Бэстифар почтительно замолчал, наслаждаясь любимым зрелищем. От его взгляда нити не были скрыты, потому что являлись причиной расплаты, а все, что вызывало боль, не могло укрыться от аркалов.
— Посмотри на меня, — проговорил Мальстен, и Бэстифар чуть приподнял голову, уставившись на данталли, хотя понимал, что приказ адресован не ему. Принц понимал, что его цирковой постановщик сейчас разыгрывает новое представление. Скованный нитями Артур Веррен подчинился бы любому приказу своего кукловода и без слов, однако Мальстен явно хотел, чтобы марионетка его слышала.
Пленник послушно поднял голову. Бэстифар обошел его кругом и стал к нему лицом, чтобы видеть движение каждого мускула. Его ожидания оправдались: искусный кукловод позволил своей марионетке показать свой истинный взгляд, и в каре-зеленых глазах жреца Веррена мелькнула неописуемая смесь ненависти и ужаса, адресованная Мальстену Ормонту.
— Поднимись, — с прежним холодом скомандовал данталли. Его собственное лицо не выражало ничего.
Пленник поднялся и распрямился во весь свой немалый рост, продолжая послушно смотреть в глаза анкордскому кукловоду. Мальстен при этом демонстративно приподнял руки, подчеркивая свою работу с нитями, хотя на деле ему совершенно не требовалось этой театральности. Во время сражений при дэ’Вере — Бэстифар отчетливо это помнил — работа с Кровавой Сотней не была замечена ни одним, даже самым внимательным наблюдателем. Мальстен совершенно свободно мог вести собственное сражение на поле боя и удерживать при этом под контролем целую сотню человек.
— Вы, жрецы Культа, часто жалеете, что данталли, стоя у позорных столбов в ожидании своего костра, не могут вас разглядеть из-за красных одежд, — хмыкнул данталли, и кривая улыбка мелькнула в уголке его губ. — Так вот, я хочу, чтобы ты знал: я тебя вижу. И хочу, чтобы ты видел меня, Артур. Хочу, чтобы знал, что сейчас, как бы ты ни сопротивлялся, что бы ни предпринимал, твое тело будет подчиняться только мне. И когда ты сделаешь свой роковой, самостоятельный шаг к смерти, ты будешь внутренне выть от собственного бессилия, но я не дам тебе издать ни звука. Я хочу, чтобы ты понимал: ты пришел, чтобы отобрать мою жизнь, но взамен отдашь свою. Ты должен осознать простую истину, Артур: ничего этого не случилось бы, если б ты просто оставил меня в покое. Но ты не оставил, и за это придется расплатиться. Так что… повернись вправо и шагай.
Бэстифар оценивающе качнул головой, когда молчаливая марионетка послушно повернулась вправо и медленно, отмеряя каждый шаг, приближающий ее к смерти, направилась к балкону. Принц взглянул на анкордского кукловода: тот по-прежнему выглядел бесстрастным, хотя внутри него бушевала настоящая буря.
Пока нити безжалостно толкали Артура Веррена навстречу смерти, Мальстен невольно размышлял о собственном выборе. И приходил к выводу, что о том, как сложатся последние секунды жизни пленного жреца, знал с той самой секунды, когда вошел в зал. В глубине души он понимал, что не откажет себе в удовольствии расправиться с последователем Культа. Пусть даже Веррен и не был сторонником Колера, пусть он и хотел разоблачить его обман — все равно он был жестоким убийцей, заслуживающим смерти. Притом за то, насколько быструю смерть ему будет дарована, Мальстен даже счел себя милосердным.
Тем временем пленник приближался к балкону. У самого края он послушно замер под действием нитей и посмотрел вниз. Он знал, что после падения с такой высоты выжить будет невозможно. Сердце его бешено колотилось в груди, однако данталли сдерживал дрожь, которой хотело поддаться тело марионетки. Внутренне Артур Веррен молил богов о спасении. Он боялся. Он хотел жить. Он готов был упасть на колени перед данталли и просить пощады.
«Нет», — твердо сказал себе Мальстен. — «Они — не щадят никого».
В голове вновь пронеслись слова Бенедикта Колера, сказанные три года тому назад.
Ваша дражайшая матушка, да будут боги милостивы к ее душе, сыпала проклятьями, словно ведьма, когда огонь коснулся ее. Я очень сожалею о том, что сделал с ней демон Сезар. Счел, что вы должны знать, до чего довело благородную даму Иннессу Ормонт само ваше появление на свет и чего ей стоило ваше обучение.
«Сделай шаг», — мысленно приказал Мальстен. Нити толкнули Артура Веррена вперед, и он перевалился через мраморное ограждение и рухнул вниз — молча.
Через несколько секунд марионетка была мертва, и дару данталли стало не за что цепляться. Нити исчезли, и на смену им мгновенно пришла расплата, призванная наказать кукольника за вмешательство в чужое сознание — эта боль всегда приходила сразу. Однако исчезла она так же быстро, как появилась: руку Бэстифара вновь окутало алое сияние, но на этот раз оно не причиняло боль, а сдерживало ее.
— Бэс… — качнув головой, пробормотал Мальстен.
— О, нет-нет, — тут же перебил аркал. — Прости, мой друг, но я уж очень не люблю, когда твоя расплата портит вот такие моменты. Ты был на высоте, Мальстен! Вот, что значит по-настоящему уничтожить своего врага. Не думаю, что за это ты заслужил наказание. Так что давай не станем спорить, и на этот раз ты просто разрешишь мне забрать твою расплату. Хочу позволить тебе в полной мере насладиться триумфом.
Мальстен отвел взгляд, представив, как бы назвал это действо Грэг Дэвери. Уж точно не триумфом. Скорее, расправой…
— Как всегда, будешь упрямиться? — снисходительно улыбнулся Бэстифар, закатив глаза. — И как тебе не надоедает?
— Ты не понимаешь, — качнул головой Мальстен.
— Как и ты — не понимаешь, — хмыкнул аркал в ответ. — Тебе, похоже, нравится разбавлять радость своих побед щепоткой горечи. Специфический вкус, ничего не скажешь.
Сияние вокруг руки пожирателя боли погасло — как всегда, без предупреждения, и расплата резко вгрызлась в тело данталли. Бэстифар искусно умел вовремя вернуть мучения в тот момент, когда жертва меньше всего этого ждет. Резкая вспышка боли, поразившая каждый нерв, едва не заставила ноги Мальстена подкоситься. Он стиснул зубы до скрипа, чтобы не издать ни звука. Руки резко сжались в кулаки так, что побелели костяшки пальцев.
— Ох, Мальстен, — Бэстифар снисходительно цокнул языком и покачал головой, положив руку на плечо данталли. — Ну, зачем же так портить положительный момент? Неужто ты считаешь, что, отдав мне эту короткую, но весьма неприятную расплату, ты так существенно увеличишь свои будущие мучения?
Рука аркала вновь засветилась, и Мальстен не сумел сдержать вздох облегчения.
— Ну же, мой друг. Отпусти это. Позволь мне дать тебе насладиться твоей победой сполна. И загладить вину, которую я испытывал три года.
Мальстен прекрасно знал, что значит несколько лет подряд винить себя за что-то. И пусть он не особенно верил, что Бэстифар шим Мала искренне мучился угрызениями совести за то, что не позволил данталли расправиться с Колером три года назад, слова аркала возымели нужный эффект, и слово «хорошо» слетело с губ анкордского кукловода раньше, чем он успел до конца осознать свой выбор.
Боль вспыхнула снова лишь на долю секунды и тут же ушла навсегда. Бэстифар глубоко вздохнул, как вздыхает человек, с плеч которого сваливается огромный груз, и радостно похлопал друга по спине.
— Вот теперь это по праву можно назвать победой! — возвестил он.
На улице под окнами дворца слышалась суета, которая царила вокруг убитого. Надо думать, кхалагари подоспели вовремя и уже разогнали толпу жителей Грата, которые стали свидетелями «самоубийства» неизвестного чужестранца.
Мальстен поморщился, представив себе, как выглядит изломанное после падения тело Артура Веррена. Бэстифар же, похоже, и вовсе не давал себе труда беспокоиться по этому поводу.
— Я думаю, по этому случаю можно устроить праздничный ужин. Что скажешь? Я распоряжусь. И попрошу женщин надеть их лучшие наряды.
Мальстен покачал головой.
— Нечего тут отмечать, Бэс. Я сделал то, что ты хотел, только и всего.
Глаза аркала широко распахнулись, и в них мелькнуло искреннее возмущение.
— О, нет, мой друг, так не пойдет, — заговорщицки протянул он. — Я дал тебе выбор, и ты его сделал. Ты мог оставить жреца Веррена мне, однако предпочел убить его самостоятельно. Не говори, что не хотел этого, в это я ни за что не поверю.
Мальстен шумно выдохнул. В душе его разбушевалось упрямое возмущение, однако на деле данталли понимал, что возразить ему нечего. Хотел ли он смерти жреца Культа? Да, хотел. Он желал ее страстно и истово, просто потому что этот человек имел отношение к организации, убившей его семью. Принесла ли эта смерть удовольствие? Он не знал. Или боялся себе признаться, что принесла. Причем, немалое.
Что же это значит? Что убеждения Культа не так уж беспочвенны? Что данталли — действительно монстры, которых опьяняет власть над другими живыми существами?
— Ты убивал бы его медленнее… — тихо произнес Мальстен.
— Хочешь сказать, ты проявил милосердие? Избавил его от возможных мук? — усмехнулся Бэстифар, небрежно махнув рукой. — Брось, Мальстен. Единственное, что тобою руководило пару минут назад, это желание отомстить. Вполне оправданное желание, на мой вкус.
— Проклятье, Бэс, что ты мне пытаешься доказать?! — воскликнул данталли, гневно воззрившись на аркала. — К чему эти показательные выступления?
— А вот этот вопрос стоит адресовать тебе, — качнул головой пожиратель боли. — Ведь показательность в данном случае была делом исключительно твоих рук. Я не заставлял тебя отдавать наглядные приказы, не заставлял устраивать представление. Все это проделал ты сам, я и пальцем не пошевелил, чтобы тебя направить.
Мальстен вновь отвел взгляд, понимая, что на это он тоже не может ничем ответить. Видят боги, Бэстифар был прав, и от этого на душе становилось тошно.
— А доказать, — продолжил аркал с самодовольной улыбкой, — я т