[545], а также встраиваются в городские политические процессы.
Мы никогда не были и, увы, уже не побываем в Гринвич-Виллидж образца 1960‐х годов. Мы не видели оживленных городских улиц, о которых писала Джекобс, а значит, относимся к тем, кто «в любом случае будет представлять их себе не совсем верно – как авторы старинных изображений носорогов, сделанных по рассказам путешественников»[546]. С этим не поспоришь. В свою очередь, Джекобс вряд ли могла бы себе представить жилой район вроде «Северной долины», а уж тем более поверить, что в нем может разворачиваться своеобразный «тротуарный балет».
При этом по сравнению с картиной, нарисованной Джекобс, в исследуемом нами районе изменилась сама сущность тротуара. Если рассматривать материальность города, технологии и инфраструктуру как неотъемлемые элементы человеческого существования, а не незначительный фон[547], станет ясно, что именно цифровые медиа играют важнейшую роль в организации соседской жизни в «Северной долине»[548]. «Тротуар» в этом районе – не физическое пространство, вмещающее социальные процессы, а гибридное, создаваемое жителями в онлайн- и офлайн-практиках. Те социальные процессы, которые Джекобс назвала «тротуарным балетом», получили возможность разворачиваться в малоподходящей для этого среде модернистского жилья именно благодаря цифровым медиа.
Гибридная «тротуарная жизнь» района, сочетающая онлайн- и офлайн-практики, поддерживает разнообразие, событийность, взаимодействия жителей района и тем самым обеспечивает порядок и формирует богатую публичную жизнь. Однако устройство цифровых медиа в какой-то мере определило специфические черты, возможности и ограничения функционирования подобной «тротуарной жизни». Обобщив приведенные выше примеры, рассмотрим эти особенности подробнее.
Гибридный тротуар может заменять физическое место встречи и случайного разговора, взаимодействия незнакомцев, то есть способствовать формированию слабых социальных связей там, где офлайновые общественные пространства отсутствуют или не справляются с этой функцией. Более того, пример «Северной долины» показывает, что с использованием социальных сетей может возникать как единый общий гибридный тротуар, где могут встретиться все подряд (одна открытая онлайн-группа района), так и множество параллельных тротуаров (закрытых или тематических онлайн-групп, групп отдельных домов), где в результате пересечения людей, технологий и практик возникают разные сетевые публики[549].
Гибридный тротуар не имеет физической емкости, то есть может вместить любое количество персонажей и танцоров. Инфраструктура позволяет каждому гибко настраивать (кастомизировать) уровень вовлеченности в районную публичную жизнь и «тротуарный балет»[550], то есть предоставляет небывалый для времени Джекобс набор возможностей для достижения столь ценного для нее баланса между частной и общественной жизнью.
Такой тротуар, с одной стороны, предоставляет больше равенства. Для подключения к новостной сети района не нужно знать конкретных тротуарных персонажей, завсегдатаев и владельцев заведений или обладать хорошими коммуникативными навыками. Достаточно лишь иметь выход в интернет, где в группе социальной сети собирается огромная база данных знаний о районе и локальных происшествиях, доступная 24/7. Доступ к информации становится деперсонифицированным, а сами освещаемые события при этом – не просто видимыми, но и доступными для поиска[551]. Каждый подписчик группы в соцсети имеет равную видимость онлайн и равную возможность опубликовать свою новость или комментарий на стене группы, то есть высказаться по любому поводу и о любой ситуации без угрозы своей физической безопасности. Это, однако, часто ведет к тому, что общение становится менее нейтральным, осторожным и бережным, но более провокационным, иногда даже жестким и агрессивным, широко распространяется коммуникативный жанр иронии, сарказма и троллинга.
С другой стороны, эта сцена не так инклюзивна[552], как может показаться. Здесь автоматически не появятся те, кто не пользуется социальными сетями, кто ограничен в доступе к интернету или в целом не знает о существовании конкретной группы «ВКонтакте». Если тротуар Джейн Джекобс – это место встречи местных жителей и любых зашедших на него незнакомцев, то тротуар «Северной долины» – это, прежде всего, пространство взаимодействия соседей-незнакомцев. Сюда забредают редкие случайные не-жители, но это, скорее, исключение из правила. Место «входа» на этот тротуар не всегда очевидно, и для его поиска требуется определенное «предзнание» о его существовании, которое может передаваться в том числе традиционным способом – в личной офлайн-беседе.
«Сеть контроля и слежения» и «новостная сеть» в «Северной долине» состоят не только из человеческих глаз (к которым прибавляются руки и пальцы), но также включает технологии и цифровые элементы: смартфоны, компьютеры и саму инфраструктуру интернет-сетей и платформы «ВКонтакте». Эта сборка позволяет обращаться не только к присутствующим здесь-и-сейчас на физическом тротуаре, а сразу ко многим, находящимся в другом пространстве-времени. Частью цифровой инфраструктуры становится человеческий элемент – администратор группы или страницы, который обладает очевидной властью устанавливать правила и модерировать посты и дискуссии, то есть в определенной мере «дирижировать» «тротуарным балетом».
Инфраструктура социальной сети позволяет как опубличивать, так и анонимизировать тротуарных персонажей. Есть возможность закрывать свой профиль, заполнять его вымышленными данными, просить администратора группы публиковать посты анонимно. Но возможности для деанонимизации и шейминга становятся оборотной стороной функционирования «сети контроля и слежения», которую в своей книге романтизирует и однозначно позитивно оценивает Джейн Джекобс. Цифровые следы на гибридном тротуаре остаются надолго, их не смыть и не подмести, а устройство социальной сети позволяет смотреть профили людей (если они открыты) и обращаться к их прошлым высказываниям. Это дает возможность делить персонажей на тех, кому стоит или не стоит доверять, выделяя «адекватных» и «проверенных» на фоне остальных.
Гибридный тротуар позволяет масштабировать события и происшествия: для сохранения порядка (и при этом – приватности) важным становится не столько пресекать попытки его нарушения здесь-и-сейчас, но и устанавливать общие правила, на примерах показывая какие действия приемлемы, а какие нет. Гибридный тротуар, таким образом, социализирует не только детей, но и взрослых. Он также стимулирует возникновение дополнительных эффектов, о которых не писала Джекобс, а именно гражданского участия и коллективного действия[553].
«Хороший» тротуар, описанный Джейн Джекобс, – это своего рода «мобильная политика»[554], то есть успешная практика, форма, рожденная в одном социально-политическом контексте и переносимая планировщиками и управленцами из одного города в другой с целью решать насущные задачи создания живых и безопасных улиц[555]. В этой статье мы попытались оспорить представление о том, что насыщенная тротуарная жизнь может существовать только в среде, отвечающей стандартам нового урбанизма. Однако описанный нами гибридный тротуар, обладающий целым спектром возможностей и ограничений, возникает не во всех городских районах и кварталах, даже при условии, что доступ к социальным сетям открыт им в равной степени. Вопросы о том, почему так происходит и возможно ли создание и поддержание такого тротуара извне (чем обычно заняты городские планировщики с помощью внедряемых ими архитектурных решений), мы оставим открытыми[556].
Ольга Бредникова«Жить в телефоне»: мобильная связь мобильного субъекта
Мы наконец идем на взлет. Стюардессы обходят салон, просят пристегнуться и отключить мобильники. Непристегнувшихся и тех, кто пользуется телефонами, очень много, практически в каждом ряду. И это уже после всех объявлений! Сидящий рядом со мной молодой мужчина с кем-то разговаривает по телефону. Мне очень хочется сказать ему, что вообще-то сейчас пользоваться мобильной связью нельзя, что он подвергает всех опасности. Но я почему-то молчу. Наверное, боюсь сделать замечание. Стюардесса подходила к парню вот уже три раза, говорила ему что-то по-таджикски. В последний раз даже дотронулась до плеча, дабы он обратил на нее внимание. Тот в ответ покивал и продолжил говорить. Закончил разговор, когда уже самолет взлетал. И то еще некоторое время продолжал нажимать на кнопки – писал смски или играл – не знаю. Мой сосед был не единственный, кто так открыто нарушал правила (28 мая 2015 года, на борту самолета компании «Тадж Авиа», рейс Санкт-Петербург – Душанбе).
Около шести вечера, час пик в метро. На станции Маяковская люди идут медленным непрерывным потоком. На переходе на станцию «Площадь Восстания» на лестнице толпа притормаживает, фактически встает в пробке – узкое место. Когда подхожу поближе, вижу, что люди тормозят еще и в месте уборки. Мусор большой кучей лежит на ступенях. Сама уборщица стоит и разговаривает по телефону. Толпа буквально обтекает ее. Разговор по телефону идет на кыргызском языке. Вокруг все раздражены из‐за толчеи. Женщина рядом довольно зло говорит своей спутнице: «Работнички… Сколько вижу – все по телефону трепятся. Просто все и всегда! Ну зачем они нам?!» (ноябрь 2015 года, метро, переход со станции «Маяковская» на станцию «Площадь Восстания», Санкт-Петербург).