Колер вспомнил, как в Олсаде после казни лицо Киллиана и впрямь приобрело нездоровый оттенок, а дыхание при этом стало коротким и редким. Пришлось поработать, чтобы вывести его из этого состояния…
— Он выдержит, — тихо ответил Бенедикт, почти умоляюще глядя на молодого человека. — Он сильнее, чем кажется.
— Остается только надеяться, — развела руками Мелита.
— Позовите меня, если он вдруг… если что-то случится.
Колер поднялся и, не дожидаясь ответа женщины, направился к двери. Смотреть на Киллиана в таком состоянии, не имея никакой возможности что-то сделать, было выше его сил.
Первые три дня плавания погода не благоприятствовала выступлениям: небо затянули тяжелые кучевые облака, то и дело прорывавшиеся короткими, но сильными дождями, ветер гудел в трюме и вальяжно носился по палубе, а волны с опасной игривостью подбрасывали судно.
Корабль, именуемый «Золотым Лучом» набрал на свой борт довольно много богатых путников, ставящих своей целью посещение Малагории, в частности знаменитого гратского цирка, о котором ходили легенды по всей Арреде. Эти самые пассажиры в первые три дня редко выходили из кают, не желая испытывать на себе суровую непогоду, поэтому капитан Заграт Кхан, взявший двух странных циркачей в плавание в обмен на то, что те будут развлекать скучающую публику, пока что на представлениях не настаивал: его основной задачей было проследить за тем, чтобы судно прошло через этот небольшой шторм без приключений.
Однако к одиннадцатому дню Мезона распогодилось, и теперь стоило поскорее дать представление, иначе капитан по праву мог отправить обманщиков за борт на корм рыбам.
Мальстен и сам понимал, что обещание, данное при посадке на «Золотой Луч» надо выполнить. Все те дни, пока судно шло через шторм, данталли старался набросать для себя примерный план того, что будет показывать пассажирам. Вопреки явным желаниям Заграта Кхана, кукольник хотел как можно меньше вмешивать в эти представления Аэлин, однако осознавал, что ей, как заявленной циркачке, также придется отрабатывать свое место на корабле, поэтому пришлось подготовить номер своей спутнице. Такой, чтобы ни у кого из пассажиров или матросов на исходе третьей недели плавания не возникло желания познакомиться с леди Дэвери поближе.
— Народу будет довольно много, — голос Аэлин, прозвучавший почти над ухом, выхватил Мальстена из раздумий. — Ты действительно рассчитываешь всех их уверить, что ты мастер иллюзий?
Он рассеянно кивнул.
— Ничего другого не остается. Это зрелищно, это притягательно и… это все, что я смогу сделать с помощью нитей здесь, в открытом море. Поэтому да, Аэлин, именно это я и собрался сделать. Честно говоря, выбор у меня невелик.
— А расплата? — тихим обеспокоенным шепотом спросила она. — Даже после работы только с моим сознанием она была сильна. А здесь… из богатеев наберется человек тридцать. Да и матросы захотят посмотреть. Скрываться нам будет негде, придется пережидать все в каюте.
Мальстен не ответил, вновь провалившись в собственные раздумья по поводу предстоящего выступления. Куда больше его волновало то, сможет ли он эту толпу завлечь: сколько себя помнил, он не обладал особенным талантом выступать перед толпой, к этому больше тяготел Бэстифар. Хотя, если припомнить годы Войны Королевств и речи перед Кровавой Сотней, то…
— Мальстен? — окликнула Аэлин, так и не услышав от спутника ответ.
— А?
— Самое время нашел витать в облаках, — нахмурилась она. — Ты подумал о расплате? Что с ней будем делать?
Воспоминания вновь потянули кукольника в дэ’Вер, где ему после каждого сражения приходилось прятаться в своей палатке и пережидать страшную боль, приходившую…
«…чтобы восстановить баланс между энергетическими потоками двух сторон мира», — закончил для себя мысленно кукольник, вспоминая теорию, услышанную от Ланкарта. Эта теория своей правдивостью встречала у Мальстена странное, почти детское, упрямое отторжение.
— Переживу. Мне не впервой, — ответил он, наконец.
В тот же день, когда осеннее солнце начало клониться к закату, все приготовления к представлению были завершены, и двое циркачей, назвавших себя Грегором и Беатой Шосс, собрав на палубе около шести десятков зрителей, если считать некоторых матросов и всех богатых пассажиров, начали свое действо.
Нити моментально откликнулись на призыв кукольника и связались с телом Аэлин, сделав ее смертоносной принцессой клинков — метательницей ножей, способной поразить любую цель одним броском. То, как, игнорируя качку, Аэлин с кошачьей грацией попадала ножом в подбрасываемые в воздух предметы, вырисовывала попаданиями в поставленную на приличное расстояние доску, ровные геометрические фигуры и жонглировала ножами разных форм и мастей, привело публику в восторг.
Не в меньшем восторге была и сама Аэлин, и ее восторг ограничивался не только самолюбованием — она не могла насмотреться на Мальстена, который в одну секунду перевоплотился в яркого экспрессивного артиста, способного удерживать на себе внимание заинтересованной публики. На лице его играла хитрая улыбка, в рукавах явно было припрятано несколько секретных трюков.
Когда дело дошло до его собственного выступления, Мальстен демонстративно напустил на себя загадочный вид и с заговорщицким прищуром начал рассказывать пассажирам сказочные истории, полностью завладев их сознанием. Когда перед глазами зрителей буквально из пустоты возникал вдруг волшебный цветок, которым, если верить сказке, злая колдунья в смутные времена прокляла наследника престола, по рядам пассажиров и матросов проносился восторженный вздох.
— И что же ты сделаешь, юная леди, чтобы спасти принца от его собственной жадности? — скрипучим, изображающим ведьму, голосом проговорил Мальстен, театрально взмахивая рукой, и на полу прямо перед охнувшими от изумления зрителями рассыпалось несколько золотых монет. Кое-кто из публики потянулся к деньгам, но стоило пальцам коснуться иллюзорных монет, как золото обратилось в пепел и развеялось по ветру.
Аэлин напряженно следила за Мальстеном, прекрасно видя, что с каждой минутой ему становится физически хуже. И пусть другие не замечали, как бледнело его лицо и с каким трудом ему удавалось сохранять целостность образа, она — Аэлин — видела. И она искренне боялась, что ее спутник с поставленной задачей не справится. И что тогда? Прыгать в море? Идти на корм рыбам?.. Управлять этими самыми рыбами, как дьюгаром?
Мрачным ожиданиям сбыться не довелось — представление, имевшее оглушительный успех, дошло до конца. Даже капитан Кхан счел своим долгом выразить мастеру иллюзий благодарность и поинтересоваться тем, как ему удается создавать нечто из ничего. Под легким ударом тяжелой руки Заграта по плечу Мальстен едва не согнулся, однако на лице его продолжала блестеть улыбка — уже спокойная, не зазывающая, почти вымученная.
— Это лишь иллюзия, капитан, никакой магии. Но настоящий артист не имеет права раскрывать свои тайны, посему вынужден промолчать.
Пусть Заграт явно не был удовлетворен до конца этим ответом, все же счел, что так и впрямь будет честно, поэтому добавил лишь:
— Что ж… так или иначе, если повторите нечто подобное еще несколько раз, можете быть уверены, что вас с радостью примут в гратскую труппу. Если не вас, то кого, вообще, туда принимать?
— Сердечно благодарим, — учтиво кивнул Мальстен.
— А сейчас, если не возражаете, капитан, мы откланяемся, — улыбнулась Аэлин. — Эти представления довольно утомительны. Да еще и корабельная качка непривычна…
Заграт молчал чуть дольше, чем ожидалось. Циркачей он смерил пронзительным изучающим взглядом, однако после отозвался кивком и более вопросов задавать не стал.
У Мальстена хватило сил ровной походкой добраться до своей каюты, однако стоило ему шагнуть за дверь, как ноги его подкосились, и охотнице пришлось помочь ему сохранить равновесие. Нити исчезли, и прикосновение к телу нежной руки теперь показалось данталли прикосновением раскаленных углей.
Из груди вырвался шумный болезненный выдох, удержать себя на ногах стоило огромных усилий.
— Держись… — сочувственно прошептала Аэлин, помогая кукольнику добраться до кровати.
На деревянный пол каюты упало несколько капель синей крови. Аэлин ахнула, посмотрев на своего спутника. Уложив его на кровать, она принялась рыться в своей дорожной сумке в поисках тряпицы, чтобы зажать кровоточащий нос данталли.
— Нужно опустить голову и зажать нос тряпицей. Надеюсь, она скоро остановится, — обеспокоенно шепнула Аэлин, сапогом стирая синие капли с пола. — С тобой уже так бывало?
На ответ потребовалось несколько секунд. Побледневший, как известь, данталли прерывисто вздохнул, прижав к носу тряпицу, быстро пропитавшуюся синей кровью.
— Нет. Я раньше… такого не делал… — тихо ответил он.
— Ох, Мальстен… — Аэлин присела на край его кровати, боясь лишний раз дотронуться даже до его руки.
Она уже собиралась продолжить свою мысль, когда раздался настойчивый стук в дверь. Резко обернувшись, Аэлин нахмурилась.
— Бесы! — сквозь зубы процедила она, тут же поднявшись и принявшись бегло расстегивать застежки своего кафтана. — Минуту, пожалуйста! — последние слова она добавила на удивление смущенным и одновременно игривым тоном. Мальстен непонимающе нахмурился, однако тут же округлил глаза, понимая, что собирается изобразить его спутница.
На ходу набросив на себя лежащее на самом краю кровати сложенное покрывало, Аэлин опустила рукава рубахи, оголив плечи. Обернувшись покрывалом и чуть взъерошив светлые волосы, Аэлин подоспела к двери и слегка приоткрыла ее, невинно улыбнувшись.
— Прошу простить, мы немного…
— Хорошая попытка, — донесся до Мальстена голос капитана. Заграт решительно шагнул вперед, оттеснив охотницу от двери. Его взгляд устремился на кукольника, зажимавшего перепачканной тряпицей кровоточащий нос. Мальстен, плотно стиснув челюсти, постарался приподняться на локтях, которые отозвались жгучей болью расплаты.