— Начинать розыскные мероприятия, причем срочно! — заявил Шведов, — если после убийства Алана они не покинули город, найти, установить «наружку», а потом брать!
— Ладно, это твои «скелеты»! — Смолин развел руками, — но просто, чтобы знал мое мнение: дело темное и гиблое, и копаться в нем… как бы самому не запачкаться…
— А чистыми быть не получится! — отрезал Шведов, — работа у нас не та.
Фролов опрокинул в себя пятую по счету порцию виски, на этот раз даже не удосужившись убрать бутылку в стол. Ему было все равно, зайдет кто-то или нет. Глаза Дмитрия заметно покраснели, мозг расслабился, алкогольный напиток решительно брал свое. Да и старые дрожжи тоже давали о себе знать. В последнее время он вообще частенько выпивал, зачастую прямо на рабочем месте. Наверное, коллеги уже начали замечать. Да и плевать. На все плевать. И на всех. Достали…
Дмитрий хотел снова налить себе в стакан, но в этот момент послышался стук в дверь.
— Зайдите попозже! — рявкнул он, на всякий случай все же убрав бутылку.
— Вы уж простите, господин президент, но дело срочное, война у нас! — этот насмешливый голос Дмитрий узнал еще до того, как Петровский появился на пороге из-за распахнувшейся двери.
— О! — Фролов уставился на товарища пьяными глазами, — а что, местные супергерои тоже стучат в дверь? Петровский, ты решил стать вежливым? Не, тебе не идет! — Дмитрий отмахнулся, едва не снеся при этом органайзер.
— Ух, как! — Петровский приблизился к столу и помахал рукой перед носом, — я, конечно, сам периодически прибухиваю на рабочем месте, но я-то там главный начальник! Не боишься, что зайдет ректор или проректор и увидит тебя таким? Нет, ладно я, мелкий коммерс, но ты-то, народный избранник, председатель союза студентов! — он продолжал откровенно издеваться.
— Ты чего сюда приперся? — спросил Фролов, злобно глядя на приятеля, — что ты до хрена веселый, я в курсе! Ну и катись, веселись в другом месте, тебя теперь везде любят, герой х…в! — он ударил кулаком по столу.
— Да ладно, Димас, хорош тебе! — видя, что ситуация стремительно накаляется, Петровский сменил тон и сел за стол, посмотрев на Фролова почти добрыми глазами, — я, конечно, не самый приятный человек, но что мы звери, в конце концов? Уже месяц не разговариваем, это же не дело! Давай, Фролов, что там у тебя на душе? — он выжидающе посмотрел на Дмитрия.
— О, как ты запел! — Фролов фыркнул и вновь достал бутылку, — про душу вспомнил! Да и к зверям ты вроде лучше относился, чем к людям. А на людей тебе вообще плевать! — он принялся наливать себе в бокал.
— Не на всех, — Петровский протянул руку и неожиданно отобрал у Фролова бутылку.
— Вискарь вернул! — тот угрожающе подался вперед.
— Или выпей со мной или завязывай бухать в одного, ничем хорошим не кончится, я-то знаю! — не уступил Петровский, — стаканы у тебя где?
— Там, в шкафу возьми! — буркнул Фролов, вернувшись на свое место.
Петровский нашел посуду и, вернувшись на свое место, налил себе немного. Посмотрел на приятеля. Фролов нехотя «чокнулся». Они выпили.
— Слушай, тебя родители в детстве водили в луна-парк? — неожиданно спросил Фролов, задумчиво разглядывая свой стакан.
— Да нет, у меня были несколько другие развлечения, как и у них, — ответил Петровский со странной усмешкой, — ты это вообще к чему?
— Меня вот водили, — продолжил Фролов, отпивая из стакана, — так вот, там, помимо всяких каруселей есть два таких вагончика. Комната страха и комната смеха. Вот в первом вообще не страшно. Тупые пластмассовые чудики, тряпки на стенах, идиотский магнитофон с идиотской кассетой… — он покрутил пустой стакан в руках, — хрень. Во втором, по идее, полагается ржать. Ну, по идее. Но знаешь… — он посмотрел на Петровского, — как по мне, так вот там как раз очень страшно… видел эти кривые зеркала? Искажающие изображение, делающие из лиц людей каких-то жутких монстров. Никогда не забуду эти ощущения. Я был там всего раз, родители еще очень удивились моей реакции… с тех пор я боялся туда ходить. Потому что мне было очень страшно. Понимаешь? — он внимательно посмотрел на Петровского, — с одной стороны нормальные люди, но искажение… оно создает жутких монстров по ту сторону. Так вот и с тобой, Костик, — грустно проговорил он, наконец, поставив стакан на стол, — только искажение типа идет в обратном направлении. Большинство людей смотрят на тебя и видят героя. Да что там, во всех нас! — он с досадой отмахнулся, — но мы-то находимся с правильной стороны зеркала. Мы-то знаем правду…
— Кошмар, — с привычной насмешкой сказал Петровский, — когда закончишь эту богадельню, сможешь зарабатывать, ваяя жуткие книги со мной в главной роли. Даже название уже за тебя придумали: «Сеть Петровского»! — он ухмыльнулся, — видишь, Дима, не пропадешь. А саму книгу потом пришьют ко всем прочим материалам уголовного дела! Будет основным вещдоком!
— Да пошел ты! — Фролов поднял бокал и опять выпил. Петровский сделал то же самое.
— А касаемо кривых зеркал, Дима, я тебе так скажу, — он посмотрел на Фролова, — да вся наша жизнь — долбаная комната смеха с кривыми зеркалами, искажающими действительность! Посуди сам: шайка студентов водит за нос целый универ. Мажорики из буржуйского ВУЗа решили поиграть… в нас! — подобрав нужное слово, он невольно улыбнулся, — Карнаухов ни сегодня-завтра будет назначен проректором по учебной части… кто с высочайшей вероятностью будет новым деканом юрфака? Штопаный г…н Фокин! — Петровский вновь расплылся в усмешке, — чем тебе не комната смеха? Театр абсурда с уродами в главных ролях! А уж ржать над всем этим или бояться — тут уже каждый решает для себя сам…
Петровский выразительно цокнул языком. Фролов разлил виски. Снова понемногу выпили.
— Может, теперь, наконец, расскажешь? — осведомился Петровский, вытирая губы, — какого хрена ты месяц от меня бегаешь?
— А что, так понадобился? — Фролов скривился, опять становясь агрессивным, — поступления из профкома, вроде, идут, из движений «сеть» я не выключал, денег не должен, бочку не катил, так в чем дело?
— А что, вопрос только в делах? — парировал Петровский, — а на человеческое тебе уже нас. ь? Так кто из нас теперь Мефистофель? — он посмотрел Дмитрию прямо в глаза.
— Человеческое, — пробурчал Фролов, слегка растерявшись от такого выпада, — хочешь поговорить о человеческом? Хорошо, давай, — он все же довольно быстро нашелся и опять сменил растерянность на гнев, — три человека слегли с воспалением легких, потому что на улице был мороз! — он уставился на Петровского почти с ненавистью и принялся остервенело загибать пальцы, — коменданта корпуса привлекли за преступную халатность, не знаю, что вы там насуетили, но всех собак повесили на него! Его, вероятно, посадят, Костик, понимаешь?! Посадят! Девочка по имени Катя Широкова, если еще помнишь такую, уже никогда не вернет прежнюю красоту, потому что бабла на «пластику» у нее нет! Да, ты сохранил ей жизнь, но ты же ее и изуродовал! — он ткнул в Петровского указательным пальцем.
С минуту Петровский молча смотрел на рассерженного Дмитрия, который, похоже, ожидал оправданий. Что ж, хочет оправданий, он их получит.
— А что если я скажу, что деньги Широкова все-таки получила? — начал он, — кстати, немаленькую сумму. Как ей распорядиться дальше — уже их проблемы, ее и родителей. Но на «пластику», если вдруг захочет обратно стать красивой, там точно хватит…
— Да плевать ты хотел на Широкову! — отмахнулся Дмитрий, осушив бокал, — пытаешься искупить грехи, непонятно только, перед кем, если ни во что не веришь. Или это перед самим собой? Что, Костик, совесть заела? — он прищурился, с интересом разглядывая Петровского, — может, заодно, откупишь коменданта от тюрьмы? И лечение студентам компенсируешь?
— Всем не поможешь, — ответил Петровский, старательно обходя вопрос совести, — но и я не такой монстр, каким ты все время пытаешься меня выставить. Или что, я это только ради себя? Напомнить, что твоя доля до сих пор на своем месте? — он гневно сверкнул глазами, — Дима, да пойми ты одну простую вещь: все это было ради вас! Будь я один, мне это вся канитель с дипломами на хрен не упала, ясно? Я — владелец процветающего кафе, я обеспечен до конца жизни! Так кому это было надо больше?
— Пытаешься переложить ответственность? — Фролов криво ухмыльнулся, положив голову на руки.
— Да плевал я на ответственность! — Петровский вскочил на ноги, изображая праведный гнев, — хочешь, в ментовку сдамся и сознаюсь в поджоге?! Только кому от этого легче станет? Тебе? Мечтаешь, чтобы меня посадили или грохнули? Не можешь простить Славика? Или пожар? Я не знал, что дело примет такой серьезный оборот, но даже так я не собираюсь оправдываться! Все это было ради вас, ради тебя, мы же друзья! А ты, похоже, хочешь, чтобы я побыстрее сдох! — он тяжело дышал и не сводил с приятеля злобного взгляда.
— Сядь, верю, принят в театральный кружок! — рявкнул Фролов, — если хоть половина того, о чем ты тут орешь — правда, уже немного легче. Так я повторю свой вопрос трехлетней давности: мы друзья, Костик? — он помнил.
— Конечно друзья! — Петровский покривил душой и сел на место, — ну пойми ты, наконец, Димас, не бывает в жизни все просто. А скорее даже наоборот: очень сложно. И идти нередко приходится по головам. Дима, ведь я в свое время тебя понял, а ты не хочешь меня понять? — он выразительно и очень двусмысленно посмотрел на Фролова, так, чтобы до того дошло, о чем именно идет речь, — будешь дальше устраивать мне такие демарши?
— Угрожать мне только не надо, пуганый, с тобой уже набоялся на всю жизнь вперед! — буркнул Фролов, налив ему и пододвинув бокал.
— А я не угрожаю, — Петровский осторожно взял посуду в руки, — просто хочу, чтобы между нами было взаимопонимание. Давай за это и выпьем!
— Просто у тебя странное мировоззрение, Костя, — заявил Фролов, когда они выпили, — и с каждым годом оно пугает меня все больше…
— Не переживай, недолго осталось! — хмыкнул Петровский, — еще год и забудешь меня, как страшный сон. А кругленька сумма под матрасом будет лишь приятным дополнением. Вместе с ключами от «мерина». Всего год, Дима. И разбежимся… но пока-то мир? — он протянул руку через стол.