Вика уже собралась писать ответ, как вдруг в прихожей послышался легкий шум.
Она вздрогнула. Кто бы это мог быть?! Отец?
Девушка на цыпочках подошла к двери, тихонько отворив ее.
– Мама?! – не веря своим глазам, прошептала она. – Это ты? Я не сплю?
– Я ненадолго, – сказала мама, смущенно глядя на дочь. – Ну? Может, обнимемся?
Вика осторожно подошла к ней.
– Ты навсегда пришла?
Уголки глаз мамы повлажнели от слез.
– Мы… гм, Вика, мы как-нибудь поговорим об этом. Чаем угостишь?
– Конечно.
– Ты плохо выглядишь, – озабоченно произнесла мама, когда они сели на кухне. – Как будто с того света пришла. Ты не заболела, Викуля?
– Так… – с неохотой протянула Вика, включая электрический чайник. – Голова немного болит. Все нормально, ма.
Мама вздохнула.
– У тебя как? – безразлично спросила Вика. Она успела заметить, что мама выглядит совершенно иначе, нежели пару дней назад, когда приходила за какой-то вещью.
«Она выглядит растерянной, – подумала девушка, доставая с полки чашку. – Даже не просто растерянной, а подавленной. Что-то тревожит ее».
– Так себе, – через силу улыбнулась мама. – Что-то навалилось всего… Папа еще не пришел?
– Нет.
– Он тебя не обижает? – поинтересовалась мама.
– Мама, ты о чем? Конечно, нет, – усмехнулась Вика, и сама мысль о том, что отец как-то может ее обидеть, показалась ей глупой и нелепой.
– Вы когда разводитесь? – задала она вопрос, и мама неопределенно пожала плечами.
– А ты бы этого хотела? – спросила она.
– Не знаю, – ответила Вика, и это было правдой. А с другой стороны, не все ли равно? Зачем она вообще стоит здесь и задает маме какие-то дурацкие вопросы?!
– У тебя тушь потекла, – заметила Вика, взглянув на нее. И снова эта напряженная вымученная улыбка, словно кто-то сунул маме пальцы в рот, нещадно растягивая уголки в стороны.
Пока мама приводила себя в порядок в ванной, Вика с отрешенным взглядом водила чайной ложкой по столу.
С мамой что-то произошло, это точно. Вот только что именно? Связано ли это с ее новым поклонником?! Или она поняла свою ошибку и решила вернуться к папе?
Вопросов было слишком много, и у нее снова заныли виски, набухая кромсающей болью.
Когда мама вернулась, Вика указала ей на дымящуюся чашку, сказав:
– Только у нас ничего к чаю нет.
– Я куплю в следующий раз, – сказала мама. – Вика, спасибо, но… я пойду. Извини, что заставила тебя возиться с чаем. Я, собственно, только на тебя взглянуть хотела.
Девушка равнодушно пожала плечами.
– Я тебя провожу, – сказала она спокойно, и, судя по всему, ее прохладное поведение задело маму. Уже в дверях она вдруг остановилась и, повернувшись, посмотрела на Вику.
Этот взгляд был невыносим, Вике казалось, что он превратился в невидимую указку, острый кончик которой вот-вот войдет ей в глаз и, проникая глубоко в мозг, выйдет из затылка.
– Прости меня, любимая, – тихо сказала мама. – Я знаю, что сделала очень плохо. Ты ни в чем не виновата, но я должна спросить тебя. Твое сердце примет меня?
Они стояли, безмолвно разглядывая друг друга, словно какие-то диковинки. По ногам Вики скользил сквозняк – мама уже открыла входную дверь.
– Не знаю, – глухо ответила она, отводя взор.
И это тоже было правдой.
И вообще. Разве от ее ответа что-то зависит? Учитывая, что через два дня Вики не будет?!
Что-то надломилось в маме. Крошечный огонек надежды, тлеющий глубоко в глазах, угас, и в какие-то доли секунды она постарела сразу на много-много лет…
Глубоко вздохнув, она вышла за порог, и Вика с каменным лицом закрыла за ней дверь.
И лишь потом бессильно, словно срезанный цветок, опустилась прямо на пол, разрыдавшись.
Нападение
Возвращаясь с работы, Сергей Викторович Елагин зашел в супермаркет. Набрав полную корзину продуктов, он остановился возле витрины с алкогольной продукцией. Где-то глубоко внутри настойчиво затренькал колокольчик, словно напоминая о том, что он на правильном пути.
«Конечно, Елагин, – затараторил внутренний голос. – Бери коньяк и дуй к кассе. «Кенигсберг» или еще какой-нибудь. Все равно после второй рюмки тебе уже будет неважно, чем ты будешь накачиваться…»
Сергей Викторович облизнул пересохшие губы.
Желание выпить было сильным, как никогда, но вместе с тем мужчина отдавал себе отчет, что с каждым днем его пагубное пристрастие уволакивает его куда-то вниз, в слизкую заплесневелую яму, откуда несет душным перегаром, а дно которой усеяно битым стеклом. И выбраться из этой зловонной бездны будет ой как непросто.
Из-за того, что сегодня он явился с похмелья на переговоры с представителем другой компании, возник конфуз, едва не сорвавший выгодную сделку. Юристам его фирмы с трудом удалось уладить проблему, а Елагин отправился в кафе, махом опрокинул сто граммов водки, после чего целый час в тупом оцепенении сидел на лавке, пялясь в никуда.
Сейчас, когда мозг его немного проветрился, он снова стоял на распутье. Провести вечер, как он обычно их проводит последний месяц? А наутро снова встать с опухшей физиономией, мерзким привкусом во рту и налитой свинцом головой? Или сделать над собой усилие, окинуть презрительным взглядом стройные ряды янтарных бутылок, на чьих пузатых стенках играют блики люминесцентных ламп, гордо развернуться и направиться к кассе?
«Дочь, – шевельнулась у него робкая мысль. – У тебя есть дочь».
Елагин медленно попятился назад, отдаляясь от полок с алкоголем.
Конечно, у него есть дочь. Вика, милая и прекрасная Вика, которую он любит всей душой. Вот только в свете последних событий он совсем перестал уделять ей внимание. Это притом что даже невооруженным глазом было видно – у девочки проблемы.
Мысль о дочери развеяла последние сомнения Сергея Викторовича в его выборе, и он решительно зашагал к кассе.
«Все, – подумал он. – Отныне никаких попоек. И сегодня же вечером поговорю с Викой. Она совсем не своя стала, бродит по квартире как привидение…»
Елагин старался думать о хорошем, заталкивая негативные мысли в дальний уголок сознания, на пыльный склад, в робкой надежде на то, что все у них скоро наладится и они заживут как прежде, пусть и без мамы… Но если с предстоящим разводом Сергей Викторович и мог смириться, и со всем другим, как ему казалось, он тоже вполне мог справиться, то была одна весьма неприятная штуковина, которая не давала ему покоя. Из-за нее, собственно, Елагин и пристрастился к выпивке, а не из-за раздрая с любимой супругой, как он пытался себя в этом убедить.
Фотография.
Опять эта проклятая фотография. Сегодня ее подбросили ему прямо в офис, вместе с вечерней почтой. На конверте стоял штамп «Конфиденциально», а ниже крупно и уверенно выведено каллиграфическим почерком: «Сергею Викторовичу Елагину, лично».
Он равнодушно надорвал конверт, и на стол спикировало то самое злосчастное фото. Сергей Викторович застыл на месте, словно увидел перед собой голову Медузы-горгоны, у которой вместо волос извивались и шипели разъяренные змеи, а в глубоких глазницах плескался смертельный ужас.
Секретарь, юная стройная блондинка, заметила реакцию своего шефа, и тот понял, что на него смотрят. Пробубнив что-то невнятное, Елагин торопливо засунул фотографию под какой-то документ, лежавший на столе. И лишь потом он вытащил фото и, смяв его, спрятал в карман. При этом он чувствовал себя настолько препаскудно, насколько может чувствовать человек, которому всецело доверяли и ставили в пример другим, но в какой-то момент его неожиданно застали за низким и позорным поступком.
«Это только начало. Что будет дальше?» – лихорадочно думал он, в спешке собираясь домой. Нет, вначале выпить… Или нет?!
Он был растерян и напуган.
Это уже третье фото за две недели.
Кому и зачем это нужно? Для чего кто-то настойчиво ворошит старое, грязное, отдающее плесенью белье, выворачивая наружу забытые и истлевшие тайны, о которых Елагин давно перестал вспоминать?!
Кто этот таинственный отправитель, предпочитающий оставаться инкогнито? И, пожалуй, самый главный вопрос: что дальше? Ему так и будут приходить эти безымянные письма с жутким напоминанием о прошлых грехах, или отправитель фотографий перейдет к более решительным действиям?! Выйдя из магазина, Сергей Викторович направился к автомобилю. Его иссиня-черный «Ленд-Крузер» стоял во дворе, поскольку припарковаться возле магазина было попросту негде.
Он завернул за угол, чуть прибавив шагу – ему показалось, что рядом с его внедорожником мелькнула чья-то фигура…
Сунув руку в карман, Елагин нащупал брелок с ключами от автомобиля. Что-то в этой связке зацепилось за складку в кармане, и он, скрипя зубами от раздражения, остановился.
– Привет, – раздалось сзади. Голос был тусклым и безэмоциональным, как шорох паучьих лап.
Сергей Викторович медленно оглянулся и тут же получил сильный удар в лицо. Нос взорвался, словно гнилой томат, наполняя рот горячей кровью. Пакет с продуктами отлетел в сторону. С глухим звоном лопнула бутылка с гранатовым соком – он хотел угостить им Вику.
– Ты что творишь, сука?! – булькая кровью, воскликнул Елагин. Ударивший его мужчина молча стоял, наблюдая за ним. Он был крепкого телосложения, с непроницаемым лицом. Его злые, прищуренные глаза буквально источали всепоглощающую ненависть.
Сергею Викторовичу удалось подняться, и теперь он покачивался, держась рукой за разбитый нос. – Ты кто, сопляк?!
Незнакомец ухмыльнулся.
– Не узнаешь? Хотя где тебе.
За спиной Елагина послышалось какое-то движение, и спустя секунду его локти были плотно прижаты к телу.
– Последний раз мы виделись двадцать восемь лет назад, – продолжал незнакомец. Шагнув вперед, он коротко ударил Елагина в живот, и тот согнулся, судорожно хватая ртом воздух.
– Мы тогда на детской площадке играли. А мама сидела на лавочке. Ты проезжал мимо и посигналил ей. Не помнишь?