– Что, если Вагнер? «Полет Валькирий»?
Пальцы Сюзанны забарабанили по клавишам в быстром стаккато, прекрасном, словно звук трепетания тысячи крыльев колибри.
Барон просиял.
– Да! Да! Конечно! Музыка полета. Идеально!
– Теперь вы, мои дорогие, – обратился он к нам с Габриэль, театрально взмахнув рукой, – воздушные змеи. Леон, а мы с тобой управляем ими.
Тот покачал головой.
– Нет-нет-нет. Разве я похож на приземленного человека? Я – ястреб, орел, парящий над своим королевством.
– Это правда, – согласился Этьен, улыбаясь. – Мы все видели, как ты сегодня парил. Прямо над головой своего скакуна.
– Отлично, – сказал барон Леону, когда зазвучала музыка. – Тогда летите, все летите! И помните, это борьба, вы должны найти правильный поток воздуха, который поднимет вас вверх и не будет играть с вами, дразнить вас, только чтобы бессердечно низвергнуть на землю, вниз.
Мы не нуждались в наставлениях. Моя сестра была почти профессионалом. Актриса, которая была актрисой до мозга костей, наблюдала действо, явно обеспокоенная тем, что ее не пригласили участвовать в представлении. Мы с Габриэль кружились и кружились, изящные поэтические воздушные змеи. Барон держал свои воображаемые веревочки, выпуская нас и притягивая обратно, пока мы боролись с воздушным течением и пытались избежать столкновения с орлом, который парил и парил между нами.
Конечно, это было глупо. Но так и задумывалось.
Зато музыка! Ох уж эта музыка! Она заполнила меня целиком. Возвышенный звук трепещущих крыльев, полет колибри и бабочек, объединение и побуждение. И посреди этого мелодия, которая представлялась мне галопом невероятных существ, скачущих навстречу эпическому приключению, великой борьбе, которую можно выиграть или проиграть. Это была жизнь и тоска, сладость и трагедия, запечатленные в крещендо. Я никогда раньше не слышала этого произведения, но частичка моей души, казалось, уже знала его.
Я бросила взгляд на Лучо, и он смотрел прямо на меня, его лицо оставалось серьезным.
Напряжение нарастало, битва, стук клавиш, добро против зла. Воздушные змеи трепетали. Орел метался туда-сюда, едва не сбив с каминной полки мраморный бюст.
Затем, наконец, развязка, финал, драма столкновения смягчается до нежной простоты нот. Там, где их только что было много, теперь осталось лишь несколько… Кто победил? Кто проиграл? Представление закончилось.
– Браво! – закричал Этьен, они с Лучо аплодировали стоя, когда Габриэль, Леон и я понеслись к земле, в последний раз встрепенулись и рухнули на пол.
Я подняла голову; рядом оказался Лучо. Он помог мне встать на ноги, его рука еще мгновение придерживала меня, когда я пошатнулась, взволнованная, полная эмоций от музыки и его близости.
– Тебе понравилось произведение? – спросил он. – Одно из моих любимых.
– Это было прекрасно! Оно унесло меня…
В другом конце комнаты из виктролы донеслась бойкая песенка. Рядом танцевала актриса. Теперь настала ее очередь, и вечеринка сменила вектор.
Лучо наклонился ближе:
– Когда я был ребенком, часто представлял себе Валькирий, этих прекрасных богинь, спускающихся с небес на своих летающих конях. Как они носились над полями сражений, указывая своими мечами, кто из солдат должен жить, кто умереть. Как они уносили души избранных сквозь облака в Вальхаллу, в свой небесный дворец. Они выбирали только самых храбрых солдат, самых достойных, и я был уверен, что стану одним из них.
– Решать, кто должен умереть… – задумчиво пробормотала я. – Я не завидую Валькириям. Как можно сделать такой выбор?
– Но это великодушный выбор, прекрасный поступок! – Лучо стоял так близко, что мы почти касались друг друга. – Забрать храброго солдата из несовершенного мира, мира страданий, и перенести его в загробную жизнь – жизнь, полную блаженства. Вот что я думаю об этом сейчас. Хотя в детстве моим представлением о настоящем блаженстве был полет сквозь облака на крылатом коне.
– Подозреваю, именно это до сих пор им и является, – улыбнулась я.
Он тихо рассмеялся.
– Ты видишь меня насквозь. Правда в том, что все мужчины внутри остаются мальчишками. Мечтают о богине, которая признает их храбрость, подхватит и отвезет в Вальхаллу на спине летающего коня.
– Вальхалла – это реально? Счастливый конец возможен?
Я чувствовала его дыхание на своей щеке.
– Да, – прошептал он. – Верю, что возможен.
Я положила руку ему на предплечье. Не могла совладать с собой. Слов было недостаточно. Я почти ничего не знала о Лучо, это был все тот же незнакомый Лучо. И все же я знала его. Я понимала его и была уверена, что он понимает меня.
– Вальхалла? – переспросил Этьен, и я быстро отдернула руку. – Буквально «чертог павших». Напоминает мне Руайо. Оба места для развлечений и игр. В том числе в карты. Пойдем, Лучо, ты нам нужен. Леон и барон распечатали колоду в бильярдной. Мы не можем играть без четвертого.
– Поедем со мной, – предложила я Габриэль следующим утром.
Шофер Леона уже ждал за рулем красного автомобиля, чтобы отвезти меня на станцию.
Солнце только начало подниматься, слабый свет мерцал за серым занавесом. В доме было тихо. Даже лошадей еще не вывели из стойла. Пастбища вокруг Руайо были пусты, напоминая ковры изумрудно-зеленого цвета с серебряной глазурью инея. Габриэль куталась от холода в свой белый халат, ее распущенные волосы взъерошил резкий порыв ветра. Вчера вечером, когда мужчины внизу играли в карты, она призналась мне, что все еще мечтает стать артисткой.
– Ты можешь снова пройти прослушивание, – сказала я.
А почему бы и нет? Она отдохнула. И могла бы брать уроки у другого, куда лучшего учителя. Это была отчаянная мысль, но, покидая Габриэль, я чувствовала, что снова теряю ее. Я боялась разлуки.
– Виши был дурным сном, Нинетт. Кошмаром. Здесь мне все нравится. Это не будет длиться вечно. Но сейчас я счастлива.
Да, счастлива. Я заметила. Это была ее жизнь, а мне пришло время вернуться в Виши, чтобы разобраться с моей. Лучо был женат. Эдриенн собиралась замуж. Я должна была стать следующей протеже Мод. А пока меня ждали Жирары и их клиенты. Появились завсегдатаи, дамы, доверявшие моему мнению, утверждавшие, что никогда не получали больше комплиментов, чем надев шляпку, выбранную мной.
Я поцеловала Габриэль в щеку и села в автомобиль, в глубине души желая вернуться в дом, подняться по лестнице, чтобы попрощаться с Лучо, увидеть его в последний раз. Но мы уже с грохотом тряслись на подъездной дорожке, и я оглядывалась до тех пор, пока Габриэль, Руайо, Лучо и все остальное не превратились в размытое пятно.
Эдриенн вернулась из поездки уже в новом, 1909 году. Она вошла в шляпный магазин с обычным безмятежным видом, но в ней появилось что-то еще, что-то новое, сияющее и…
– Ты влюблена! – воскликнула я. – Поездка в Египет! Это сработало!
Она кивнула, и ее лицо просветлело.
– Да, так и есть. Это случилось!
Я поспешила к двери и перевернула табличку с ouvrir на fermé[49]. Жираров не было в городе, они уехали на похороны родственника, а мне не хотелось отвлекаться на посетителей, пока все не разузнаю.
– И кто же он? Кого ты выбрала?
Она села на шелковый диван, предназначенный для посетителей-мужчин, скучающих, пока их жены примеряют шляпы.
– Господина де Жюмильяка интересовали только храмы, – начала она, – как можно больше храмов. Месье де Бейнак беспокоился лишь о том, чтобы туземцы обращались с ним, как с принцем. Но Морис – я имею в виду господина де Нексона… – Внезапно ее охватили эмоции, какое-то время она не могла говорить, пока в порыве не выпалила все: – Мы находились среди пирамид, сфинксов, красот Нила и его народа, все это было необычно и великолепно, но он смотрел только на меня!
Мои ноги подкосились, сердце заколотилось. Я опустилась на диван рядом с ней. Декурсель не мог бы написать лучше.
– Господин де Нексон, – продолжала она, – не портил впечатления от романтических панорам Нила бесконечными разговорами о технике мумификации, как это делал господин де Жюмильяк. Он не заявлял в присутствии персонала, что «единственный способ справиться с арабами – это палки», как это делал месье де Бейнак. Когда маленькие дети кричали «бакшиш», он не прогонял их с выражением отвращения на лице.
Нет, ничего подобного!
Господин де Нексон спокойно вытаскивал из кармана монету или кусочек тростникового сахара. Каждый раз. И он не старался заплатить водоносам или мальчишкам погонщикам ослов меньше оговоренной платы, жалуясь на вкус воды или качество ослов.
– В Египте я увидела душу господина де Нексона и думаю, что он увидел мою. – Ее слова поразили меня, словно откровение. Это то, что я почувствовала в Руайо, встретившись с Лучо. – Теперь ему нужно рассказать обо всем родителям, – продолжала Эдриенн. – Он уверен, что они тоже влюбятся в меня. Но что, если этого не случится?
– Конечно, влюбятся, – сказала я. – Иначе и быть не может. Как только они увидят тебя, просто не смогут не полюбить. Как и все, кто с тобой знаком.
Она рассказала подробности своей поездки, а я – о своем визите в Руайо, о том, что Габриэль, как однажды заметила Эдриенн, наслаждается в la vie château, о том, что никогда не видела сестру такой довольной.
– Она счастлива, как и ты, Эдриенн, – добавила я.
Я не стала рассказывать ей о Лучо. Он был моей тайной. Это был единственный способ сохранить ее.
Теперь, когда Эдриенн была официально помолвлена, я решила сообщить Дельфине и Софи, как жестоко они ошибались на наш счет. На следующее утро я зашла в цветочный магазин. Софи была более разумной, и я подумала, что, если удастся достучаться до нее, она, возможно, уладит все с Дельфиной. Я скучала по нашей с ними болтовне. В глубине души я хотела вернуть их дружбу. В Виши у меня больше никого не было. Габриэль не собиралась в ближайшее время покидать Руайо. Неизвестно, куда дальше