Уже было совсем светло. Люди ходили по оживленной улице туда-сюда мимо ресторана, удивленно и с интересом глядя на происходящее. А Славик так до сих пор и лежал на спине, глядя в небо, пока эксперты уже битый час что-то записывали и фотографировали…
В этот момент к зданию подъехала еще одна машина, из которой выбрался плотный мужчина в костюме и накинутой поверх кожаной куртке. Он поздоровался с оперативниками и пару минут о чем-то переговаривался. Затем повернулся и, кивнув, решительно направился к Петровскому. Тот даже глазом не моргнул, так и остался сидеть на крыльце, глядя в пустоту…
— Вы Петровский? — негромко спросил мужчина, опустившись на корточки рядом с ним, — моя фамилия Шведов, следственный комитет, — представился он, когда Петровский безразлично кивнул, — Константин Алексеевич, проехать придется!
Петровский поднял на следователя абсолютно пустые глаза.
— Куда?
— Для дачи показаний, к нам, — пояснил Шведов.
Петровский, продолжая тупо смотреть вперед, медленно встал на ноги, которые уже успел отсидеть. Он с большим трудом спустился с крыльца и опять остановился, опустив взгляд в пол. Шведов осторожно взял его под руку и куда-то повел. Петровский не сопротивлялся. Ему было все равно…
Он повернулся и опять увидел лежавшего на земле Славика. Все тело мгновенно заколотил озноб, к горлу подступила тошнота, мир поплыл перед глазами… Петровский с трудом взял себя в руки, и сделал несколько неловких шагов в сторону.
— Не смотри! — посоветовал Шведов, открывая дверь своей машины, — садись, давай…
Петровский не сел, а просто рухнул на пассажирское сиденье. Шведов захлопнул дверь и, обойдя машину, устроился за рулем…
— Забирайте!
В окно автомобиля Петровский наблюдал, как тело Славика положили на носилки и, накрыв простыней, погрузили в машину «скорой» помощи. Фельдшер захлопнул за ним заднюю дверь. Машина включила сирены, навсегда увозя еще живого пару часов назад Логинова в неизвестном направлении…
Петровский уткнулся лбом в боковое стекло автомобиля Шведова. Две слезинки вкатились из глаз против воли. Он лихорадочно стиснул зубы, стараясь не позволить себе разреветься, но рыдания все равно сотрясали его…
— Выпей! — Шведов поставил перед Петровским стакан воды. Он взял его и стал жадно пить, не отрываясь, пока не осушил полностью. Только сейчас проснулось чувство неконтролируемой жажды…
Он выглядел ужасно. Потрепанный, в грязной одежде, с застывшими на лице дорожками от слез, местами почти заледеневших. По тускло освещенному кабинету распространялся запах перегара. Только теперь Петровский почувствовал, что ко всем прочим бедам прибавилось еще и чудовищное похмелье…
Шведов взял в руки бланк и быстро заполнил данные.
— Стало быть, Петровский Константин Алексеевич, — произнес он, глядя на бумагу, — студент НГПУ, юридический факультет, четвертый курс… — Шведов медленно выдохнул и невесело посмотрел на Петровского, — показания-то дать сможешь, Константин Алексеевич?
— Да, — Петровского опять тряхнуло, но он справился с собой.
— Расскажи, что именно случилось ночью в ресторане «Самурай»? — Шведов внимательно посмотрел на него. Петровский впервые за все время поднял взгляд на следователя.
— Я ведь все уже рассказал вашему оперу, — с трудом произнес он, держась руками за стол.
— Опер не наш, — отрезал Шведов, — Константин Алексеевич, нам важны любые детали. Вдруг ты вспомнишь еще что-то? Ты понимаешь, насколько все серьезно? Стоит вопрос о возбуждении уголовного дела по «сто пятой» статье…
— Стоит вопрос… — Петровский посмотрел на следователя, а затем истерично расхохотался в кулак, вытирая с лица опять начавшие душить слезы, — а разве факт убийства не очевиден? Понимаю ли я, насколько все серьезно? Три часа назад моего друга убили, товарищ следователь… — сквозь зубы проговорил он, — по какой еще статье возбуждать дело? Мелкое, с…а, хулиганство?! — его опять затрясло от слез.
— Я понимаю, что вы пережили, но попрошу не выражаться, Константин Алексеевич! — потребовал Шведов, — именно по этой причине я прошу вас взять себя в руки и снова рассказать, что произошло. Большинство преступлений раскрывают по горячим следам, — он пристально посмотрел на Петровского, — вы ведь хотите, чтобы убийц… Вячеслава Логинова, — он на всякий случай заглянул в свои записи, — поймали и судили?
— Хорошо, — Петровский набрал полную грудь воздуха и посмотрел на Шведова тусклым взглядом, — только вот добавить мне особо нечего, товарищ следователь. Я был в ресторане, вышел на улицу продышаться…
— Вы употребляли спиртное? — уточнил Шведов.
— А вы не чувствуете? — Петровский скривился, — да, я был пьян, если интересно. И пошел на улицу…
— Судя по показаниям свидетелей, персонала ресторана, — Шведов взял в руки другую бумагу, — вы очень быстро покидали здание, не просто выходили из него, а бежали. Почему? — он приподнял брови.
— Потому что меня тошнило! — Петровский, разозлившись, облокотился на руки и в упор посмотрел на следователя, — конечно, я бежал, чтобы не заблевать этот с…й ресторан, товарищ следователь! — он прекрасно понимал: рассказывать правду нельзя. Они сами завязли в грязных делах по самую шею. Если СК начнет копать… конец всему.
— А в уборную почему не пошли? — не отставал Шведов.
— Господи, да какое это имеет отношение к делу?! — Петровский картинно схватился за голову, — я был бухой, понимаешь? Бухой! — он поднес свое лицо почти вплотную и произнес это по слогам. Шведов поморщился от нестерпимого запаха спиртного.
— Да, Константин Алексеевич, теперь чувствую! — он неприязненно кивнул, проигнорировав тот факт, что Петровский нагло перешел на «ты», — ладно, продолжайте…
— Да что продолжать? — Петровский покачал головой, которая сейчас буквально раскалывалась, — вышел на улицу, хотел проблеваться и покурить… там они и домотались…
— Они — это кто? — на всякий случай уточнил Шведов.
— А я откуда знаю? — Петровский посмотрел на него, как на умалишенного, — лица кавказской национальности. На тачках. Каких — не разглядел, темно было. Иномарки, вроде. А по именам они не представлялись…
— Хорошо, — Шведов кивнул и что-то записал, — из-за чего начался конфликт?
— Ты думаешь, я сейчас вспомню? — Петровский задышал еще тяжелее, чувствуя, что ему становится еще хуже, — на ровном месте, как всегда. Посмотрел я на них не так, что ли… вот и наехали, — Петровский опустил голову и закрыл глаза. Перед ним немедленно заплясали фиолетовые мушки. Он сильно сжал челюсти, чтобы не стошнило прямо здесь…
Шведов опять записал в протокол и посмотрел на Петровского, ожидая, когда тот поднимет голову, однако он продолжал сидеть, опираясь на стол и закрыв лицо руками.
— Зачем же, Константин Алексеевич, — начал следователь, — в нетрезвом состоянии хвататься за травматический пистолет, даже если он с разрешением? — Шведов с укоризной посмотрел на Петровского.
— А я что, не имею права на самозащиту? — проговорил тот, не поднимая головы, — надо было позволить отметелить себя толпой?
— Да, — Шведов несколько раз мрачно кивнул, — избить вы себя не позволили…
— Будешь вменять мне его смерть, да? — Петровский, поняв двусмысленность сказанного, поднял на следователя пустые глаза, — считаешь, что я виноват, да, следователь? — он прищурился. Шведов заметил, что губы Петровского подрагивают. Похоже, он вот-вот впадет в истерику. Нужно было как можно скорее прекращать допрос…
— Неважно, что считаю я, — честно ответил он, — важно наказать виновных. Вы произвели пять выстрелов, верно, Константин Алексеевич? — уточнил он, — никого не задели…
— Жалко, что не убил… — процедил Петровский и следователь понял, что сейчас он не врет…
— Хорошо, что не убили! — отрезал Шведов, — иначе привлекать пришлось бы и вас. Хорошо, Константин, позвольте еще вопрос, — он в упор посмотрел на Петровского, — помимо того, что вы студент НГПУ, вы еще и с две тысячи двенадцатого года являетесь совладельцем кафе «Оазис», правильно?
— Оперативно работаете, — проговорил Петровский, — и?
— Позвольте поинтересоваться, откуда у студента деньги на собственный бизнес? — вкрадчиво спросил Шведов.
— Вы следственный комитет или налоговая? — осведомился Петровский, зло посмотрев на следователя, — какое вообще это имеет отношение к делу?
— Да вот как раз прямое, Константин Алексеевич, — Шведов пожевал нижнюю губу и бросил взгляд на свои бумаги, — дело здесь в том, что убитый Логинов также входил в список учредителей вместе с третьим человеком — Андреем Звягиным… не допускаете, что гибель Вячеслава может быть связана с…
— Чего? — Петровский до хруста сжал кулаки, — ты на что намекаешь, следователь? Что это я грохнул своего друга ради доли в гребаной кафешке? — он направил на Шведова полный ненависти взгляд, — убил своего друга, да еще вот так? Ты где такие идиотские схемы видел?..
— Я прорабатываю все версии, — железным тоном ответил Шведов, в котором изначальная внутренняя жалость к Петровскому с каждой минутой их беседы сменялась неприязнью.
— Хорошо, — Петровский подался вперед, — придется тебе кое-что объяснить. Деньги, за которые куплена доля в кафе — мои. В свою очередь они получены от моего отца — Алексея Петровского. Тебе надо напомнить, кто он? — Петровский, прищурившись, посмотрел на Шведова.
— Не надо, — негромко ответил тот, выдерживая взгляд, — освежили память уже… кстати, очень интересно…
— Вот это… — перебил Петровский, — вообще последнее, к чему бы тебе стоило проявлять интерес! И, думаю, причины объяснять тоже не стоит. И не задавай мне вопросов о моем отце, ты ведь понимаешь, что я не отвечу, да и права не имеешь… — он очень мрачно, почти отчаянно усмехнулся, — но вернемся к нашим баранам. Я сам, за свои бабки ввел Логинова в состав учредителей и отдал ему долю. У него ни гроша за душой не было, можешь проверить. Знаешь, зачем? Потому что мне просто был нужен надежный человек, который поможет и поддержит меня. Нужен был друг… а теперь у меня нет друга! — он посмотрел на Шведова со звериной тоской в глазах и опытный следователь вновь понял: сейчас Петровский откровенен, — я прекрасно понимаю, что ты вряд ли кого-то найдешь, но я тебя не виню, ты нормальный следователь, я это вижу, но раскрыть это вряд ли получится. Только не вменяй мне его смерть, ты же понимаешь, надо быть конченым идиотом и мразью, чтобы сделать это… знаешь, может я и мразь, — Петровский покачал головой, — но точно не идиот. Я знал этого парня с первого курса… я никогда, слышишь, никогда бы не причинил ему вред… — к его горлу вновь подступили слезы. Он поспешно отвернулся, чтобы Шведов не видел этого.