– Может, решат, что «асур» – сатанинское оружие, и ты черт с рогами. А может – что ангельское, и ты воин Господа, – хмыкнул Пригоршня.
Тоха не врал, полуостров и вправду весь зарос. Место напоминало Аэродром, тоже лабиринт дорожек и проплешин в море зарослей, только тут над ними торчат не остовы самолетов, а всякие крутилки, качалки и брыкалки. И колесо это – ох и колесище! Теперь оно было видно лучше: медленно, натужно вращающаяся громада далеко впереди, покатые кабины на десяток-два человек, между ними – небольшие люльки с навесами, для парочек. Расширяющиеся книзу металлические опоры тонули в море зелени.
У Пригоршни вдруг заложило уши, он потрогал их ладонями и сморщился. Стало больно – как будто ватной палочкой слишком глубоко ковырнул в ухе, и барабанная перепонка отозвалась. В висках заломило, он тихо выругался. И понял, что остальные ощущают примерно то же: Химик шипел и крутил головой, с одной стороны что-то невнятно пробормотал Пророк, с другой постанывал Тоха. Красный Ворон впереди приостановился, поднял руки к вискам. Как будто откуда-то сигнал неслышный идет… И вдруг все закончилось, боль исчезла. Пригоршня заозирался, а Химик сказал:
– Никаких аномалий поблизости нет. Я бы заметил зрением гипера.
– Смахивает на действие «уховертки», – зарокотал Василий Пророк. – Есть в Зоне дьявольская метина с таким названием.
Ворон пошел дальше, и они зашагали следом. Что бы это ни было, больше оно не повторялось. Химик через несколько шагов заметил:
– Скрип слышу. Уже давно. Не от колеса, ближе.
– Ага, скрипит, – согласился Пригоршня. – Теперь громче стало. Что он там показывает?
Красный Ворон, остановившись перед тремя деревьями, чьи ветви переплелись в общую крону, сделал остальным знак подождать и скользнул между стволами. Странники сошлись ближе, Василий Пророк грузно топал, Тоха двигался бесшумно. Малый вообще по повадкам – прирожденный следопыт. Только наивный совсем и Пророка этого своего почитает, как Бога.
Снова показался Ворон, махнул рукой, чтобы шли к нему. За деревьями открылась площадка, где стояла карусель: высокий столб, на нем горизонтальное колесо, с обода попарно свисают длинные цепи. На некоторых еще болтаются пластиковые сиденьица, а на одной висит голый человек. Концом цепи ему обмотали шею. Голова свесилась на бок, руки стянуты за спиной ремешками. Дул легкий ветер, и он покачивался, цепь монотонно скрипела.
Тоха прошептал хрипло:
– Это же Мазай. Бацька, дикая стая нашего Мазая подвесила! Что у него с ногами?!
– Он из ваших? – спросил Химик.
– Странник это! Старый Мазай, божья душа! С месяц как пропал. Мы не знали, что он в Чудопарке, думали, так просто пропал. Ушел на охоту, может зверь его какой задрал или что… Надо похоронить! – курносый шагнул вперед, но тяжелая рука Василия Пророка легла на его плечо.
– Нельзя, – покачал головой Пророк.
– Но, бацька! Мы же Витязя, Захара и Карпа не схоронили, так и лежат у озера, зверью на съедение. А теперь что же, Мазая оставим?
– Ты не видишь, что ли? – подал голос Красный Ворон. – Они его над «горчицей» повесили.
Пригоршня пялился на ноги Мазая. Те плавились, как длинный кусок воска, повешенный над печкой. Плотно сведенные вместе, ноги слиплись в единую массу и немного оплыли, ступни потеряли нормальную форму. От них отрывались тяжелые капли и бесшумно падали в лужу слабо подрагивающего густого желе горчичного цвета. Над лужей поднималась дымка. Даже отсюда она казалась едкой – воздух над аномалией будто плавился.
Вокруг «горчицы» пятиугольником стояли столбики из плоских камней, на каждом подрагивали на ветру какие-то ленты и лоскутья, а на верхушках лежали черепа. Все разные: один человеческий, другие звериные, поменьше и побольше. У ближнего – длинные, чуть ли не крокодильи челюсти и скошенный назад узкий лоб.
Пригоршня спросил:
– Они его разукрасили, что ли? Вот психи ненормальные! Это казнь такая? Жертвоприношение? Типа, в жертву Зоне через аномалию…
На груди и животе Мазая виднелся рисунок черной смолой: узкий треугольник, на конце его круг – это напоминало грубое изображение чертова колеса.
– Сатанинский ритуал, – поведал Василий Пророк и повернулся к Тохе. – Осквернено тело брата нашего, и нет больше в нем души. Не Мазай это, а сосуд пустой. А нам дальше идти надо.
– Ага, и побыстрее, – согласился Пригоршня, провожая взглядом очередную каплю, отрывающуюся от тела.
Красный Ворон уже направился в обход площадки, по краю зарослей, и они зашагали следом. Химик, все приглядывающийся к «горчице», сообщил:
– Кстати, эти лоскутья на столбиках – кожа. Не человеческая, по-моему, звериная. Василий, Тоха – так все-таки, что это за дикая стая? Они точно люди? Слишком… – он повел серпом в сторону аномалии, превращенной в алтарь, – нечеловеческая психология. Может здесь живут существа вроде воргов или гиперов?
– С виду – как люди, – возразил Пророк. – Отроки.
– Во-во, они как люди, а вернее – люди и есть! – как обычно эмоционально зачастил Тоха. – Молодые, да, не знаем мы почему так, но все молодые. И стра-а-аные…
– Не шумите! – шикнул Красный Ворон.
Теперь они двигались совсем осторожно, все держали оружие наготове. Цепь с повешенным странником монотонно поскрипывала за спиной, в тишине Чудопарка унылый звук далеко разносился над округой.
Из кустов выступили скамейки, киоск с дырявой крышей, откуда торчали ветки проросших внутри деревьев. Дальше стоял большой открытый павильон: навес, борта по пояс, за ними гладкий пол, на нем с десяток двухместных машинок. От некоторых к протянутой под потолком железной сетке шли изогнутые штыри.
– Автодром это называется, – поведал Пригоршня спутникам. – Так, малый, а ну-ка дай мне бинокль, хочу еще раз осмотреться, а то слишком бесцельно двигаемся.
Тоха поглядел на Пророка, тот кивнул. Химик сел в одну из машинок, взялся за руль, со скрипом его покрутил. Красный Ворон вылез на бортик с другой стороны павильона и оглянулся на остальных, недовольный очередной остановкой.
Получив бинокль, Пригоршня по угловой стойке быстро забрался наверх. Крыша у автодрома была хлипковата, на середину выходить не стал, еще провалится. Осторожно просеменил по краю, сел, свесив ноги, и поднял бинокль.
Они прошли треть, если не меньше, расстояния до чертова колеса. В бинокль были отчетливо видны пустые кабины и ржавая стойка. Ее толстое основание исчезало между кронами деревьев. Огромный обод медленно вращался, и это было единственное постоянное движение на застывшем фоне Чудопарка.
Пригоршня сообразил: что-то не так. Провел взглядом по ободу, слегка поворачивая бинокль. Точно, не почудилось, правая половина колеса видна хуже, чем левая. Оно вращалось по часовой стрелке, кабины неторопливо двигались, поднимаясь от нижней точки влево и вверх, потом только вверх, затем вправо… и, перевалив через вершину, исчезали в струящейся дымке. Как будто всю правую половину колеса скрывала туманная стена. Они почти пропадали из виду, лишь темные пятна маячили в мареве, а обод становился сероватой кривой полоской. Внизу, уже над самыми кронами, все опять становилось видно четко.
Вот уж действительно – чертово колесо! Мутантское какое-то. Что за ерунда там творится, Пригоршня догадаться не мог и, с минуту поизучав мерно вращающуюся громаду, повел биноклем в сторону.
Далеко справа виднелась «американская горка», а примерно на середине между колесом и автодромом стояло большое здание с надписью разноцветными, поблекшими от времени буквами: ВЕСЕЛЫЙ ЦИРК.
Подкрутив настройку, он пригляделся. У здания было узкое длинное крыльцо, по которому шли рельсы, с двух сторон исчезающие в темных проемах. На рельсах стояли вагонетки с сидениями. Стена выше разрисована скелетами, клыкастыми ведьмами, красноглазыми чудовищами, зомбарями с отрубленными человеческими головами в руках и прочей нечестью. И над всем этим, уже на уровне крыши – большая клоунская голова, но не рисунок, а вроде скульптуры, то ли пластиковой, то ли из пенопласта. Здоровенная, выпуклая, уродливая. Красный колпак с бубенцами-черепами, губастая толстощекая харя, выкачанные злобные глаза. Алый нос-шар, разинутый рот, крупные уши, на одном болтается сережка в виде скелета. По-настоящему неприятный клоун-монстр.
Пригоршня повел биноклем дальше, но сразу дернул им обратно.
В широком темном рту клоуна, будто в провале пещеры, стоял человек. Светлая куртка, измазанная чем-то разноцветным, такие же штаны. Длинные белые волосы, большие черные очки, а в зубах трубка. Лицо его, непривычно светлое, почти белое, было повернуто к автодрому. То есть к Пригоршне.
Никаких сомнений не было: это Полуночник. Ведь если подумать – тот, кто ходил по Зоне и рисовал всякие граффити, кто по своей воле поселился в заброшенном парке аттракционов, неподалеку от какой-то жуткой дикой стаи, приносящей людей в жертву аномалиям… Тот, кто пережил первый Сверхвыброс и своими глазами видел возникновение Зоны, находясь в самом ее эпицентре… Как такой человек может выглядеть? Обычно? Вряд ли! А вот парень с рассыпавшимися по плечам белыми космами, в черных очках и с трубкой в зубах, вполне подходит на роль странствующего художника из Зоны. Тем более, что одежда его, кажется, измазана красками. Характерная деталь.
Они смотрели друг на друга. Полуночник опустил трубу и сделал жест влево, то есть по отношению к Пригоршне – вправо. Сложил руки крест-накрест, давая понять, что туда идти не надо. Поманил к себе. Приложил палец к губам.
И вдруг резко повернул голову в ту сторону, куда только что показывал. Уставился на что-то. Коротко махнул Пригоршне, снова указав в том же направлении, отступил в темноту клоунской головы и исчез из виду.
Пригоршня поглядел вправо. Там, довольно далеко, была американская горка. Высоко над зарослями и деревьями торчала покатая дуга, за ней вторая – поменьше, потом еще меньше, затем изгиб, где рельсовая дорога заворачивала прочь от автодрома. Хорошо было видно место, откуда вагонетки с людьми начинали свой путь: площадка на высокой стойке, с длинным домиком. Когда-то он был ярко разукрашен, но теперь краски поблекли.