Сзади забормотал пришедший в себя Пригоршня. На пути процессии появились двое с носилками, на них кто-то лежал. Девушка, судя по рассыпавшимся волосам, хотя тут у большинства парней были длинные патлы. Сбоку семенило совсем юное создание: ножки-спички в обтягивающих кожаных бриджах, мешковатая кофта, светлые соломенные волосы и мордашка с острым подбородком. Пигалица причитала, всхлипывая, заглядывала в лицо девушке на носилках, трогала за плечо. Потом наклонилась, обняла, мешая носильщикам. Один ее оттолкнул, показал на пленников и сказал что-то. До Химика донеслось: «Лита… это те…». Девчонка вскинула голову, глаза сверкнули злостью, зареванная рожица исказилась. Она метнулась к пленникам, выхватив из-под жилетки нож. Химик был ближе всех, к нему Лита и подскочила.
Он ничего не мог сделать, лишь задергался на шесте. Носильщики закричали, а нож вспорол воздух. В последний момент Химик подтянулся, припав к шесту, и девчонка промахнулась самую малость, лезвие чиркнуло по отвисшей на спине куртке. Прямо перед собой он увидел маленькое лицо, которое злоба превратила в уродливую звериную мордочку. Ненавидящий взгляд воткнулся в него, как шило. Носильщики бросили шест, и Химик растянулся на траве. Нож снова взлетел над ним, но снова ударить Лита не успела. Выскочивший откуда-то сзади высокий худой парень, тот, что дежурил на крыше «домика смеха», схватил ее, дернул к себе. Она закричала, ткнула его локтем, но часовой крепко обхватил ее и начал пятиться.
– Лита, это не тот, – проговорил он спокойно и снисходительно. – Не тот, кто убил Мари.
– Где тот?! – вскрикнула она.
– Тот исчез, мы пока не знаем.
– Найдите!
– Найдем, найдем. Теперь уходи отсюда. Уходи, сказал, или позову Ментора! Хочешь снова в яму на неделю? Уходи!
Химика понесли дальше, и он потерял их из виду, как и носилки с мертвой девушкой.
– Это что было? – вопросил сзади Пригоршня, потерявший после удара по голове часть своей запальчивости. – Какой-то бешеный ребенок! Девку на охоту надо брать, за зверем спускать, она его зубами рвать будет.
На другой стороне лагеря был еще один забор: метрах в десяти друг от друга из земли торчали два грубо отесанные столба, между верхушками протянулась толстая балка из крепко стянутых кожаными лентами жердей. На балке закреплена верхняя часть сплетенной из сухих ветвей стены. Химик прикинул, что балка, скорее всего, может проворачиваться, и тогда стенка поднимается, как ворота гаража, открывая то, что находится за оградой.
Перед забором стояли еще несколько столбов, с цепями, на которых весели четыре клетки. Задними решетками они почти касались плетеной стены. Зачем было такое городить, Химик не понял, но ощутил, что это важно, не просто так поставлены тут столбы с клетками, и забор. Клети-кабины – часть качелей, в таких раскачиваются попарно. Для чего-то их притащили сюда, повесили на цепи… довольно сложная работа, если у тебя нет небольшого подъемного крана и грузовика. Без важной цели этим вряд ли стали бы заниматься.
Пара клетей оказалась занята гиперами. В одной сидела, пригорюнившись, молодая парочка, в другой ковылял из стороны в сторону сгорбленный гиперский старикан с седыми патлами и длинными тощими руками, которыми он качал, как маятниками. На нем были только кожаные бриджи, а двое других облачены в одежду из шкур.
Унынием веяло от этого места, унынием и страхом. Когда пленников поднесли к клеткам, старик вцепился в прутья, уставился на них, а молодые сначала вяло подняли головы, но при виде Химика вскочили.
Его ноздри задергались, уловив новые запахи. Которые сообщили разуму то, что уже сказали глаза: два самца и самка, совсем юная, один самец молодой, второй старик. На него наплевать, он злобный, но слабый, а вот молодой силен, хотя почти еще щенок. Но это конкурент!
Химика зашвырнули в клетку, следом туда влетел Тоха, лязгнула дверца. Из-за гиперских запахов сама собой приподнялась и задрожала верхняя губа, он глухо зарычал, глядя на соседнюю клетку, откуда на него смотрела парочка. Пришлось мысленно прикрикнуть на болотного жителя внутри себя, пинками загнать его в глубину рассудка. Ему не нужна эта самка, поэтому молодой самец – не конкурент!
В соседнюю клетку посадили Василия Пророка и Пригоршню. Веревки с пленных не сняли. Приказав себе больше не глядеть на гиперов, Химик уселся на решетчатом полу. Пока Тоха, уткнувшись лицом в прутья, говорил с Пророком, он начал рвать веревку на руках. Та оказалась старой, сухой, с колючими лохматыми жилами, которые легко поддавались крепким гиперским зубам. Освободив руки, взялся за ноги. Тоха сначала косился на него, затем попытался избавиться от веревки своими силами, не смог и попросил:
– А мне поможешь?
– Давай руки, – сказал Химик, выпрямляясь.
– Э, братан! – донесся из соседнего «камеры» голос Пригоршни. – Нас куда притащили? С меня вообще все поснимали, даже сломанный перочинный ножик забрали!
– А я без перчатки, – сказал Химик, перегрызая веревку на запястьях Тохи. – Когда пришел в себя, ее уже не было.
– При чем тут перчатка? – спросил курносый недоуменно. – У нас все оружие забрали и рюкзаки, вот это беда.
– Рюкзак мой! – насуплено рокотнул Василий Пророк. – Нет его… очень плохо.
– Чего ты так с ним носишься? – поинтересовался Пригоршня. – Вон, кстати, наша поклажа, они ее возле стены того круглого дома свалили, и рюкзак там твой тоже. Даже потрошить добычу не стали, так и бросили, вот же странные.
Отсюда чертово колесо было хорошо видно: торчащая над деревьями верхняя половина медленно вращалась на фоне серого неба. Из соседней клетки донесся призывный звук, и Химик глянул туда. Самочка, миниатюрная и взъерошенная, облаченная в тогу из шкур, в сандалиях, снова робко уукнула. Темные глаза ее смотрели печально. Юный самец оттолкнул ее от прутьев, зарычал на Химика, предупреждая: моя! За ними, в крайней клетке, бормотал и визгливо вскрикивал старик, подскакивал, пытаясь выглянуть над головами молодых. Химик отвернулся от них и увидел, что от круглого дома к ним идут трое.
– О! – сказал Пригоршня. – Вот этот очкастый – явно местный босс, а? Э, мужик! А-ну, подь сюды!
Призыв было излишним – «местный босс» и так направлялся к ним. Его сопровождали двое. Слева шагал коренастый парень в меховой куртке и штанах, с необычайно широкими плечами, низким выпуклым лбом, маленькими глазками. Голова у него была очень крупная и будто клонила его к земле, он шел сгорбившись, вытянув вперед шею. В руках короткое копье. У третьего, уже знакомого часового с крыши, был самострел: тетива, пружина, ложе с выемкой, где находилась короткая стрела.
Они остановились перед клетками, и Химик исподтишка уставился на босса. По морщинистому бледному лицу трудно было угадать точный возраст, но наверняка сильно за сорок. В отличие от остальных, подстрижен, хотя и неровно, и побрит. В очках левая стекляшка треснула, сломанная дужка скреплена проволокой. Двое других встали по бокам от него. Лобастый копьеносец переминался с ноги на ногу, сопел. Вид у него был угрожающий, да и чутье гипера подсказывало: непредсказуемый, опасный.
Старик-гипер затих, а самочка тихо заскулила, и юный самец зашипел на нее.
Все молчали. Равнодушный взгляд очкастого переходил с одного пленника на другого.
– Кто из вас убил Мари? – спросил он.
– Это ты о ком? – тут же откликнулся Пригоршня. – Ты местный вождь? Так, а ну скомандуй своим, чтоб нас отпустили, где это видано, чтоб живых людей – да в клетки? Мы вам звери, что ли?
– Мы не знаем ничего ни про какую Мари, – подал голос Тоха.
Вожак еще раз по очереди окинул пленников взглядом и повернулся, чтобы уйти. Тогда Пригоршня, не выдержав, заорал:
– Эй, куда пошел! Очкастая морда, я с тобой говорю! Вы зачем нас сюда посадили, козлы патлатые?!
Главарь дикой стаи, снова повернувшись к клеткам, поглядел на него, как на пустое место.
– И не моргай тут на меня! – разъярился Пригоршня. – Тебе второе очко на морде расквасить?!
Лобастый глухо зарычал и подался вперед, выбросив перед собой копье. Наконечник скользнул между прутьев, почти ткнул Пригоршню в грудь, тот едва успел отскочить, налетел спиной на стоящего позади Василия Пророка и заорал:
– Ну, ты, Чикатило, в задницу себе свое копье засунь!
– Спокойней, Бо, – негромко сказал человек в очках.
– Ругается на тебя, – проворчал лобастый. Голос звучал невнятно, слова сливались, разобрать их было трудно. Так мог бы говорить медведь.
– Оскорбляющий прежде всего оскорбляет себя, Бо. Запомни это.
Лобастый рыкнул в ответ совсем уж неразборчиво, отступил и упер копье в землю. Химик заметил, как между кустов слева появилась голова Литы. Она обжигала пленников злым взглядом, будто примеривалась, в кого первого позже воткнет нож.
– Вы правы, Ментор, – проговорил худой парень с самострелом. У него были красивое гордое лицо, а держался он будто секретарь при боссе. – Но все же стоит наказать этого… эту уродливую душу за наглость.
– Великая Бездна вскоре пожрет их, Робин, это ли не наказание? – возразил Ментор.
– Да что ж такое! – Пригоршня схватился за голову. – Там Пророк, тут Ментор, у того адские врата, у этих души какие-то… Химик, брателла, мы в Зоне или в церкви вообще?
– Церковь тут не при чем, бродяга, – рокотнул Василий Пророк, до того насуплено молчавший.
Ментор внимательней поглядел на него. Сняв очки, достал из кармана тряпицу и принялся неторопливо протирать стекла.
– Мнишь себя божьим человеком? – осведомился он, впервые проявляя интерес к личностям пленников.
Химик, присев на корточки, внимательно слушал и наблюдал, Тоха замер рядом. Пригоршня отошел к прутьям, и Василий Пророк с вожаком дикой стаи оказались лицом к лицу.
– Тому мнить о себе ничего не надобно, кто по велению Божьему живет, – твердо ответствовал Пророк.
– Ну, и где твой Бог? – спросил Ментор и повел вокруг рукой. – Где он, скажи?
– Бог – везде! – не выдержал Тоха. – Он вокруг нас!