— Да нет, мам, — Сергей покачал головой, — боюсь, что это реально конец. Ни сегодня-завтра Костина фирма прекратит свое существование…
Мама встала и подошла к шкафу, ища что-то на полках.
— Жалко мальчишку, — констатировала она, — похоже, задавили его…
— Нас лучше пожалей… — пробурчал Макаров себе под нос.
— Что-то? — спросила мама, не оборачиваясь, продолжая усиленно что-то разыскивать, — да куда же я их…
— Я говорю, сам сожалею! — поправился Макаров, — в общем, я просто говорю тебе, потому что считаю, ты должна быть в курсе. Боюсь, я вскоре опять стану безработным…
— Мы справимся, — мама, наконец, нашла, что искала и обернулась, ободряюще улыбаясь Сергею, — раньше как-то справлялись и теперь справимся. Да и учиться осталось чуть больше года, у нас обязательно все будет хорошо, Сережа! — она села рядом с ним и только теперь Макаров увидел в ее руках какую-то средних размеров коробку.
— Это что? — с легким удивлением спросил он.
— Я сильно дорогие, конечно, не могу купить, — начала мама, — но мне сказали, что это сейчас модные. Забыл, какой сегодня день? Совсем, сынок, заработался? — мама добродушно и одновременно немного грустно улыбнулась, протягивая ему коробку, — с днем рождения, сыночек!
Сергей в растерянности взял презент из ее рук.
— А ведь точно! — проговорил он, — а я и забыл совсем. Правда, заработался… да и отмечать как-то…
Он открыл коробку, в которой лежали наручные часы. Не «Швейцария» стоимостью, как автомобиль, конечно, но тоже не из дешевых. Сергей посмотрел на мать.
— Мам… — начал он, — ну не надо было! Это же дорого!
— Я просто хотела хоть раз в жизни сделать тебе что-то действительно приятное! — негромко сказала мама, — вот, откладывала и накопила. Возьми пожалуйста, Сережа. Мне будет приятно…
Макаров бережно взял часы и надел их на руку. Они сидели, словно влитые.
— Спасибо, мам… — прошептал Макаров, — я очень тебя люблю. Прости меня, если когда-то обидел…
Он крепко обнял маму, изо всех сил стиснув зубы, чтобы не расплакаться, стыдливо глядя куда-то в стену.
Вика достала из пачки тонкую сигарету и закурила, пуская во все стороны дым.
— Ну что, подруга, колоться будешь? — осведомилась она, глядя на Юлю, — я же вижу: на тебе лица нет! Козел какой обидел или предки опять?
— Вик… — Юля покачала головой, — я, короче, вообще не знаю, как сказать…
— Как говорил один мой бывший: желательно ртом! — Вика расхохоталась и выпустила дым, — да ладно тебе, подруга, что бы там ни было, мне-то можешь сказать! Давай, колись! — она с хитрым интересом разглядывала мрачную Аксенову.
— Нет… — Юля понизила голос почти до шепота и покачала головой, — нет, наверное, лучше не надо…
— Подруга, завязывай, а! — Вика изогнула одну бровь, глядя на Юлю, — мы подруги или нет? Что бы там у тебя не произошло, ты знаешь, я могила! — она очень серьезно посмотрела Аксеновой в глаза, — а рассказать кому-то все равно надо, а то еще в окно выйдешь не ровен час! Да и потом, вдруг я чем помогу?
— Нет, — Юля покачала головой, — спасибо, Вик, но помочь ты не сможешь. Я уже не знаю… хоть, правда, в окно выходи! — она всхлипнула.
— Так! — Вика решительно схватила подругу за руку и отвела в сторону подальше от толпившихся в курилке студентов, — ну-ка давай рассказывай, что там у тебя приключилось! Обижает кто? Давай-давай, колись, подруга, дело-то по ходу серьезное! Рассказывай, я тебе говорю!
Юля покосилась на рассерженную Вику и поняла, что та не отстанет. Опасливо покосившись на проходивших поблизости парней, она начала почти шепотом:
— Короче, Вик, ты же Перевертова знаешь?
— Нет, не знаю! — фыркнула Вика, — он так-то и в моей группе тоже ведет! Ну, в чем дело? С экзаменом залупился? Ты же у нас, вроде, девочка прилежная? — Вика усмехнулась и вновь вдохнула табачный дым.
— Я болела месяц, — тихо произнесла Аксенова, — пневмония. Пропустила по уважительной причине, понимаешь. А он… а он… нет, Вик, прости, я… — Юля опять заплакала.
— А, так вон оно, где собака зарыта! — Вика закрыла плачущую подругу от окружающих и принялась успокаивать, — так, ну хватит тебе, будет-будет! Все, успокойся и послушай меня! Успокоилась?
— Да, — неуверенно прошептала Юля, вытирая слезы.
— Короче, я так понимаю, предложил наш Артемчик тебе с ним прилечь? — Вика криво ухмыльнулась, глядя на вытиравшую слезы Аксенову, — нет, так не пойдет… на салфетку. Потом в сортир пойдем, у тебя вся тушь растеклась… не, подруга, так точно нельзя! — она покачала головой.
— Вот и я говорю… стой! — Юля изумленно посмотрела на Вику, — а откуда ты знаешь, что он предлагал…
— Догадалась, — на этих словах уже Вика опасливо огляделась по сторонам, — только не трещи об этом на каждом углу…
— Вик, да как не трещать?! — воскликнула Юля, вновь едва не заплакав, — он же теперь меня совсем со свету сживет! Надо кому-то сказать, должна же быть управа! Только… только я не знаю, кому! — она посмотрела на подругу умоляющим взглядом.
— Подруга, ты как из детсада! — Вика сердито сверкнула накрашенными глазами, — кому ты жаловаться собралась? Ты в курсе, кто его сюда посадил? Может, у тебя батя мент или мама ректор?
— Нет, — Юля покачала головой, — учителя школьные…
— Да я в курсе, не напрягайся! — Вика отмахнулась, — короче, ты реально хочешь кому-то настучать? Не, подруга, не прокатит, сама вылетишь! Мы с тобой для них — лимита, село «верхняя задница», нам никто не поверит. А вот ему — подающему надежды преподу и кандидату наук — в легкую.
— Но… так же нельзя… — пробормотала Юля, — и что делать?
— Подруга, ты реально хочешь, чтобы я это озвучила? — фыркнула Вика, — дать ему! — она твердо посмотрела на Аксенову.
— Что? — в горле у Юли пересохло, — как это?
— Если до сих пор еще не знаешь, кино посмотри! — хмыкнула Вика. Юля смотрела на подругу и не верила своим ушам.
— Вика, но это же мерзко!
— Как сказать… — задумчиво проговорила Вика, разглядывая сигарету в своей руке, — денег он все равно не возьмет, они ему на хрен не упали. А другого выхода у тебя точно нет. Придешь, извинишься, если нахамила, он это любит… отнесись к этому, как к должному. Это же не проституция, в конце концов…
— Вик, а что это? — Юля дрожала всем телом. Голова кружилась. Она отказывалась верить в происходящее. Она не знала, что предпринять. Нельзя же так! Как же это могло происходить?!
— Необходимость, если хочешь дальше здесь учиться, — спокойно ответила Вика, — ты прости, подруга, если жестоко, но иного выхода у тебя все равно нет. И, кстати, между нами говоря, Перевертов, конечно, г…н, но там у него все в порядке… — Вика указала глазами, — так что, не самый плохой партнер. Сколько у тебя их еще будет? К чему заморачиваться, раз выход простой?
— Что? Откуда ты? Так ты… нет! — нижняя челюсть Юли затряслась. Она не могла в это поверить.
— Да, если так хочешь, я с ним трахалась! — рявкнула Вика, с силой отбросив окурок, — и тебе давно пора бы повзрослеть! Времена моралистов прошли, и они сами скоро вымрут! Так устроен мир, подруга, ты просто принимаешь его правила или ломаешься! Вот и все!
— Я не верю… — прошептала Юля, пятясь назад, — ты…
— Я просто стараюсь выжить, как и все, это еще не делает меня б…ю, как ты сейчас, по ходу, думаешь! — сердито заявила Вика, глядя на подругу, — сними ты уже свои розовые очки, в мире куда больше красок и все они отдают цветом дерьма! Давно бы уже сделала вид, что тебе все нравится, хотя не исключаю, что понравится реально и все! В чем проблема?!
— Как ты только можешь… — из глаз Юли полились слезы. Она развернулась и побежала куда глаза глядят. Вика проводила ее взглядом и, покачав головой, потянулась за второй сигаретой.
В который раз за последние дни Петровский открыл папку «фотографии». По-хорошему давно пора было отпустить и жить дальше, сжечь мосты, стереть все воспоминания. В том числе фото… он бы сам так учил. Учил бы любого. Но не себя…
Он вновь стал пролистывать в смартфоне снимки, на которых они были запечатлены с Мариной. Первое «сэлфи» на ее рабочем месте еще в 2011-м, когда он не был соучредителем «Оазиса», в котором они и познакомились. Совместное фото в кинотеатре. Фотографии со дня рождения Петровского в 2012-м, еще до ссоры с Соболевым. На снимках все веселились и улыбались. На этих фото был, наверное, все же искренне радовавшийся за него Андрей Соболев, еще живой Славик… наверное, сам виноват, что потом все испортил. А вот они с Мариной катаются на «картах». И совсем уж личные фото, которые она, смеясь, просила удалить…
— Да, — только и сказал Петровский, окинув взглядом пустую квартиру. Поставив телефон на блокировку, он сунул его в карман и направился на балкон.
Было холодно. Но ему было плевать. Достав сигарету, он открыл окно и закурил, глядя во тьму двора. С минуту он размышлял. Затем достал телефон из кармана и, зайдя в справочник, стал листать контакты, ища нужный.
«Соболев», — высветилось на экране. Некоторое время Петровский задумчиво смотрел на дисплей, периодически ловя себя на том, что большой палец тянется к кнопке «вызов». А затем покачал головой и опять убрал телефон в карман…
Ненадолго, потому что в следующую секунду мобильный ожил сам. Петровский взял его в руку и уставился на экран. Этот номер не был сохранен в справочнике, но он знал, кто звонит. По коже пробежал холодок…
— Да! — сказал он напряженным голосом.
Конечно, как он и ожидал. Тот самый шелестящий голос в трубке.
— Как? — Петровский поменялся в лице, — обязательно? А иначе нельзя?! Хорошо, я все понял. Делай, как считаешь нужным… когда? Хорошо, понятно…
Он убрал сотовый в карман, после чего медленно затянулся. По идее, все шло по плану, правда, с небольшими поправками. Вот только пальцы на его руке предательски подрагивали…
— Напоминаю, что практика у вас начнется в июле-месяце, — куратор появлялся редко. Но сегодня решил заглянуть к вверенной группе, — желательно, чтобы все уже сейчас определились с организацией, в которой вы будете ее проходить. Надеюсь, ни у кого нет с этим проблем? Если есть, можете подойти в…