Видеогид – это алгоритмизированная видеозапись, которая запускается датчиком движения и способна реагировать на действия пользователя. В частности, поднятием руки можно выбрать язык (русский или английский). Вытянув руку вперед, можно вызвать меню и выбрать дополнительные опции. Видеогид «вживую» рассказывает о своей теме, это продолжается несколько минут. Можно покинуть зону, в которой датчик «видит» движение, и через какое-то время он перезапустится. Создателями экспоната очерчено не только пространство «видимости», но и пространство слышимости: динамики расположены сверху, над стоящим в круге пользователем, и направлены на него, чтобы не мешать людям в других частях экспозиции. Такая система направленного звука называется «звуковым душем» (sound shower).
Видеогиды не снабжены табличками, поясняющими порядок их использования. Несмотря на простоту сценария действий, вписанных в экспонат, возникают неопределенности. Каждый шаг потенциально означает решение практических проблем, и вариации в поведении посетителей показывают, что не все решают эти проблемы быстро и одинаковым образом. Первая команда, получаемая от говорящего персонажа, – поднять правую или левую руку для выбора языка. Но поднять правую руку – как? Вытянуть ее вверх или достаточно согнуть в локте так, чтобы ладонь находилась на уровне головы? Долго ли нужно держать руку в таком положении, чтобы компьютер распознал конфигурацию тела пользователя? Некоторые посетители продолжают стоять с поднятой рукой уже после того, как началось повествование на выбранном языке. Иногда спутники помогают пользователю занять правильную, по их мнению, позицию, из‐за границ круга корректируя положение его или ее поднятой руки. Другие действия и вовсе не регламентируются экспонатом. Неясно, можно ли совершать другие движения в пределах круга или это приведет к сбою? Можно ли переговариваться? Также не задается количество и размер пользователей. Ряд проблем поэтому связан с изменениями «габаритов», когда экспонат пытается включить ребенок, чей рост не позволяет машине распознать движение, или когда вместо одного человека в круг встают четверо. Места под динамиком хватает для нескольких человек, но в ходе практических действий выясняется, что одновременно управлять экспонатом может только один.
Вид экспоната ассоциируется с технологией тачскрин. Поэтому некоторые, не обращая внимания на круг перед видеогидом, приближаются вплотную к экрану. Отсутствие интерфейса с кнопками заставляет посетителей музея искать возможность управлять содержимым при помощи прикосновения: такой контакт стал для большинства привычным, и наличие экрана является быстро распознаваемой возможностью (affordance).
Что касается обыденных представлений об устройстве экспоната в целом, показательным является вопрос одной из посетительниц: «А они нас видят?» Речь идет о том, что, по ее догадкам, специальные люди могут находиться в другом пространстве и взаимодействовать с посетителями музея, используя веб-камеру. В некотором роде женщина переоценивает возможности создателей экспозиции: было бы непросто организовать постоянную прямую трансляцию с МКС. Тем не менее ей проще представить ситуацию разговора, опосредованного веб-камерой, чем смешать естественный порядок повседневного взаимодействия и алгоритм, включающий команды, улавливаемые датчиком движения. Другое, более «материалистическое» объяснение происходящего могло принадлежать, например, ребенку, который бы решил, что ученый и космонавт действительно сидят за стеклом, как в коробке (здесь можно вспомнить известный эпизод про Карлсона и телевизор).
Приходя в Политехнический музей, люди узнают новое о научных законах и открытиях, принципах работы разных механизмов. Они получают информацию из видеороликов, прочитанных подписей и более или менее внимательно изученных схем и моделей. Но они также узнают что-то о технологиях, которые используются в музее, для того чтобы демонстрировать другие технологии. Посетители могут не понимать, как работают интерактивные цифровые устройства и что стоит за интерфейсом, но они осваивают их практически: фиксируя, что происходит в результате определенных движений, испытывая новые стратегии, совершая и исправляя ошибки.
В проанализированных примерах заметно, что посетители склонны относиться к интерактивным объектам в музее так, как если бы они были «простыми» вещами. Люди ориентируются на внешние свойства экспоната, принимая их за индикаторы той или иной возможности (affordance). Как пишет Дональд Норман, «способность человека распознавать и использовать аффордансы позволяет ему эффективно действовать даже в новых для него ситуациях, когда он имеет дело с неизвестными предметами»[614]. Ошибки в манипуляциях, которые совершают и замечают пользователи «Биосферы» или видеогидов, изменяют их представления о том, как работают технологии. То, что могло казаться видеороликом или даже имитацией «естественного» взаимодействия, по результатам практических действий оборачивается алгоритмизированным процессом. Или экран, как бы отражающий свет смартфона, оказывается действующим посредством датчиков, расположенных по бокам.
Экспонаты, подобные тем, которые были описаны, не просто меняют представления публики о технологиях. Они также заставляют людей иначе думать о себе и своих возможностях: например, иначе представлять свое тело и движения, которые могут быть задействованы для работы с цифровыми устройствами. Описанные экспонаты помогают трансформировать представления о доступных способах действий. Они открывают новые функции телефона, привычного устройства, почти всегда теперь сопровождающего человека: он производит свет, которым можно воздействовать на незнакомые вещи в новом пространстве и добиваться видимых эффектов. Они расширяют область, в которой пользователю доступны манипуляции, способствуют «расширению» тела в пространстве[615]. Управление при помощи кнопок, тумблеров и рычагов уже сменилось непосредственным контактом руки с поверхностью объекта (тач-технологии): музей и интерактивные экспонаты формируют и укрепляют идею о том, что движение тоже может выступать в роли команды для компьютера.
Взаимодействие с интерактивными экспонатами учит посетителей подстраиваться под другой ритм, контролировать свои телодвижения и соотносить их с реакциями компьютера. Как и другие основанные на компьютерных технологиях устройства, видеогиды или инсталляция не видят всех действий пользователя и не могут сделать видимыми и понятными ему собственные сбои. Однако этот процесс взаимодействия является практикой, в ходе которой посетители адаптируются к особенностям машин. К этому располагают условия музея: новизна ситуации, установка на получение информации и открытие нового, возможность пробовать разные способы действия.
Посетители музея покидают экспозицию с изменившимся, пусть даже и незаметно для них, представлением о том, как устроен окружающий мир. Музей простирается в современный город – грандиозную выставку социальных и технологических достижений, предлагающую новые и новые практические задачи. Люди подходят к этим задачам с навыками, знаниями и техниками тела, часть из которых может приобретаться именно в рамках музейного опыта взаимодействия с интерактивными объектами.
Александр КондаковТрансформации сексуализированного городского пространства в эпоху новых медиа: от «плешки» до VKontakte[616]
В 2013 году нью-йоркский художник Евгений Фикс опубликовал книгу «Москва»[617], которая состоит из фотографий общественных пространств столицы, заснятых художником: парков, кафе, площадей. Однако на этих фотографиях публичные пространства представлены пустынными – на них совсем не видно людей, несмотря на то что они там все-таки присутствуют. Эти московские места лишь кажутся безлюдными, поскольку их главные обитатели – невидимые граждане СССР: исключенные из публичности, сделавшиеся призраками и растворившиеся в городском ландшафте советские гомосексуалы. В этой главе я предлагаю посмотреть на то, каким образом эти субкультурные городские пространства, облюбованные геями, бисексуалами и лесбиянками, превращаются в политические, то есть в такие, где разворачивается угнетение властью и сопротивление ей. Советское прошлое дает в этом отношении почву для понимания нюансов политической борьбы и активного гражданства, а постсоветская повседневность – примеры противоречивых трансформаций городских пространств. Одна из важнейших трансформаций, которая происходит уже сегодня, – это быстрая виртуализация города, касающаяся и тех мест, о которых пойдет речь. Как виртуальность, в этом случае понимаемая как превращение городских мест встреч для ЛГБТ в онлайн-группы и приложения, влияет на политическую составляющую таких постсоветских «плешек»?
Точка отсчета для настоящего рассуждения – это также точка столкновения двух утопических проектов. Один проект касается строительства нового будущего равных граждан, которое актуализируется в порой уродливом, а порой прогрессивном советском проекте гражданства. Второй – это повседневная утопия городской субкультуры, которая конструируется участниками взаимодействия по их собственным законам и актуализирует их личные представления об утопичной жизни. В этом смысле субкультурные городские места, которые были населены гомосексуалами в СССР, представляют собой одну из альтернативных форм сексуализированного гражданства, где человек не страдает от подавления властью, но выстраивает личные отношения с другими, в конечном счете имеющие политический эффект. Загадкой, однако, остается влияние виртуализации на политический процесс, протекающий в городе. Осмыслять эти темы я предлагаю через призму социальной теории гражданства, представляемую в следующей части главы.