Когда он вошел в кабинетначальника отдела, Георгий Андреевич Данилов, развалившись в кожаном кресле,лениво просматривал глянцевый журнал с полунагой красавицей на обложке.Некоторое время Ивакин молча стоял у двери, ожидая, когда начальниксоблаговолит обратить на него внимание. И теряясь в догадках, зачем бы он могпонадобиться начальнику. Однако господин ГАД, похоже, не замечал его, иувлеченно листал журнал, кривя пухлые губы в сладострастной ухмылке. Наконец,отложил его в сторону и с недовольным видом воззрился на Ивакина.
-Чего там тебе вчера этоттрепач гнал? – спросил он. И Николай понял: он не ошибся. Его вызвали надопрос. Господина ГАД-а интересует его вчерашний разговор с покойнымЗеленцовым. Выходит, они и впрямь его убили. И теперь очередь за ним… Но, еслион сошлется на забывчивость, в конце концов, на то, что был пьян, ему навернякаповерят и оставят в покое. Лишь бы только его ложь прозвучала искренне иубедительно. Господи, помоги! – в первый раз в жизни атеист Ивакин вспомнил оБоге, подтверждая известную поговорку: «кто не тонул, тот Богу не молился». –Господи, помоги!
-Ты что, оглох? – донесся донего голос шефа. – Или язык проглотил?
-Простите. – Ивакин так не смогунять предательскую дрожь в голосе. – Я не понимаю…
-Ты мне лапшу на уши не вешай!– огрызнулся господин ГАД. – Что там он тебе вчера нес?
В этот миг Ивакина осенило. Ихразговор с Зеленцовым происходил при свидетелях. И Викуся сразу же пересказалаего содержание господину Данилову, уединившись с ним в гостиничном коридоре. Апотому Ивакину нет смысла прикидываться ничего не знающим. Это только вызоветлишние подозрения. Гораздо проще и убедительнее будет сказать правду, умолчав осамом главном признании, сделанном Зеленцовым. В конце концов, разве людисплошь и рядом не пропускают мимо ушей крайне важные вещи, запоминая вместо нихвсякую ерунду? Чем он лучше других?
-Это Вы о Зеленцовеспрашиваете? – на сей раз голос Ивакина звучал куда уверенней. – Он про себярассказывал. Про то, как хирургом работал. Потом еще про Галю…ну, котораянедавно уволилась (вот незадача! Зачем он упомянул о Гале? Хотя вряд ли они еетронут – ведь она ушла из фирмы). Потом сказал, что пойдет домой, встал и ушел.А больше я ничего не помню…мы оба тогда пьяные были…
-Ну-ну. – ответствовал господинГАД, испытующе разглядывая Ивакина, который, в свою очередь, терялся вдогадках, поверил ли шеф его полуправде. – Ладно. Вали отсюда.
Обрадованный Николай поспешилпокинуть кабинет начальника. Однако не успел он переступить порог, как услышалза спиной голос господина ГАД-а:
-Да, вот еще что. Завтра летишьв командировку. В Магадан. Послезавтра представишь отчет. Дошло?
Ивакин понял: его уловка неудалась. Господин Данилов раскусил его, как опытный контрразведчик –какого-нибудь опереточного шпиона Гадюкина. Впрочем, это было и немудреносделать: ведь неопытный лжец - неумелый лжец… Да если поразмыслить, ему и небыло никакого смысла утаивать что-либо из рассказанного Зеленцовым. Степану этоуже не повредит. Что до него… С чего это он решил, будто его могут убить зазастольный разговор? В сущности, Зеленцов не сказал ему ничего особенного. Егонамеки и угрозы были всего-навсего пустой трепотней пьяного человека. А егогибель – несчастным случаем. С какой стати Ивакин счел, что руководство «БеллеВида» устранило Зеленцова, как опасного свидетеля, некстати развязавшего свойязык? Он просто попал под машину… Так что все страхи и подозрения Николая –исключительно плод его пылкого воображения. Однако не зря говорят: сробел –пропал. И вот из-за собственной трусости Ивакин угодил в немилость кначальству. Потому-то не Максу, не Викусе, не новичкам Ирине с Андреем, аименно ему придется вместо Зеленцова лететь в Магадан. Выходит, дальниекомандировки – участь опальных мониторов. И, хочет он этого или нет, емупридется подчиниться приказу господина ГАД-а. Ведь он не свободен. Вот она,неприглядная изнанка избранной им «красивой жизни»! Так не лучше ли бросить ееи вернуться в медицину? Снова стать «голодным, но свободным»? У него еще естьшанс начать все сначала…
«Может быть, ты еще увидишьполуденное солнце. Ты еще можешь успеть». – вспомнились ему слова СтепанаЗеленцова. В этот миг Ивакин осознал – они отнюдь не бессмысленны, какпоказалось ему поначалу. В таком случае – что они могут означать?
***
…В то утро, прилетев изМагадана в Москву, Ивакин отправился на работу пешком. Не только потому, чтоего «Форд», недавно возвратившийся из авторемонтной мастерской с замененныммотором, тем не менее, в очередной раз забарахлил. И даже не потому, что утровыдалось на редкость теплым и ясным. Просто Николаю хотелось пройтись по улицеи хорошенько подумать: как же ему все-таки поступить? Уйти из «фирмы, котораяубивает» и вернуться назад, в поликлинику? Или продолжать работать в «БеллеВида», несмотря на то, что он вполне может оказаться ее следующей жертвой? Увы,чем больше Ивакин раздумывал над этим, тем больше понимал: он угодил в самуюнастоящую ловушку. Да, он может хоть завтра подать заявление об уходе изкомпании и попытаться снова устроиться в поликлинику. Только возьмут ли егоназад? Вряд ли. Хотя бы из-за того, чтобы дать ему понять: строптивых беглецовне прощают… Однако это еще не самое страшное: раньше, позже ли, но он отыщетсебе другую работу. Самое главное - как отнесется к его разрыву с фирмой Инна?Впрочем, нетрудно догадаться: она устроит ему скандал, заслуженно обзоветтрусом и эгоистом и уйдет от него, забрав с собой Сашку. А, если даже этого непроизойдет, вправе ли он обрекать на нищету самых дорогих и близких ему людей?Нет. Как бы ни было ему страшно за себя, он останется в «Белле Вида».Разумеется, не ради собственной выгоды. Ради счастья Инны. Ради блага Сашки. Атам будь что будет.
Однако в этот миг вниманиеИвакина привлекло странное, можно сказать, загадочное зрелище, после которогоего раздумья приняли несколько иной оборот.
На тротуаре, прямо под окнамиодного из зданий, мимо которых пролегал его путь, толпились люди, в основном,пожилого возраста. Насколько помнилось Николаю, в этом доме находилась аптека.Окажись там продуктовый магазин или ресторанчик «Макдональдс», скопление людейвозле крыльца подобного заведения было бы вполне объяснимо. Но ради чего они столпилисьу аптеки? Может, кому-либо из ее посетителей стало плохо? Хотя сомнительно, чтоподобное происшествие привлекло бы внимание столь большого количества народа… Втаком случае – какова причина сего странного сборища?
Ивакин подошел поближе, протиснулсясквозь толпу и…замер от изумления. Прямо на него с большой цветной фотографиисмотрело хорошо, если не сказать, до отвращения знакомое лицо не то зрелогомужа, не то моложавого старика. Те же лучащиеся безграничной добротой глаза, таже отеческая улыбка… Да, перед ним был портрет господина Филиппа Смита, главыфирмы, в которой он работал. Точная копия той фотографии, что висела в каждомиз офисов «Белле Вида». Правда, сейчас с правого верхнего угла портрета свисалатраурная ленточка. А под ним были разложены букеты цветов, между которыми тут итам стояли зажженные свечи в пластмассовых стаканчиках. Мало того: полнаястопка, покрытая сверху кусочком черного хлеба, и несколько леденцовыхкарамелек в изрядно потертых обертках, которые явно перекочевали сюда изкармана пальто какой-нибудь бедной старушки…Выходит, господин Смит умер. Тогданетрудно догадаться, что за люди собрались возле аптеки, чтобы почтить егопамять. Это те, кто принимает препараты, изготовленные его фирмой. Иначеговоря, благодарные и скорбящие пациенты…
-Вот беда-то! – жалобнопричитала маленькая худощавая старушка, глядя снизу вверх на портретновопреставленного. – Что же мы теперь делать-то будем? Пропадем мы без него!
-Это уж точно. – пробасилкто-то из толпы. – Другие-то лекарства – сплошная отрава. А тут – примешьтаблетку – все прошло. Прямо-таки на раз. И чего это ему вздумалось помереть?Других лечат, а сами…
-А я читал, будто он от тогоумер, что там, за границей, на его фирму в суд подали. – робко подал голосинтеллигентный пожилой мужчина, стоявший рядом с Ивакиным. – И будто там этилекарства признали опасными и собираются запретить к продаже. А его самогохотели судить. Вот тут-то он и умер…
-Нашел, кому верить! – гневноперебила его полная мужеподобная дама средних лет с глазами навыкате и чернымиусиками на верхней губе. – Они напишут! Вранье все это! Уморили человека не зачто, ни про что! Да за такое расстреливать надо!
-Это уж точно! – поддержала еевысокая, костлявая, как смерть, старуха в некогда черном, а теперь выцветшем досерости, пальто. – Раньше почему порядок-то был? Да потому, что чуть что не так– и к стенке! А теперь вон сколько врагов народа развелось! И никакой-то на нихуправы… Эх, был бы жив товарищ Сталин…
Ивакину казалось, что он спитили бредит. Какую чушь городят эти люди! В себе ли они? Вряд ли. Впрочем, малоли в Москве сумасшедших? Только странно, отчего бы это всем им взбрело в головусобраться именно возле здешней аптеки… И оплакивать… после увиденного ипережитого им за полтора месяца пребывания в «Белле Вида» Ивакин был убежден:скорбеть о смерти главы «фирмы, которая убивает» способны лишь ненормальныелюди…
Однако слишком скоро емупришлось убедиться в обратном.
***
У крыльца высотки в«Москва-Сити», где размещались офисы «Белле Вида», тоже стояла цветнаяфотография господина Смита в черной рамке, причем куда большего размера, чемта, которую Ивакин узрел возле аптеки. А под ней горой лежали букеты цветов.Судя по их количеству, возле представительства «Белле Вида» в то утро побывалоне менее сотни человек, явившихся воздать последнюю память безвременноскончавшемуся главе фирмы. А сколько еще могло прийти просто так, с пустымируками… Мог ли Ивакин предположить, что круг московских почитателей мистераСмита куда шире, чем ему кажется?.. Однако это было еще мелочью по сравнению стем, что предстало его глазам, когда он поднялся к себе на десятый этаж!