Ноздри Ворона затрепетали, он поднял заточку выше, собираясь воткнуть в шею Роба. Взгляд того сфокусировался на стоящем перед ним убийце, и ворг спросил:
– Кто ты?
Ворон вздрогнул, отпрянул. Заточка выскользнула из пальцев и упала на пол.
– Ты не помнишь?! – хрипнул он.
Синекожий нахмурился, перевел взгляд на Пригоршню, обратно на Красного Ворона.
– Я видел вас раньше.
– Вот это точно, – закивал Пригоршня. – И мы тебя видели, и ты нас.
Роб помолчал и произнес с мертвенным равнодушием в голосе:
– Хозяин умер.
– Ведьмак, что ли? Ну да, скопытился паренек. На берегу лежит… хотя нет уже того берега. А может и есть, только мы этого не узнаем.
Великан, казалось, не слушал. Повернувшись на стуле, вяло показал в сторону ближайшего экрана.
– Я увидел. Сидит там, мертвый.
– Ага, и что теперь?
– Теперь не знаю. Ни в чем нет смысла. Хозяин умер, что делать?
– Это ты сейчас в философском смысле или чисто в практическом?
Тогда Роб просто отвернулся от них и замолчал. Пригоршня покосился на Красного Ворона, который стоял ни жив, ни мертв.
– Э, брат, да ты совсем потерялся, – он схватил наемника за плечо, отвел к койке, посадил. – Точно не собираешься его убивать?
– Нет смысла, – прошептал Ворон. – Ни в чем нет смысла.
– Ты ж не зомбированный, брось. Уверен, что не хочешь замочить синего? Он и не сопротивляется.
– Это не он. Я заглянул ему в глаза, и там… Там нет Титомира.
Пригоршня вернулся, нагнувшись, посмотрел в глаза воргу. Они были холодные и пустые. А если буянить начнет? Ведь это ж синекожий, враг, чего от него вообще ждать, сидит вот так, сидит себе, а потом как вскачет, да как набросится…
– Эй, громила! – позвал он.
Роб перевел на него взгляд.
– Убей себя, – Пригоршня поднял заточку и сунул ему в руку. – Вот тебе – убей себя. Мне не очень приятно такое приказывать, гадом себя чувствую, но так будет лучше. Убей себя прямо сейчас.
Ворг с легким удивлением посмотрел на заточку, разжал пальцы, и она упала на пол.
– Зачем мне это делать?
– Потому что я тебе сказал.
– Ты не Хозяин.
– Ну да, ясно, – пробурчал Пригоршня, ногой откатил заточку в сторону и отошел. – Химик, эй! Вил! Ну, что вы там? Где мы?
На экранах была какая-то муть. Просто мутное бессмысленное ничто. Оно вроде мерцало, а вроде и не мерцало, двигалось – но оставалось неподвижным, оно и было, и не было одновременно.
– Химик! – позвал Пригоршня. – Андрей, твою мать! Отвлекись!
За колонной разговор на английском смолк, оттуда вышел гипер. Посмотрел на экран, на Пригоршню с Вороном и сказал:
– Мы покинули континуум.
– Это уже понятно. Летим.
– Это ни в коем случае нельзя назвать полетом, Никита. Слишком примитивная аналогия.
– Да ладно, летим, или плывем, или порхаем как бабочка между ветками этого вашего Древа, неважно. Мы, короче, уже не на Земле. Хорошо, и как долго будем лететь? Куда прилетим?
Красный Ворон встал, подобрал заточку и вернулся к койке. Присев на нее, зажал руки коленями, ссутулился, будто провинившийся школьник. Роб шевельнулся, провожая его взглядом, положил ногу на ногу, сложил руки на груди и снова застыл.
– Вот почему он такой, а? – недовольно просил Пригоршня. – Ну ладно, Хозяин умер, но это ж не повод впадать в ступор.
– Подозреваю, что зомбирование вымывает из сознания очень многое, – сказал Химик. – Нужно время, чтобы рассудок снова наполнился.
– Чем наполнился?
– Страстями, намерениями, мотивациями, целями. И, отвечая на твой предыдущий вопрос: мы не знаем, как долго Ковчег будет оставаться в этом состоянии, и куда мы, по твоему не слишком меткому выражению, прилетим. Мне кажется, это может быть Террана, как самая близкая ветвь. Впрочем, «близкая» – опять-таки, крайне условная аналогия.
– Ладно, я понял, что ты ничего не знаешь. Слушай, Вил объяснил, что тут произошло, как он оказался внутри биоскафа, а Роб снаружи?
На койке Красный Ворон поднял голову, слушая.
– Да, он объяснил. Роб ворвался снизу, весь в крови и явно с агрессивными намерениями. Вил как раз стоял перед экраном, на котором была видна база. Он же умеет менять фокусировку, ну и как раз перед тем увеличил картинку до предела, пытаясь понять, что у нас происходит. Марево только-только начинало светлеть, он почти ничего не мог понять. А Роб смог, потому что в биоскафе есть режим ночного зрения. По словам Вила, Роб уже собрался его убить, выщелкнул когти из пальцев, а когти у него как заточка Ворона. То есть как восемь заточек, только кривых. Но вдруг он уставился на экран и застыл.
– Увидел мертвого Ведьмака, – догадался Пригоршня.
– Да. Мертвого Хозяина. В Робе что-то отключилось, и он просто замер. Надолго.
– Представляю, что творилось в душе нашего Вила.
– Он тоже замер. Потом потихоньку отошел. Вернулся, стал разговаривать с Робом. Тот вроде не реагировал, но через некоторое время биоскаф раскрылся, и он выбрался оттуда.
Они поглядели в сторону неподвижной хитиновой фигуры, стоящей спиной к ним ближе к углу рубки. До того Пригоршня старался туда не глядеть, потому что вид насекомообразного доспеха был ему неприятен. Спина эта раскрытая, между краями какие-то липкие нити, внутри влажная полость, розоватая, с лиловым отливом. Гадость, короче.
– И что, Вил решился туда сам залезть?
– Роб, когда вылез наружу, прошелся по рубке, потом сел на стул и после просто сидел неподвижно. А Вил – да, сначала заглянул внутрь, потом забрался…
– Мазохист.
– Я бы сказал – ученый, движимый естественным любопытством. Ведь до того биоскаф не принимал в себя носителей, все попытки управлять им заканчивались головокружением, сильной тошнотой и интоксикацией организма испытателя, которого потом приходилось класть под капельницу и колоть антибиотики. Но Вил предположил, что если биоскаф принял Роба, то, возможно, провел дополнительную самоналадку, и теперь использовать его у обычного человека тоже получится. Так что он…
– Danger! Broke settings! – донеслось из-за колонны. – I think we have reached a new branch and we can face it!
– Wil! But how is it possible – physical confrontation?! – Химик бросился туда.
Пригоршня увидел, что на экране кое-что появилось. Что-то темное замаячило. Он бочком пошел к стене, чтобы, в случае чего, упереться в нее. Не успел: рубка крутанулась волчком, и его швырнуло на койку, к Ворону, потом на стену. Роб перевернулся вместе со стулом, опрокинулся биоскаф, за колонной загромыхали приборы, взвизгнул Вил Кисс.
Ухватиться было не за что, ни один предмет мебели не прикручен к полу, а черная колонна – слишком широкая и покатая. На экране из дымки вынырнула степь… невысокая каменная башня… черт, откуда она там, и эта степь вокруг, кусты и земля… Откуда все взялось? Пригоршня не успел удивиться, мелькнуло небо, опять башня, и сильный удар подбросил его в воздух. Громыхнуло, дробно застучало вверху, будто камни сыпались. Он замер, прикрыв голову руками и зажмурившись. В груди екало, в животе болезненно сжималось, ныла ссадина на лбу.
Наконец, удалось приподнять голову, а потом и открыть глаза. Он лежал, вытянувшись, под стеной. Пол сильно накренился, рядом валялась перевернутая койка, под ней ворочался Красный Ворон. Дальше сидел Роб с обломками стула в руках, а еще дальше лежал биоскаф, из прорехи в спине торчал обломок прибора.
Другие агрегаты Вила Кисса грудой валялись в дальнем углу, и на груде этой лежал сам Кисс. Тер скулу и бормотал по-венгерски.
– Химик! – позвал Пригоршня. Встав на четвереньки, полез по наклонному полу к тому месту, которое раньше занимала кабина лифта. Она куда-то подевалась, теперь там был просвет и виднелось блеклое желто-синее небо.
– Я здесь, – гипер показался из-за колонны, полез следом. – Все живы? Мне кажется, Ковчег отстрелил рубку.
– Отстрелил? Лучше бы он вас двоих отстрелил, пилоты хреновы!
– А при чем тут мы? Может это связано с повреждениями Ковчега или еще с чем-то. Может, черви в последний момент атаковали. Я не знаю, что случилось, но он катапультировал рубку, будто пилотское кресло.
– Так и где мы в результате? Там же башня, черт! Непонятная какая-то, я не очень въехал, из чего она сложена. Вроде – каменная, а вроде и нет.
– Это может быть Террана. Хотя сейчас я знаю не больше твоего.
– Даже меньше, – Пригоршня выставил в проем голову, подтянулся и сел на краю. – Потому что ты, мохнатый, пока что не видишь то, что вижу я. А я вижу… вот это я вижу, так вижу! Лезьте сюда, горе-путешественники, вам тоже не помешает посмотреть.
Башня состояла из черепов. Из черепов! Пригоршня никогда таких не видел. Наверху – помельче, а внизу, кажется, совсем здоровенные, но чтоб их рассмотреть, надо было спуститься. Рубка не просто снесла верхушку здания, оно еще и накренилось, и верхний этаж обрушился вместе с крышей. Черепа потрескались, а то и сломались, некоторые скатились вниз. Сцеплены они были каким-то зеленоватым застывшим раствором, вроде цементом, но только туда еще будто плесени домешали, или толченого мха.
Словно огромный черный кристалл, рубка углом воткнулась в землю, другим привалилась к башне. Пригоршня, балансируя на покатых макушках, выбрался на торчащий кверху угол, расставил для равновесия руки и огляделся.
Небо в желтой дымке, за ней пятно солнца, похожее на затянутый бельмом глаз. Вокруг степь: колючки, куцая трава, пологие холмы, норы какие-то. Ровный, теплый ветер дует.
Он повернулся. Далеко слева виднелась полоса леса. За ним горы, смазанная расстоянием ломаная линия скалистых зубцов. А справа, что? Горит что-то или нет? Какая-то пелена… Ага, это ливень идет. Де серьезный ливень. Светло-серая стена дождя ползла к упавшей рубке и останкам башни, пейзаж за ней расплывался во влажном мареве.
– Чужой континуум, – пробормотал он.
– А гравитация вроде привычная, – заметил Химик, выбираясь с