углу, на комоде, покрытом старинной цветастой шалью с обтрепавшейся бахромой. Впротивоположном углу виднелся стул, на спинке которого было укреплено гипсовоеРаспятие. А под ним стоял ящик с песком, из которого кое-где торчали свечныеогарки. Судя по всему, стул с ящиком служили канунником3.
В другой половине дома стоялакое-какая мебель: диван допотопного вида с валиками по бокам, комод, параобшарпанных стульев… Конечно, для Нины Сергеевны, привыкшей к городскимудобствам, подобная обстановка была, так сказать, спартанской. Однако она былане из тех, кто пасует перед подобными мелочами. Особенно, когда впереди брезжитнекая заманчивая и желанная цель… Нина не помнила, кто из королей в свое времясказал: «Париж стоит мессы» и сменил веру ради возможности взойти нафранцузский трон4. Но хорошо понимала: отказываться от шанса статьигуменией из-за отсутствия привычного комфорта – по меньшей мере глупо.Вдобавок, на донельзя захламленной повети5 отыскались и вполнесносный на вид кухонный столик, и даже круглый раздвижной стол, в свое время,вероятно, украшавший «зальце», а впоследствии, после поломки одной из ножек,перекочевавший на поветь, оказавшуюся для Нины Сергеевны поистине неисчерпаемымкладезем всевозможных находок. Чего там только не было! И старая одежда, инесколько картонных коробок, доверху набитых пустыми водочными бутылками, иржавый детский велосипед, и связки газет, полуистлевших от времени и сырости, ифанерный ящик с елочными игрушками, и чернильница на белой мраморной подставке,и альбом с чьими-то фотографиями, и несколько учебников конца сороковых годовсо следами крысиных зубов на обложках…и изданные в середине 50-х годов томикистихов Некрасова и Есенина… Нине оставалось лишь гадать, кем могли бытьвладельцы всех этих вещей и как сложились их судьбы… Впрочем, само то, чтовещи, принадлежавшие этим людям, в конце концов оказались свалены на повети,говорило о многом…
Неудивительно, что после всехэтих раскопок донельзя уставшая Нина легла спать еще засветло. Она спалакрепко, без сновидений. Хотя в какой-то момент проснулась оттого, что услышалапод окнами чьи-то тяжелые шаги. Сначала она подумала – это ей снится. Однакошаги не смолкали. Казалось, кто-то, невидимый в ночной темноте, ходил дозоромвозле ее дома. Нина встала, зажгла привезенную из города лампу и выглянула вокно. Улица была темна и пустынна. Так что Нина поспешила вернуться в постель,смеясь над собственной глупостью – это же какое пылкое воображение надо иметь,чтобы принять шум деревьев на улице за человеческие шаги! Да и кому могловзбрести в голову в глухую ночь невесть зачем шастать возле чужого дома?Успокоенная этими мыслями, Нина Сергеевна заснула. Тогда насторожившие было еешаги раздались вновь. Правда теперь они стали тихими, почти неслышными. Звук ихудалялся все дальше и дальше от дома, где безмятежным сном почивала Нина… Пока,наконец, не стих совсем…
***
Утро следующего дня Нинаначала с того, что широко распахнула окна и двери дома, словно приглашаяпрохожих войти и помолиться вместе с ней. Потом она прошла в нежилую половинудома, зажгла свечи перед иконами, и, положив на комод привезенный из города молитвослов,принялась громко читать утреннее правило, периодически прислушиваясь, внадежде, что кто-нибудь из лихостровских старушек явится разделить с неймолитвенные труды. Ведь они наверняка знали об ее приезде. По крайней мере,Марфа, которую позавчера так строго отчитал отец Олег. Когда прибывшая наЛихостров Нина Сергеевна тащила к церковному дому свой немалый багаж, онастолкнулась с ней на улице. Марфа направлялась к пристани. Возможно, онакого-нибудь встречала. А, вероятнее всего, просто решила съездить в Н-ск покаким-то своим делам, и вечером вернуться домой. Наверняка по возвращении наЛихостров Марфа, по вековечному обычаю деревенских кумушек, поспешила кзнакомым делиться городскими сплетнями. Так разве могла она пропустить стольважную новость, как прибытие на Лихостров Нины Сергеевны? Вот только странно,что, узнав об этом еще вчера, никто из местных старух все-таки не наведался кней? Или Марфа по каким-то причинам предпочла умолчать о приезде Нины? Нопочему? По забывчивости? Или… из-за неприязни к ней?
Нина продолжала чтение. Парураз звук ее голоса перекрывал шум от едущего по улице автомобиля. Потом до неедонеслись молодые мужские голоса. Судя по всему, мимо окон проходила компаниядеревенских парней, которые вели меж собой оживленный разговор, перемежая своиречи матерными ругательствами. Нина стала читать громче – пусть этисквернословы услышат слова святых молитв и устыдятся своего поведения! Но тутпрямо в открытое окно комнаты влетел камень, едва не задев ее. Нина вскрикнула.В ответ раздался злорадный хохот. Однако уже спустя миг он стих, и, когдаосмелевшая Нина Сергеевна все-таки решилась выглянуть в окно, улица снова былапустынна…
Она уже почти заканчивалачитать правило, как вдруг за ее спиной раздались чьи-то мягкие шаги. А потомвкрадчивый старушечий голос произнес:
-Здравствуйте, кто тут есть!Утро доброе!
Выходит, на Лихостровевсе-таки знают о приезде Нины Сергеевны! И у кого-то из местных старух, хоть изапоздало, да возникло желание прийти и помолиться вместе с ней… Однако, кизумлению Нины, визитерша была ей совершенно незнакома. А внешность у нее былавесьма приметная: небольшой рост в сочетании с чрезвычайной полнотой делали еепохожей на колобок на коротеньких, отечных ножках, обутых в войлочные тапочки сразрезами по бокам. Несмотря на преклонный возраст незнакомки, в еевыбивающихся из-под платка иссиня черных волосах только-только начиналапробиваться седина. Однако самым примечательным в ней все-таки были не фигура ине цвет волос, а лицо – очень бледное, одутловатое, с кустистыми чернымибровями, сросшимися у переносицы, под которыми поблескивали бегающие туда-сюдамаленькие глазки. Неприятное лицо…пожалуй, даже отталкивающее… Впрочем, егообладательница настолько приветливо улыбалась Нине Сергеевне, что та решила –не стоит верить первому впечатлению. И снисходительно улыбнулась гостье.
-А Вы, часом, не монашкабудете? – заискивающим тоном вопросила незнакомка.
Сердце у Нины Сергеевнырадостно забилось. Ее приняли за монахиню… Выходит, она на нее похожа… В этотмиг Нине вспомнилась недавно прочитанная история о прозорливом старце-иноке изодного монастыря, который, к великой неожиданности некоей купчихи, приехавшей кнему за духовным советом, при встрече назвал ее матушкой-игуменией. И что же?Впоследствии сия вдовица действительно приняла постриг и стала настоятельницейженской обители. А вдруг сейчас устами этой старушки Господь возвещает НинеСергеевне, что ее давняя мечта о монашестве вскоре станет явью?
-Нет, я не монахиня. Пока ещене монахиня… - не без сожаления призналась Нина.
-Ох, простите, обозналась. –сокрушенно вздохнула гостья. – Только Вы уж так похожи на нее, так похожи…ну,прямо вылитая монашка…
-А Вы кто? – полюбопытствовалаНина Сергеевна. – Вроде бы я Вас тут раньше не видала…
-Да я соседка Ваша. – ответиластарушка. – Видите, вон через дорогу зеленый домик стоит? Вот там я и живу. Азовут меня Елизаветой Петровной. Да только здешние меня больше бабкой Лизаветойвеличают…
-А я – Нина Сергеевна. –представилась Нина, на ходу пытаясь вспомнить, где она уже слышала это имя. Илиэто ей только кажется…
-Что ж, Нинушка Сергеевна,будем знакомы. – залебезила бабка Лизавета. – А Вы, часом, не проголодались? Ато милости прошу ко мне в гости. Чайком угощу, яишенкой… я гостям завсегдарада. Тем более, таким дорогим, как Вы…
Разумеется, Нина Сергеевнасогласилась. Да и разве можно было устоять перед обаянием и радушием ЕлизаветыПетровны! Она закрыла окна и заперла дверь на замок. После чего отправилась вгости к бабке Лизавете.
Обещанная «яишенка» и впрямьоказалась отменной. Елизавета Петровна, подобострастно улыбаясь, подкладываларазомлевшей от еды Нине Сергеевне очередной лакомый кусочек и подливала вкитайскую кружку, расписанную по розовому фону темно-синими ирисами, ароматныйгорячий чай. И как бы ненароком расспрашивала дорогую гостью о том, кто она, дагде живет, да зачем приехала на Лихостров, да как ей спалось-почивалось этойночью… Нина Сергеевна охотно отвечала. Потому что ей казалось, будто она ужедавным-давно знакома с этой милой, добродушной старушкой, так похожей на еепокойную бабушку. Рядом с ней было настолько хорошо и спокойно, что Нинехотелось плакать от умиления. А еще – от счастья, что Господьнегаданно-нежданно послал ей столь доброго, участливого, все понимающегочеловека…
А в то самое время, когда Нинанаслаждалась гостеприимством бабки Лизаветы, к церковному дому подошла та самаяхудощавая низкорослая старушка, которая несколько дней назад так оконфузилаНину Сергеевну, приняв ее за матушку отца Олега. Она постучала в дверь…потомподергала за дверную ручку, потом, подобрав с земли сухую ветку и привстав нацыпочки, пару раз легонько стукнула ею по оконному стеклу… Убедившись, что вдоме никого нет, старушка, тем не менее, не отправилась восвояси, а уселась накрыльце с явным намерением во что бы то ни стало дождаться Нины Сергеевны.
***
Утреннее чаепитие у бабкиЛизаветы, сопровождавшееся задушевной беседой, затянулось почти до полудня.Впрочем, торопиться Нине Сергеевне было некуда. Ведь лихостровские старухи явноигнорировали ее. Кроме, разве что, милейшей Елизаветы Петровны…
Каково же было изумление НиныСергеевны, когда, подходя к церковному дому, она увидела на крыльце ту, кого ейменьше всего хотелось бы увидеть! А именно: уже знакомую ей с первого приездана Лихостров низкорослую старушонку, чье любопытство тогда поистине граничило сбестактностью. И зачем ее только принесло сюда?
-Здравствуйте. – робкопроизнесла незваная гостья, глядя снизу вверх на Нину Сергеевну.
-Что Вам нужно? – строговопросила Нина.
Старушка замялась.
-Простите… Батюшка тогдасказал… Вы ведь, кажется, врач, да? Вот я и хотела у Вас спросить…