– Нет! – хрипло прокашлял он.
Часы притягивали взгляд Елагина, как магнит.
После того как ему оставили часы, Сергей Викторович незаметно задремал. Неужели уже утро?
«Тогда Вика уже несколько часов как мертва», – шепнул ему чей-то безжизненный голос, и сердце мужчины словно ланцетом рассекло надвое.
Все верно. Вики больше нет.
Горячие едкие слезы хлынули из отекших глаз Елагина.
Он повернулся к висящему чучелу. На месте лица пришпилена свежая фотография Нины. Матери тех, кто сейчас медленно, но настойчиво подталкивает его самого к виселице.
– Ты довольна? – сипло произнес он. – Довольна?
Манекен молчал.
«Конечно, она будет молчать. Это просто-напросто выряженная кукла».
Едва осознавая, что он делает, Сергей Викторович влез на табуретку. Пошатываясь, он схватил петлю, про себя отметив, что, пожалуй, хвост дохлой змеи и то был бы приятней на ощупь.
– Ты победила. Ты мне отомстила, – разлепил он губы. Обвел пространство полубезумным взором. Крошечная, убогая, провонявшая потом и экскрементами каморка, которая совсем скоро станет его могилой.
– Простите меня, – с трудом выплевывая слова, выдавил из себя Елагин. – Ты, Нина, прости. Вика, солнышко мое родное… Все простите…
Он сунул голову в петлю.
– Простите, – прошелестел он.
Закрыв глаза, он шагнул вниз, и, хрипя, яростно задергался.
В это же мгновение загрохотала стальная дверь, и перед его мутнеющим взором замелькали чьи-то незнакомые лица. До его слуха лишь донеслись какие-то обрывки фраз, после чего веревка внезапно оборвалась, и он грузно упал на пол.
– Дышит, – уверенно сказал Артем, пощупав пульс на шее освобожденного пленника, и повернулся к оперативнику:
– Вызывайте «Скорую».
Все время, пока шел обыск, Пастор неподвижно сидел в своем кресле. Рядом с ним дежурил хмурый полицейский. Вопросов Пастор не задавал, а если бы и стал это делать, вряд ли полицейский удостоил бы его ответом. Да и о чем спрашивать? И так все ясно.
Единственной его надеждой было то, что даже если тайный въезд (да, именно пологий въезд без ступенек, чтобы Пастор мог самолично спускаться вниз) в подвал будет все-таки обнаружен, эта поганая тварь, из-за которой их мать свела счеты с жизнью, уже давно болтается в петле…
А если нет…
Полицейский сел на диван, молча глядя на Пастора. Тот вымученно улыбнулся, опустив руки на колени, так чтобы их не видел его охранник.
Вскоре он услышал шаги – кто-то направлялся к его кабинету.
– Ну, вот и все, – буднично произнес следователь, протирая платком очки. – Конечно, в изобретательности вам не откажешь. Замаскировать вход в подвал съемной панелью, на которой стоит рояль! Если бы не Павлов, может, и вовсе его не нашли. Кстати, ваш ноутбук мы тоже нашли, он изъят. Собирайтесь, Соболев.
Пастор с каменным лицом слушал монотонную речь следователя, чувствуя, как где-то внутри зарождается тайфун.
Значит, секретный лаз найден.
Но оставался самый главный вопрос.
И от него зависело очень многое.
Судя по всему, капитан понял, о чем так напряженно думал инвалид.
– Елагин, к счастью, жив. Еще бы полминуты, и мы бы опоздали. Он в неважной форме, но будет жить.
Пальцы Пастора коснулись прохладной ручки выдвижного ящика. Затаив дыхание, он потянул его на себя.
– Вы что, знаете, в чем заключается счастье? – проникновенным голосом поинтересовался он.
Полицейский поднялся на ноги. Вынув из чехла наручники, он вопросительно посмотрел на следователя.
– Не надо, – подумав, ответил Дмитрий Алексеевич. – Вы ведь не будете буйствовать, Соболев?
– Я не поеду с вами, – тихо сказал Пастор. Он уже полностью выдвинул ящик и теперь крепко сжимал в руках продолговатый, поблескивающий предмет.
– Что ж, не хотите добровольно, повезем принудительно, – пожал плечами капитан.
Лицо Пастора искривилось в сумасшедшей улыбке.
– Это вряд ли, – сказал он и подмигнул удивленному следователю.
А через мгновение инвалид с силой ударил себя в шею ножом для разрезания бумаги.
В новую жизнь
Подойдя к больничной палате, Артем заглянул в приоткрытую дверь, улыбнувшись:
– Тук-тук! К вам можно?
Вика, оживленно болтавшая с двумя одноклассницами, быстро обернулась:
– Ой, здрасте! Конечно, можно, Артемий Андреевич!
Подруги, также поздоровавшись, начали спешно собираться.
– Мы к тебе завтра придем, – пообещала одна из них. – Выздоравливай!
Когда они вышли, Артем положил на стул пакет.
– Тут немного фруктов и сок, – пояснил он.
– Спасибо вам большое… – засмущалась Вика.
– И еще кое-что.
Со дна пакета Павлов достал плюшевого медвежонка в праздничной упаковке. Вика медленно развернула игрушку и прижала его шелковистый бок к щеке.
– Такой классный, пушистый… Еще раз спасибо!
– Я вижу, тебя подружки навещают, – заметил Артем. – А ты говорила, что друзей нет.
Вика вздохнула.
– На тот момент мне казалось, что их нет.
– Как ты себя чувствуешь?
– Нормально. Скучновато, правда, но я терплю.
Вика показала на небольшой ноутбук:
– Вчера фильм смотрела, мама специально подборку сделала. «Москва слезам не верит». Думала, ерунда старомодная, а сама оторваться не могла.
– Фильм действительно очень сильный. И хорошо, что ты его посмотрела именно сейчас, сюжет наверняка простимулирует тебя на позитив, Вика.
Девушка кивнула.
– Я разговаривал с врачом, – продолжил Павлов. – Никакой опухоли у тебя нет. Просто сотрясение мозга с небольшими осложнениями. Так что максимум через неделю тебя выпишут, и ты снова можешь встать на ролики.
Вика засмеялась:
– К тому времени уже коньки готовить надо! А так да, мне сейчас намного лучше. Правда, часто посреди ночи просыпаюсь. Знаете, мне иногда снятся сны. Ну, связанные…
– Это пройдет, – мягко произнес Артем. – Всему свое время. Все позади. Представь, что ты долго шла по темному коридору и наконец дошла до нужной двери. Ты ее открыла, а там все новое – свет, солнце, небо, друзья, ролики, танцы, дискотека! Ты закрыла за собой эту дверь и навсегда забыла про темный коридор, понимаешь? Все, он в прошлом, Вика!
Девушка поджала губы.
– Я понимаю это мозгом, или рассудком, что ли… Но вот то, что осталось внутри, уж как-то неохотно покидает меня…
– Все будет замечательно, – повторил Артем. – Ты когда-нибудь слышала о таком человеке, как Ник Вуйчич?
Вика замотала головой.
– Он родился без рук и ног. При этом не терял бодрости духа и научился полностью обходиться без посторонней помощи. Он сам себя обслуживает – бреется, чистит зубы, печатает на компьютере. Более того, он научился плавать и даже играть в гольф!
– Не может быть! – не поверила девушка.
– Может. Он не обиделся на весь мир, не замкнулся в себе, а живет полноценной жизнью и радуется каждому дню. В этом и заключается счастье. Многие из нас не ценят, казалось бы, самых простых и очевидных вещей. Помнишь поговорку? «Что имеем, то не ценим, потерявши – плачем»? Вспомни, как ты переживала, когда ушла ваша мама. Она ведь вернулась?
– Да. И я очень рада этому, – улыбнувшись, сказала Вика. – Правда, у нее серьезные проблемы с деньгами…
– Ваша мама вновь с вами, – сказал Артем. – Все остальное – второстепенно. И, кстати, с твоим отцом тоже все в порядке, он быстро поправляется.
При упоминании об отце улыбка на лице Вики потускнела.
– Мой отец преступник, – сухо обронила она. – Я вам рассказывала.
– Я все помню, – кивнул адвокат. – Вероятно, по факту его действий даже могут инициировать какую-то проверку – братья Соболевы уже написали заявление. Но как юрист могу тебя заверить, что никаких судебных перспектив эта проверка не будет иметь из-за истечения сроков давности происшедшего.
Вика посадила медвежонка на колени, всматриваясь в его блестящие прозрачные глаза, затем сказала:
– Сроки не имеют значения, Артемий Андреевич. Во всяком случае, для меня.
– Видишь ли, Вика, это действительно непросто – простить, – медленно проговорил Павлов. – Особенно в такой ситуации. Но иногда нужно проявить милосердие. Да, твой отец избежит ответственности по закону. Но по факту за содеянное много лет назад он расплатился сполна, поверь. Он наказал себя так, что будет помнить об этом до конца жизни. И сейчас важно, чтобы вы вновь сплотились, став крепкой и дружной семьей. Я верю, что у вас все получится.
– Артемий Андреевич, а можно вопрос?
– Конечно.
– Что с этими? Ну, которые организовали «Забытые Богом» и «Реквием»? – сгорая от нетерпения, полюбопытствовала Вика.
– Идет следствие. Дельфин, тот, что общался с тобой, арестован. Впрочем, ему не впервой, он и раньше бывал в тюрьме. Кстати, он признался, что перехватил тебя у Олега Соболева, инвалида на коляске. Так что начинал тебя обрабатывать он, Соболев. Или, как он сам себя величал, Пастор. Рой, который занимался съемкой так называемых акций, тоже за решеткой. Среди этих личностей есть даже одна женщина, на сайте «Реквием» она общалась под ником Теракома. Она находилась на подписке о невыезде, но я настоял на аресте, так что ее также заключили под стражу. Есть и другие персонажи, которые так или иначе принимали участие в заманивании юношей и девушек на губительные сайты, их сейчас устанавливают следователи. Видишь ли, в виртуальном пространстве очень легко затеряться. Сегодня ты «Вася», а завтра «Петя». В случае опасности сайт удаляется, и тут же рождается новый. Участникам сообщества отправляется ссылка на новый ресурс, и все идет по новой. Кураторы выбирали себе жертву и занимались ее психологической обработкой. Между собой будущие жертвы переписываться не могли, только с куратором. И как только кто-то из детей погибал, эти нелюди меняли ники, находили новых жертв и, соответственно, ставили новые счетчики… Они прекрасные психологи и манипуляторы, они сразу чувствуют, с какой проблемой пришел подросток, и давят на эти слабые места, подводя его к мысли, что самоубийство – наилучший выход из ситуации. Они превозносили его как некий подвиг, хотя на самом деле ничего прекрасного в этом нет, Вика. Я видел горе и скажу, что никакой романтикой тут и не пахнет. Это боль, холод и нескончаемая скорбь и боль родных.