не воротишь.
Сегодня я взяла Алву с собой на работу, чтобы не оставлять их с мамой вдвоем. Представив ее своему боссу, я сказала, что сестра будет здесь со мной весь день, на что он ответил, что магазин не детские ясли. Иногда он бывает мрачным и неприветливым. Я ответила, что, конечно же, он прав, но Алва не будет сидеть без дела. Я отправила ее в подсобку вытирать с книг пыль и слышала, как она чихает каждые пять минут. Тогда я отправила ее в булочную, купить для всех пирожков, к перерыву в 11 часов, а потом поручила приготовить чай. Обычно мы выпиваем чашку чая, когда выпадает свободная минутка, поэтому всем было приятно, что кто-то позаботился о них. Мистер Джордж ворчал, что пирожки слишком сладкие и что теперь на всех книгах будут оставаться жирные отпечатки, сам тем временем с удовольствием дожевывал свой пирожок.
Я сама заплатила за пирожки, а в обеденный перерыв сбегала в магазин и купила для Алвы диск с записью концерта для флейты Кэролан. Она сказала, что хочет включить в свой репертуар несколько национальных мелодий. Как здорово иметь много денег, чтобы покупать все, что захочется. Конечно, мечтать не вредно. А что, может быть, когда я вырасту, стану дипломатом. Боб всегда говорил, что деньги не решают всех проблем, но все-таки, когда они есть, чувствуешь себя намного лучше. Бобу совершенно безразлично, как их тратить.
Должна признаться, что соскучилась по нему.
Понедельник, 7 июля
Я думаю, чем меньше буду говорить о прошедших выходных, тем лучше. У отца в доме стояла напряженная атмосфера. Они с Наоми ведут себя очень холодно по отношению друг к другу, и у меня такое ощущение, что если бы нас там не было, они засыпали бы друг друга оскорблениями. Это ужасно — чувствовать себя гостем в доме у собственного отца, хотя мы не должны забывать, что это также и дом Наоми.