— Двадцатую! — азартно заявил Кулли. — И только вы с отцом получите весь груз. Оплата оловом и синим камнем!
— Договоримся, — ответила девушка за дверью после некоторого раздумья. — Надо твой товар смотреть. Железо сюда из Хайясы везут. Бывает, дрянь дрянью притащат, а не железо. Шлак прямо кусками отваливается.
— Козочка моя! — купец широко распахнул дверь в скромную каморку, где из мебели стояло только ложе, накрытое тощим тюфяком. — Дядя Кулли сейчас сделает из тебя благочестивую женщину, с которой не стыдно заключить брачный договор… Кстати, ты уже заключила договор?
— Еще бы! — презрительно фыркнула девушка, к которой Кулли не на шутку воспылал страстью. — Жених мой безродный, из приказчиков-мушкенов(8). Полной дурой надо быть, чтобы за такого без брачного договора выйти. Договор у меня, почтенный, на пяти табличках, и заверен, как должно. Там каждый моток ниток перечислен, что моим имуществом после развода останется. Я мужа в любой момент могу из дома выгнать, а вот если он со мной разведется, то такой штраф заплатит, что до следующего потопа отрабатывать будет. У меня к тому договору десять свидетелей из хороших родов имеются, да еще и царский писец-тупшарру свою печать приложил. Если муженек мой даже воздух испортит без разрешения, я его воронам скормлю, и в своем праве буду.
— Ах, какая женщина! Да где ты была всю мою жизнь? — восхитился купец, сердце которого растаяло как снег на весеннем солнце. Он видел снег и лед в горах Тавра.
— Видишь! А ты не хотел со мной на ложе лечь, — хмыкнула красота неописуемая. — Даже уговаривать пришлось.
— Так, — деловито произнес Кулли, бросая ей в подол несколько драхм. — Священное серебро Богине уплачено. Ложись! Делаем все по-быстрому и идем к твоему почтенному отцу, обсудим серьезные вопросы.
— Я же сказала, — усмехнулась девушка, неумело устраиваясь на ложе, — отец у меня старенький совсем, у него ноги больные. Серьезные дела со мной обсуждать будешь. Я в лавке дела веду.
А ведь она и не страшная совсем, — думал Кулли, любуясь крючковатым носом, совиными глазами и мышиными хвостиками там, где у нормальной женщины должны быть косы. — Моя-то стерва куда страшнее была. А ругается как! Просто хвалебный гимн Богине, а не ругань. Хороша-а!
Купец взгромоздился на девушку, задрал подол длинного платья и приступил к делу, не обращая внимания на ее ойканье. Да и зачем бы ему это? Славить Иштар — это не служанку трактирную оприходовать. Это дело благочестивое, к нему со всей ответственностью подойти нужно. И тут Кулли, не ожидая от себя ничего подобного, вдруг заявил.
— За меня замуж пойдешь? — он остановился в самый ответственный момент. — Я хорошего рода. Из авилумов Сиппара, не мушкен какой-нибудь.
— Может, имя мое сначала спросишь? — хмыкнула прелестница. — Продолжай, почтенный. Как свое дело закончишь, обсудим. Если у тебя нет ничего, то ты мне даром не нужен. У меня один нищий жених уже имеется, а второй мне ни к чему. Сикль к сиклю собираться должен. А если ты серебра заработать не можешь, то зачем мне свою достопочтенную кровь с твоей дурной мешать. Только уважаемых предков гневить глупостью.
— Какая женщина! — в очередной раз подумал Кулли, занявшись девушкой со всем своим нерастраченным пылом. Тертый, битый жизнью купец, кажется, влюбился как мальчишка, впервые в жизни. И он произнес фразу, которой сам от себя не только не ожидал, но даже и не подозревал, что вообще произнести ее способен.
— Я твоему жениху сам отступное выплачу.
— Так вот она какая, истинная любовь, — услышал он растерянный голос своей ненаглядной. — Благословила-таки богиня, дошли до нее мои молитвы. Ну, раз так, то согласна я замуж пойти. Может, познакомимся для начала…?
1 Элам — страна на юго-западе современного Ирана. Столица Сузы (совр. Шуш). В описываемое время находился на пике могущества.
2 Касситы — кочевое племя, жившее севернее Элама. Завоевали Вавилонию и стали ее воинской элитой.
3 Страна Дильмун — архипелаг Бахрейн. Рай в верованиях шумеров. Особенно богатых и знатных люди хоронили именно там. Также Дильмун — источник жемчуга. Там его и сейчас добывают.
4 Знаменитой Дороги Процессий, выложенной цветными кирпичами и окруженной мозаиками, в это время еще не было. Касситский Вавилон вовсе не был чудом архитектуры. Напротив, он был весьма незатейлив по сравнению с временами перед персидским завоеванием.
5 Наставление отца сыну, записанное на глиняной табличке. Ориентировочно 2200 год до н.э.
6 Вавилонский Подземный мир находился под плоской Землей. Его окружала медная стена с семью воротами и река смерти — Хубур. Там тоже, как и у греков, работал бессмертный перевозчик. Это было мрачное место, где грешники и праведники обитали вместе и питались прахом и глиной. Если родственники не приносили поминальные жертвы, то дух в загробном мире голодал. Цари, жрецы и богачи чувствовали там себя гораздо лучше простонародья.
7 Маган — современный Оман. Основным источником легкодоступной меди был именно он и территория эмирата Абу-Даби. К описываемому времени эти месторождения сильно истощились, как и месторождения олова в горах Тавра (Хеттское царство). Это усугубило кризисные явления, связанные с засухой.
8 Мушкены — неполноправные, но свободные жители Вавилонии. Полноправные мужи, авилумы, стояли выше по социальной лестнице.
Глава 7
Год 2 от основания храма. Месяц третий, называемый Дивойо Потниайо, Великой Матери, приносящей весну, посвященный. Угарит.
Я ходил по великому когда-то городу, который стараниями жителей почти что расчистили от мусора и битого кирпича. На месте целых кварталов раскинулись пустыри, где горожане теперь пасли своих коз и разбили огороды. Небывалое дело там, где раньше ногу некуда было поставить. Тысяча человек теперь живет в Угарите вместо десяти тысяч, что находили себе здесь хлеб во времена расцвета.
Рапану, который шел рядом со мной, опустился вдруг на колени и начал гладить шершавый камень, торчащий из земли. Он плакал и бормотал что-то на родном языке. И даже таксиархи, люди, очерствевшие на войне, понимающе отвернулись. Нелегко видеть, как человек молится тому месту, где жили предки. Как будто сами не сожгли множество таких же домов. Купец застыл, молясь мертвым камням, а я просто ждал.
— Отстрой дом отца, — сказал я ему, и Рапану вытер слезы с круглой кошачьей физиономии и кивнул.
— Непременно отстрою, господин, — сказал он. — Там похоронен весь отцовский архив. Таблицы за последние сто лет. Там вся наша торговля, все долги и… — он махнул рукой. — Да кому теперь это нужно!
Усадьба купца Уртену, его отца, — археологическая сенсация моей старой реальности. Цены не было дому, в котором засыпало песком и кирпичом несметные богатства погибшей семьи и всю ее переписку.
— Не успели еще расчистить, господин, — угодливо поклонился мне здешний градоначальник. — Но сделаем немедленно! Все силы бросим!
— Даже не думайте, — зло взглянул на него Рапану. — Чтобы ни одна сволочь без меня не посмела к отцовскому дому подойти.
— Как скажете, почтенный, — равнодушно пожал плечами Аддуну, едва скрывая презрение к какому-то купчишке, который прикрывается милостью государя.
— Царский дворец восстановить нужно, — я разглядывал огромное строение, которое уныло смотрело на меня черными глазами выгоревших дверей.
— Непросто будет, господин, — осторожно посмотрел на меня бывший писец Аддуну. — Крыша выгорела вся, провалилась и засыпала черепицей покои. Стены кое-где от жара рассыпались в труху. Сделать можно, но уж очень дорого выйдет.
— Не дороже денег, — ответил я подумав. — Те помещения, что выгорели полностью, можно не восстанавливать. А вот казармы царской стражи почти целые стоят. Крышу поменяй и заселяй воинов. И вообще, у тебя есть другой способ мастерам работу дать? Нет? Вот и у меня нет. Если ты камнерезов, строителей и художников в крестьян превратишь, то новых уже не будет. Мастера творить должны, а не коз пасти и финики собирать. Понимаешь?
— Да, господин! Как прикажете, господин! — писец смотрел на меня беспредельно преданным и беспредельно же тупым взглядом.
Ему ни за что не понять, что именно тончайший слой ремесленной элиты, состоящий из талантливых гончаров, ювелиров, медников и стеклодувов, отличает эту эпоху от Темных Веков, наступление которых я так стараюсь предотвратить. Мастера сейчас разбросаны по деревням, не имея возможности прокормиться ремеслом, а я соберу их назад и дам им работу, восстанавливая ненужную роскошь дворцов. А там, глядишь, и моя скороспелая знать, богатеющая на глазах, потянется к прекрасному. А если не они, то их дети уж точно. Именно богачи являются потребителями тех товаров, что везут купцы по Великому морю. Не крестьяне же покупают слоновую кость, микенскую керамику, тирский пурпур и золотые египетские амулеты. Только потребление знати еще хоть как-то держит на плаву этот мир. Именно дуреющие от безделья богатые бабы, что трясутся от желания прикупить египетского льна и аравийских ароматных масел, заставляют течь караваны из одного конца мира в другой. Такой вот парадокс здешней экономики.
Думаете, смешно? Да не смешнее, чем активность китайцев во времена династии Тан, которые прикладывали немыслимые военные и политические усилия, чтобы пробить путь в Персию. Ведь именно оттуда везли хузму, лучшую краску для бровей, которой пользовались в гареме Сына Неба. Кому нужны постоянные скандалы в собственном доме? Да никому. А раз так, то лучше захватить Самарканд, чем терпеть постоянные бабские истерики. И ведь захватили, переместив Шелковый путь на север, подальше от земель, завоеванных арабами.
Вот поэтому я щедро рассыпаю вокруг себя драхмы и статеры, заставляя людей покупать, покупать и покупать. Иначе все, что я делаю, не имеет никакого смысла. Крошечные анклавы княжеств замкнутся в границах горных долин и будут жить натуральным хозяйством, как и случится совсем скоро, если остановить поток кар