Сама встреча прошла на удивление быстро. Но не успел я обдумать то, что ответил мне Ковальски, с вежливой улыбкой покинувший мой кабинет, как серьга в левом ухе звякнула, и я услышал голос Хосе, начальника нашей службы безопасности:
– Сеньор Гарсиа, тут ещё один тип рвётся к вам на приём. Зовут Ян Пиркс. Однако маза у него всего 13, и наша аналитическая система не рекомендует его пропускать.
– Так в чём проблема, Хосе? Скажите, я не принимаю. Или сдайте его в полицию, если сильно рвётся. Как он вообще с такой хилой мазой по улицам ходит? Наверняка опять жёлтая пресса, они же врут постоянно, у них и маза всегда ниже полтинника.
– Ну, я просто на всякий случай, сеньор Гарсиа. Машинки-то могут ошибаться, за ними надо приглядывать. Для того мы с вами и нужны, верно? А этот тип говорит, что он частный детектив и у него есть ценная инфа по вашему последнему тендеру на ракеты-носители…
Я даже вздрогнул, снова услышав о тендере, который у меня сегодня как рыбья кость во рту.
– Да, Хосе, я бы поговорил с этим человеком, пропустите его. И спасибо, что дали мне знать.
– Не за что, сеньор Гарсиа. Я ж говорю – мы, простые люди, должны поддерживать друг друга, пока нас роботы не захватили совсем, хе-хе!
Спустя пару минут в дверь постучали, и не дожидаясь ответа, в мой кабинет ввалился невысокий круглый человечек с большой потной лысиной. Он приветствовал меня взмахом руки, вылетевшей из нелепого мешковатого плаща, и как будто даже собирался протянуть эту руку мне, но замер и уставился на портреты, висящие на стене у меня за спиной.
– Мой отец был одним из лучших пилотов, – заявил он с каким-то вызовом, и к тому же по-английски.
Это уж чересчур! Ладно шутки Кортеса с машинным переводом, так теперь ещё вживую болтать с бледнолицым на его вымирающем языке! У него что, не было в школе испанского? Хотя, судя по его возрасту, вполне возможно и такое. Предыдущий-то посетитель, Ковальски, был сильно моложе, и отлично шпарил по-нашему. А с этим придётся помучиться.
– Да, раньше у нас было много хороших пилотов, – примирительно ответил я и тоже оглянулся на портреты, изобразив на лице глубокое уважение к славным героям прошлого. – Но сейчас почти всё летает на автоматике. Что я могу для вас сделать, сеньор Пиркс?
– Всё на автоматике… – Он кивнул. – Я как раз по этому поводу! Видите ли, меня наняли для расследования одной странной сделки, и эта работа привела меня к другой сделке, которая связана с вами. Насколько я знаю, вы собираетесь встретиться с мистером Ковальски из компании…
– Мы уже встретились, – перебил я.
– О нет! Что он вам сказал?! – Посетитель так резко подался вперёд, что я на всякий случай положил палец на тревожную бусину своего браслета.
– Извините, это коммерческая тайна. Однако, если вы объясните, в чём проблема, то возможно, я тоже поделюсь данными, которые вам нужны.
Под моим дружелюбным взглядом посетитель сдал назад, огляделся и присел в кресло. Потом вынул мятую салфетку и вытер вспотевший лоб.
– Прошу меня простить, я очень торопился… Надеялся, что попаду к вам раньше него. Теперь, наверное, уже поздно. Так что можно рассказать не спеша. Это всё из-за его матери. Она работала в «Амазоне». Вы ведь понимаете, что это значит?
– Конечно, – улыбнулся я. – Великая река наших предков! Так вы говорите, мать сеньора Ковальски работала в этой прекрасной реке? Рыбоводство – очень уважаемый бизнес, плюс двести к мазе.
– Нет-нет, я имею в виду компанию, которая дала название нашему основному рейтингу.
– А бывают неосновные? – Я почувствовал, что мой английский не так уж плох для поддержания беседы. Просто улавливаешь ключевые слова и переспрашиваешь.
– Да, вы правы, сейчас другими рейтингами почти никто не пользуется. Но когда-то у них было много поклонников. Одни считали, что для оценки граждан и организаций лучше подходят «цукеры», другим нравились «гули», третьим «яблочки». Кто-то даже предлагал перейти на «алики», но эту идею быстро замяли как непатриотичную. В итоге договорились, что лучший рейтинг даёт «Амазон», в просторечии «маза». Они лучше других отслеживали историю покупок и прочих реальных сделок, ну и все поверили, что этот рейтинг меньше подвержен накруткам.
– А-а, накрутки! – Я догадался, куда клонит собеседник.
Типичный случай. Даже в самой тихой провинции всегда найдётся чудик с обострённым чувством справедливости, который сначала распевает похабные песни в общественном месте, а потом бегает и жалуется, что какие-то тайные враги незаконно снизили ему мазу, чтоб выселить его из города. Так и в нашем бизнесе: после объявления результатов тендера кто-нибудь из проигравших обязательно начинает распускать слухи про успешного конкурента – мол, у него всё было подмазано заранее.
– То есть вы подозреваете, что мать сеньора Ковальски имела доступ к машинам, которые подсчитывают мазу, и она могла накрутить…
– Нет-нет! – Толстяк нервно отмахнулся своей грязной салфеткой. – Это было бы легко обнаружить. Хотя вначале я тоже думал о чисто техническом взломе, через какой-нибудь бэкдор. Но в кодах «Амазона» полный порядок, там очень жёсткие аудиты безопасности. Мать Ковальски действовала иначе. Более тонко. Мне удалось узнать, что у неё была закрытая научная работа о проблемах кумулятивных рейтингов…
– Очень интересный подход! – На этот раз я даже не знал, за какое английское слово уцепиться, чтобы превратить его в вопрос, и рука уже потянулась к браслету, к бусине-переводчику. Однако мне снова вспомнился отчёт Кортеса с эротическими деталями ракет. Нет, нам такие косяки перед детективом ни к чему. Надо просто взять беседу в свои руки.
– Послушайте, сеньор Пиркс, я бы с радостью обсудил с вами эту теорию. Но у меня важная встреча через десять минут. Поэтому давайте ближе к делу. У вас есть конкретные факты, улики против Ковальски?
– Есть, и множество! Когда мальчику было семь, его хотели выгнать из начальной школы за ужасное поведение и нулевую успеваемость. Но мать пришла к директору и объяснила с цифрами, что если история изгнания альтернативно-одарённого ребёнка попадёт в прессу, рейтинг школы упадёт настолько, что эта школа, входившая в десятку лучших по стране, вылетит даже из первой сотни. Вместо этого директору было предложено иное, взаимовыгодное решение: мать заберёт сына из школы «в связи с переездом», и рейтинг школы не пострадает, но за это школа должна поставить юному хулигану Ковальски высшие оценки по всем предметам.
– Ох уж эти современные мамаши… – Я покачал головой, на этот раз даже с настоящим сочувствием. Можно сказать, с тайной мужской солидарностью.
У моего-то сына целых две матери, а слово «отец» он наверное и не знает, мы с ними почти не виделись. Раньше я частенько переживал – ну чему эти две клуши могут научить пацана? Да и сейчас иногда задумываюсь, если вот так вдруг напомнят. Но закон есть закон, у биологического отца никаких прав нет, это вроде как одноразовый сервис доставки. Ладно, чего уж… Может, и мой парень в люди выбьется когда-нибудь.
– Очень рад, что вы поняли. – Детектив как будто приободрился, заметив печаль на моём лице. – Ну а дальше Ковальски с матерью повторяли аналогичные трюки снова и снова, и его маза всегда росла.
– Погодите, но в его резюме написано… Неужели и Гарвард?…
– Да, и Гарвард тоже. Я специально туда летал. Преподаватели вообще не видели этого студента на занятиях. Зато слышали, что он торгует наркотиками на кампусе. А когда приходило время экзаменов, Ковальски являлся к каждому из них и объяснял, что произойдёт с мазой этого преподавателя, если он завалит такого студента. Один из профессоров не согласился, поскольку не дорожил своей мазой. Собственно, он мне всё и рассказал. Но тогда ему не удалось разоблачить Ковальски: в дело вмешалось руководство, Гарвардский совет наблюдателей. У них как раз перед этим был случай, когда поступил студент с очень высоким рейтингом, а потом его маза резко упала во время учёбы – и это был большой минус в мазу университета, вроде как они виноваты, угробили талант. Им не хотелось повторения такого просчёта, оказалось выгодней расстаться с несговорчивым профессором. У него маза была слабенькой из-за каких-то политических выступлений в молодости, ну а конфликт с низкомазым сотрудником не ухудшает рейтинг организации.
– Удивительная история! – Я встал и прошёл в угол кабинета, к холодильнику. – Хотите лимонаду, сеньор Пиркс? Нам привезли отличный лимонад из Колумбии, а я всё забываю поставить им оценку. Да и вашу работу пора отметить.
Я вынул две прохладные бутылочки, протянул одну детективу. А сам, пока возвращался к столу, нажал на браслете оценочную бусину и повернул её в нужную сторону. В сторону Пиркса.
– Да-да, спасибо… – Детектив смотрел на бутылку, словно что-то припоминая. – Так вот, про Ковальски. Я вряд ли смогу довести это дело до конца. Видите ли, я очень болен… врачи говорят, мне осталось всего пару месяцев… Но меня гораздо больше ужасает сделка, которую этот мошенник заключает с вашим космодромом. Вы же понимаете, это приведёт к авариям, к огромным жертвам! Скажите, что он вам обещал?
– А какая разница, сеньор Пиркс? Ну, будут аварии, и что? Моя-то маза уже не пострадает, в отличие от вашей. Зря вы взялись за это дело. Ага, вот и они.
Дверь кабинета распахнулась, на пороге стоял Хосе в сопровождении двух полицейских.
– Извините, сеньор Гарсиа, наша система безопасности выдала красный код. У вашего посетителя не просто низкая маза, она теперь вообще отрицательная. С этого момента он не имеет права находится на территории округа Бревард, и тем более, на территории космического центра.
Когда они увели его, я плюхнулся в то самое кресло, где до этого сидел Пиркс, и наконец прикончил бутылочку отличного колумбийского лимонада. Зачем же он так упорно выспрашивал, какой вариант предложил мне Ковальски? После всего, что раскопал этот детектив, он мог бы и сам догадаться, и не портить себе остаток жизни. Пока эти несчастные ракеты построят, пока начнут использовать – пройдёт ещё года два-три. А мне всего год до пенсии, я успею уйти с хорошей мазой. Я уже и домик себе купил, у самого залива. Мы, простые люди, должны поддерживать друг друга. Этого не понять ни машинам, ни умникам-одиночкам.