— То есть, я поначалу так думала. Еще бы: сын самого Отто Химмельберга. Вначале я нацелилась на его брата, но он ясно дал понять, что не намерен менять свой образ жизни. А Генри, оказался таким милашкой. Всего пара слезливых историй за ужином и уже через месяц он сделал мне предложение. Вот тут я поняла, какую ошибку совершила. Вместо кругосветных путешествий, новых нарядов, снимков в светской хронике — унылые будни в каком-то богом забытом пыльном пригороде, когда муж весь день пропадает в своей лаборатории. У него даже не было богатых друзей, чтобы я могла найти кого-то получше. И в довершение ко всему вот эта радость, — Нина драматически показала рукой на Тома. — Я обнаружила, что беременна. Это был конец всему, к чему я стремилась. Я не хотела прожить жизнь чертовой домохозяйкой, женой неудачника из пригорода и умереть со потрескавшейся кожей и вечно скорбной улыбкой на лице, как моя мать.
Я хотел указать Нине, что, как бы ни выглядела ее мать в момент смерти, сама она сейчас выглядит значительно хуже. Но не хотелось прерывать эту дикую сагу, которую она явно вынашивала годами.
— И в друг в моей жизни снова появляется праведница Эдит. Даже хочет поделиться со мной частью наследства, потому что она вся такая справедливая. Но почему я должна принимать твои жалкие подачки, сестра? К этому моменту я связалась с Питером и мы придумали план. Питер всегда был мастаком по части гениальных планов. Ему бы стать сочинителем, а не врачом. Все равно его выгнали из резидентуры, когда поймали на краже таблеток, и ему пришлось прозябать в каких-то дешевых клиниках. Я притворилась, что снова мечтаю возродить нашу дружбу, как в детстве. Рассказала про замок на Зачарованном Холме, в котором хотела бы жить вместе с Эдит и ребенком. Как мы и думали, эта дура поверила. У нее так и не появилось настоящих друзей, и она отчаянно мечтала, чтобы ее хоть кто-то любил.
Я смеялась, когда видела, сколько денег она тратит на наш воображаемый дом мечты. Ездила с ней туда вместе тайно, подбадривала ее. Рассказывала, какой ужасный человек Генри, и как я его боюсь. Тогда она и сделала этот дурацкий снимок и подарила его мне, чтобы я не забывала, что нас ждет в конце счастливый финал. По замыслу Питера, когда я не появлюсь в назначенный день, это должно было сломить Эдит. Даже если бы она решила выяснить, что со мной случилось, все, что она узнала бы — что я ушла от мужа и исчезла в неизвестном направлении. Мы рассчитывали, что сестрица не выдержит и, наконец, наложит на себя руки. Она призналась, что так и не составила завещания, поэтому мы с братом являлись ее самыми ближайшими родственниками. Тогда мы получили бы не какие-то жалкие крохи, а все, что заслужили по праву.
И поначалу она оправдывала наши ожидания. Питер периодически приезжал в Сен-Симеон, изображал коммивояжера, слушал местные сплетни. Они только и рады поболтать о богатеях с холма. Говорили, что Эдит отпустила прислугу, заперлась в своем замке, ничего не ест и никого не хочет видеть. Но потом ее затворничество затянулось. У меня закончились деньги, взятые у Генри, пришлось напроситься к Лютеру. Он был не против и мы неплохо прожили несколько месяцев, но потом я заметила, что он стал размякать. Заговорил о том, что неплохо бы признаться брату и даже официально пожениться. Правда, к этому моменту я уже знала, что весь его образ богатого плейбоя — это пыль в глаза, большинство счетов уже давно оплачивал Генри. Пришлось снова бежать, теперь уже подальше, в Нью-Йорк.
Тогда Питер предложил слегка подтолкнуть естественный процесс. У меня сохранились ключи от ворот и от дома, которые дала мне Эдит. Я объяснила брату, как устроено поместье. Все, что ему оставалось сделать — приехать туда ночью, вылить бензин в окно подвала, где хранились газовые баллоны, отойти на некоторое расстояние и бросить спичку. Он едва успел выехать за ворота, когда дом полыхнул. Мы читали новости о пожаре и ждали, когда же адвокаты Эдит сообразят приступить к официальному подтверждению ее смерти. Но вдруг в бостонских газетах стали появляться заметки, что наследница империи Адамсов вернулась «после длительного путешествия» и вновь приступает к своим скучнейшим обязанностям: открывает школы, больницы, библиотеки. Скажи, почему ты не могла просто сдохнуть? — обратилась она к поникшей Эдит.
— Зачем ты мне опять написала? — спросила та.
— Потому что в Париже мне было совсем не на что жить. Я пробовала выдавать себя за актрису с Бродвея, но мне могли предложить только дешевый кафешантан, к тому же я плохо говорила по-французски. Найти богатого друга мне тоже не удавалось. Оставалось идти на панель. Тогда я придумала, что снова могу тебя использовать. Сочинила новую сказку, про мужа, который продолжал меня преследовать. И ты снова поверила. Деньги потекли рекой. На них мы прекрасно зажили в милашкой Жилем и его замечательными порошками. Ah, la vie parisienne18! Ты хоть раз наслаждалась жизнью, Эдит?
Эдит уставилась в стол. Я взглянул на Тома: тот сидел на полу, обхватив себя руками и тихонько раскачивался. По лицу у него текли слезы. Аманда глядела на свою давнюю подругу, как на особо интересный вид насекомого. И только Рамон, кажется, уже давно утратил интерес к признаниям сумасшедших американцев и полностью сосредоточил свое внимание на содержимом серебряной фляжки.
— И вот опять тебе надо было все испортить. Организовала какую-то дурацкую поездку по Европе с фальшивыми подругами, наверняка найденными в очередной библиотеке. Сама отправила их в куда-то и притащилась к мне, чтобы устроить сюрприз. Зачем ты явилась?
— Потому что ты писала, что скучаешь, — жалобно сказала Эдит, не поднимая глаз от стола. — Я хотела уговорить тебя вернуться со мной в Америку. Думала, что найду способ защитить тебя от мужа и вернуть сына.
— Наивная идиотка! Ну кто так делает? — Нина повернулась к воображаемой публике, воздев руку в широком театральном жесте, словно предлагая присоединиться к ее праведному негодованию. — И вот она одним прекрасным вечером появляется на пороге нашей квартиры и застает на практически на месте преступления. Меня, Жиля и Анук. Так сказать, ménage à trois19.
В хриплом голосе Нины звучал триумф и задор, как будто она по прежнему гордилась, что сумела шокировать кузину. А, может, она действительно гордилась всей прожитой жизнью и просто давно хотела, чтобы ее кто-то выслушал и оценил.
— Наша маленькая Эдит была в такой ярости, что набросилась на меня со всеми своими пуританскими нравоучениями. Жан и Анук все равно ничего не поняли, поэтому просто ушли. А мне так надоело перед ней притворяться, что я не выдержала и все высказала. Да, да, сказала, что всегда с трудом терпела ее ханжескую мину, все эти ее правила о том, что хорошо, а что плохо. Что на самом деле она — настоящий дед Адамс, только в юбке. И только мертвый захочет жить с ней, а я скорее перережу себе вены, чем уговорю себя вернуться с ней Америку. Я только потом сообразила, что наговорила лишнего, и Эдит наверняка лишит меня содержания, но было уже поздно: эта слюнтяйка заплакала и ушла. Я полночи ее разыскивала по Парижу, чтобы извиниться, но она ни остановилась ни в одном из приличных отелей, естественно. Зато на следующий день малышка Эдит сумела меня удивить. Но, может, ты сама расскажешь, сестрица?
— Я остановилась в пансионе, — монотонным голосом ответила Эдит. — Так приличнее, и я меньше обижала своих подруг по книжному клубу. Все было… как в тумане. Я бродила почти всю ночь по улицам и в голове звучали слова Нины, что со мной не может существовать ни один живой человек… и что она скорее умрет, чем поедет со мной. Наверное, это было, как помешательство. Наутро я увидела, как смотрительница в пансионе капает крысиный яд в щели за плинтусом. Я проследила, куда она ставит бутылку, и украла ее. Перелила немного во флакон от нюхательной соли и вернула на место. Потом пошла к Нине, чтобы попрощаться. Я хотела убить ее… и себя. Мы поговорили, извинились друг перед другом, но я знала, что все, что она сказала накануне, — правда. Она ненавидит меня, как и все остальные вокруг. Нина предложила мне шерри. Когда она отвернулась, я капнула ей в рюмку яду. Она сделала глоток и сказала, что допьет остальное позднее. Я не хотела смотреть, как она умирает, поэтому просто убежала из квартиры. В тот же день я выписалась из пансиона и уехала догонять своих подруг в Ниццу. Потом мы поехали в Италию, как планировали. Я не знала, выпила ли она яд до конца и подействовал ли он, но старалась каждый день читать парижские газеты. Мы уже провели неделю, путешествуя по Италии, и должны были ехать дальше на Восточном Экспрессе, но я все уговаривала нашего гида задержаться еще, говоря, что это очень опасно из-за угрозы войны. В конце концов, мне пришлось купить всей группе билеты и отправить их домой.
Я была в Риме, когда пришла телеграмма от Питера. Он разыскал меня через посольство и сообщил, что нашел Нину мертвой в квартире. Полиция подозревала ее любовника Жиля. Питер организовывал похороны и просил меня приехать. Естественно, я не могла отказать и все оплатила. Вначале я хотела сразу покончить с собой, когда узнаю о смерти Нины. Потом я решила умереть после похорон.
— Но потом ты снова передумала, да? — едко спросила Нина. — Думала, я не видела твоих маленьких манипуляций с бутылочкой. Я сделала вид, что пригубила шерри, и сказала, что допью позже. Если бы ты стала настаивать, пришлось бы вылить и прямо спросить у тебя, что ты задумала. Но ты вылетела из дома, будто ошпаренная кошка. Тогда я решила провести свой опыт. Вскоре пришла Анук, и я предложила ей свою рюмку, а себе налила новую. Если бы ты видела, как она страдала, тебя бы мучила совесть до конца твоих жалких дней. И тут я поняла, что здесь может быть неплохой шанс сдать карты заново. Я телеграфировала Питеру, чтобы он немедленно купил билет на ближайший рейс, даже если ему придется заложить последнюю рубашку. Перед этим я написала ему письмо и инструкции и спрятала их в определенную книгу, о чем также предупредила его в телеграмме. Разбила лицо Анук о каминную решетку, а потом кинула в тлеющие угли — к этому моменту она тоже красилась в блондинку, а фигурами мы были немного похожи. Впрочем, это не имело никакого значения. Я собрала свои вещи, все оставшиеся деньги и в тот день съехала из квартиры, не забыв закрыть окна. Не хотела, чтобы соседей раньше времени привлек неприятный запах. Оставалось только предупредить Жиля, что Анук умерла. Дурачок решил, что она перебрала морфия, поэтому немедленно смылся из город