— Так не пойдет, Бэс, — решительно покачал головой Мальстен. — Не на такую работу в цирке я соглашался тогда, в Кальтце.
Аркал глубоко вздохнул.
— Тогда, в Кальтце, если позволишь напомнить, мы вовсе не обсуждали такие тонкости. Тогда мы говорили исключительно о том, что ты попробуешь проявить себя в качестве постановщика и уйдешь, если ничего не получится. У тебя вышло, и ты получил работу. Какое из условий, оговоренных тогда, я нарушил?
Мальстен прерывисто вздохнул, сжав руки в кулаки. Бэстифар шагнул к нему, продолжая неровно ухмыляться.
— Что до тех, кто не согласился работать в новом цирке, я вовсе не подтверждал им от своего имени твое обещание. Я не говорил, что никого не трону. Эти люди ушли, потому что их не устроили новые порядки, и те слухи, которые они могли разнести, покинув Грат или Малагорию, неминуемо должны были повлечь за собой серьезные проблемы.
— Ты убиваешь каждого, кто скажет тебе хоть слово поперек? — обличительно бросил Мальстен. Бэстифар закатил глаза.
— Поправь меня, если я неправ, но ты, вроде как, еще жив. Хотя ты — тот еще любитель перечить мне. И Бенедикт Колер, будь он проклят богами и людьми, тоже, хотя его я убил бы с превеликой радостью. Однако его смерть могла повлечь за собой куда больше неприятностей, поэтому я подавил в себе это желание и тебе не позволил совершить ошибку, — аркал внимательно заглянул в глаза данталли и склонил голову набок. — А на будущее, дабы пресечь подобные споры, спешу тебе напомнить, что каждый из этих артистов о моей природе аркала и личности, скажем так, вспыльчивой и властной был осведомлен с самого начала, тем не менее, они приняли правила игры на моей территории. И ты их принял, когда согласился приехать сюда. Не скрою, ты находишься на особом счету, но циркачи — мои подданные, и то, как я с ними поступаю, тебя не касается.
Мальстен прищурился, качнув головой.
— Это подданные твоего отца, Бэс, не твои, — многозначительно произнес он, тут же получив в ответ обжигающий взгляд аркала.
— Все, что происходит в цирке, — медленно процедил принц сквозь зубы, — к моему отцу не имеет никакого отношения, как и ко всем остальным. Я дал тебе бразды правления во время представлений, в эти моменты арена — твоя, однако в остальное время цирк — только моя территория, Мальстен. Ни ты, ни малагорский царь, ни весь Совет Восемнадцати, не в праве указывать мне, как вести себя на ней, тебе ясно? Некоторое время в коридоре царила тишина. Затем Бэстифар все же решился нарушить ее первым.
— Во время войны я успел неплохо тебя изучить, — хмыкнул он. — Сейчас ты, скорее всего, молча развернешься и уйдешь. Этой же ночью соберешь вещи и покинешь Грат. Ты не привык находиться в том положении, в которое я тебя поставил, я это знаю. И, пожалуй, я уже сделал все, чтобы спугнуть тебя.
Мальстен глубоко вздохнул.
— Ты действительно хорошо меня знаешь, — невесело усмехнулся он.
— Значит, сбежишь? В какую-нибудь глушь на материке?
— А ты пошлешь за мной группу кхалагари, чтобы убить, потому что я не принял твою позицию?
Из груди Бэстифара вырвался нервный смешок. Он устало потер глаза и прислонился спиной к стене, покачав головой, на губах показалась невеселая усмешка.
— Ты действительно думаешь, что я на это способен?
— Я понятия не имею, на что ты способен, Бэс, в этом-то и проблема, — вздохнул данталли, отходя к противоположной стене и тоже прислоняясь к ней спиной.
— Выходит, я действительно поторопился с Райсом и его людьми. В итоге я останусь и без гимнастов, и без постановщика. Мой цирк понесет большие убытки, представление придется отменить.
Мальстен криво улыбнулся.
— Не понесет твой цирк никаких убытков, успокойся. Я не уйду.
— Вот оно, значит, как? — недоверчиво приподнял глаза Бэстифар. — А говорил, я хорошо тебя знаю.
— Хорошо, — кивнул данталли.
— В чем подвох?
— Ни в чем.
— Так, значит… — аркал прищурился и продолжил после недолгой паузы. — Просто забудем об этом?
— Я никогда не одобрю таких методов, что бы ты мне ни говорил по поводу своей территории и отношений с артистами. Слишком много смертей уже пришло на Арреду посредством моего дара. Я не хочу, чтобы так продолжалось и дальше, чьими бы руками это ни творилось, Бэс, ты должен это понимать.
— Допустим, — кивнул принц.
— Поэтому, если ты сделаешь нечто подобное снова, я действительно не останусь в цирке. Теперь мне придется взять с тебя обещание, что ты не тронешь никого, кто решит поступить так же, как Райс и его люди. Иначе я работать не смогу. Что скажешь?
Аркал нервно передернул плечами, из груди вновь вырвался короткий смешок.
— Дожили! Мой гость ставит мне условия и дает мне испытательный срок в моем собственном цирке.
Мальстен нахмурился.
— Мы договорились?
Бэстифар махнул рукой и кивнул.
— Бесы с тобой, Мальстен, договорились. Даю слово, что больше ни один артист, что решит покинуть труппу, не пострадает от моей руки. Надеюсь, слова тебе достаточно? Или составишь бумажный договор?
Данталли невесело усмехнулся.
— Рад, что мы поняли друг друга, Бэс.
— Рад он, — закатил глаза аркал. — Скройся, будь так добр! Если у тебя закончился поток претензий ко мне, то мне пора за эту дверь — выслушивать новый.
Мальстен нервно усмехнулся и, не ответив принцу, направился к своим покоям.
— Знаешь, когда тобой овладевают неприятные воспоминания, это сразу бросается в глаза, — улыбнулась Аэлин, обгоняя спутника.
— Просто задумался. Даже толком не помню, о чем, — тут же отозвался Мальстен, стараясь отогнать назойливые образы прошлого.
Охотница недоверчиво прищурилась.
— А это еще одна твоя характерная черта. Когда ты хочешь солгать, то отзываешься моментально и делаешь голос нарочито бодрым. А до этого можешь не произносить ни слова несколько часов к ряду, как, впрочем, это и было с последнего привала. Скажешь, я ошиблась?
Данталли тяжело вздохнул, тут же невольно усмехнувшись и подумав, что за недолгое время их знакомства, эта женщина успела довольно хорошо изучить его, умудрившись при этом толком не раскрыть себя.
— А вот теперь мысль была приятная, — оценивающе поглядев на спутника, заключила Аэлин.
— Что ж, похоже, скоро ты начнешь читать меня не хуже Теодора, — с улыбкой кивнул Мальстен. Охотница виновато отвела взгляд.
— Прости, — качнула головой она. — Я снова лезу не в свое дело, а ты, пожалуй, слишком деликатен, чтобы открыто мне на это указать.
Данталли снисходительно склонил голову.
— У меня и в мыслях не было тебе на это указывать. Я говорил вполне серьезно: ты хорошо изучила мои привычки, мне трудно от тебя что-то скрыть, — он пожал плечами, глубоко вздохнув. — Поэтому не вижу смысла это делать. Ты была права, я вспоминал один из эпизодов своего прошлого в Грате.
Аэлин поджала губы, отчего-то постеснявшись расспросить о случае, пришедшем в голову спутнику.
— Я мог бы рассказать тебе этот эпизод, но прихожу к выводу, что каждый мой рассказ о Грате, к сожалению, лишь запутывает твое представление о Бэстифаре. То, что я могу о нем поведать, все равно создаст лишь более обманчивое впечатление, чем то, которое ты сама о нем составила, встретив его в Сальди.
Охотница понимающе кивнула.
— Позволь угадать: каждому твоему рассказу о Бэстифаре находится продолжение, выставляющее его не в лучшем свете? И ты считаешь, что я начну по-настоящему ненавидеть его?
— У тебя в дальних родственниках точно не было аггрефьеров? — усмехнулся Мальстен, прищурившись.
— Нет, насколько я знаю, — Аэлин вернула своему спутнику усмешку. — То есть, я права? Ты боишься, что я возненавижу Бэстифара?
Данталли глубоко вздохнул, мгновенно посерьезнев.
— Я знаю, что ты имеешь на это полное право в свете пленения твоего отца, но, видят боги, я бы весьма этого не хотел, — отозвался он. — Вряд ли я сумею найти верные слова, чтобы объяснить, это.
— Я, пожалуй, могу это понять. Вполне объяснимо, что ты не хочешь ненависти к тому, кто тебе дорог, со стороны кого бы то ни было, — развела руками охотница.
— Это верно, да, — пожал плечами Мальстен. — Но это не всё. Знаешь, я ведь с каждым своим рассказом прихожу к выводу, что так и не сумел узнать Бэстифара. Так и не сумел понять многое из того, чем он руководствовался, как мыслил, во что верил. Тогда, в Грате временами я по-настоящему боялся его: Бэстифар бывал жестоким и непредсказуемым, его действия были стихийны и не поддавались никакой логике. Или… попросту не поддавались моей. Иногда Бэс казался мне безумным, но заглядывая в его глаза, я не видел в них безумия: Бэстифар всегда отдавал себе трезвый отчет во всем, что делал. А несколько раз я приходил в настоящий ужас, понимая, что начинаю — каким-то непостижимым, немыслимым образом — действовать и рассуждать так же. Это, пожалуй, стало одной из причин моего бегства из Малагории: я боялся стать похожим на Бэстифара. Я за многое его осуждал, многого не понимал и не хотел понимать, но при этом… при всем, что он делал и чем жертвовал, как это ни безумно звучит, по мне, он не заслуживает, чтобы его ненавидели. Проклятье, я не представляю себе, как передать это, чтобы это не звучало полным бредом!..
— Я понимаю, — улыбнулась Аэлин. — Вы и впрямь были дружны. Мне даже отчасти ясно, что при всей своей странной расстановке приоритетов Бэстифар чистосердечно заботился о тебе. Хотя постичь природу этой заботы мне, наверное, не дано.
— Как и мне. И все же я не могу сбросить со счетов все то, что Бэс для меня сделал.
— Как и все то, что он сделал с тобой. Из-за него твоя расплата чудовищна…
— Такова цена за согласие на помощь аркала, — вздохнул Мальстен, устало потерев переносицу. Аэлин поджала губы.