— Милорд, — сказал Шант, — видите ли, мы не отрицаем того, что наш друг Пиро связывался с нами. На самом деле он действительно делал это, и не однажды. И хотя бы потому, что вы спрашиваете об этом, нам ясно, что он сам не сказал вам, где именно он находится. Отсюда следует, что он не хочет, чтобы вы знали. Тогда почему мы должны предать его доверие и рассказать то, что он имел честь доверить нам?
— Но он, по меньшей мере, жив?
Льючин, в выражении лица которой, как мы уже сказали, было что-то холодное — на самом деле невероятно холодное для Иссолы — смягчилась и сказала, — Да, милорд. Не будет никакого вреда, если мы скажем вам, что он жив и здоров, во всяком случае был в то время, когда писал нам последний раз, то есть в Рыночный день этой недели.
Кааврен наклонил голову, благодаря за это сведение, потом опять поднял ее и сказал, — А вот ответ на вопрос, который вы имели честь мне задать: В первую очередь я должен заметить вам, что я его отец.
Шант и Льючин кивнули — и каждый из них кивнул так, как если бы пожал плечами.
— Более того, — продолжал Кааврен, — я хочу поговорить с ним.
— Возможно, — сказал Шант, — что он не очень хочет говорить с вами. Я говорю это потому, что он не сделал этого. Правда, до сегодняшнего дня, вы тоже; и, как вы сами должны понять, я не могу взять на себя ответственность решать за него.
Кааврену показалось, что в течении разговора он потерял моральное преимущество — даже если оно у него вообще было. — Я бы очень хотел, — сказал он, подумав какое-то мгновение, — услышать от него самого, правда ли то, что вы мне сказали.
— И даже если так, — сказал Шант, — будете ли вы уважать то, чего он сам хочет?
— Нет, — сказал Кааврен.
— Хорошо, — сказал Шант и на этот раз действительно пожал плечами.
Внезапно Кааврен заметил, что дрожит от гнева и требуется вся его сила воли, что держать себя в руках.
— Он мой сын! — воскликнул Кааврен.
— Он наш друг, — холодно сказал Шант.
— Сэр, — сказала Льючин. — Разве вы бы не поступили точно так же ради своего друга, если бы он попросил?
— Мой друг не стал бы… — Он оборвал себя, осознав, что если бы он высказал свою мысль до конца, из этого не получилось бы ничего хорошего.
— Стал бы что? — спросил Шант, в глазах которого вспыхнул огонь.
Кааврен не отвел взгляд. — Не пытайтесь провоцировать меня, молодой Дзур; я клянусь вам, что ничего хорошего не получится, если мы с вами начнем играть в эти игры.
— А почему и нет? Я уже не сражался — сколько?
— Двенадцать недель, — сказала Льючин. — И вы не должны сражаться сейчас.
— И тем не менее…
— Вы можете себе представить, — продолжала Льючин, — что почувствует Пиро, когда узнает, что вы и его отец поубивали один другого? Вы можете объяснить мне, что будет хорошего, если вы и дальше будете так действовать?
Кааврен кивнул головой. — Мадам, вы замечательно сформулировали мои мысли.
— Очень хорошо, — сказала Льючин.
— Вы правы, — сказал Шант, с сожалением вздыхая.
— Итак, сэр, — продолжала Льчин, — если вам больше нечего сказать…
— Пожалуйста, — сказал Кааврен.
Льючин опустила глаза. — Мне очень жаль. Я все понимаю, но не могу. Он доверил это нам и только нам. Сделать то, что вы просите, означало бы предать его.
Кааврен задумался, потом сказал, — Хорошо, но вы можете, по меньшей мере, передать ему, что я хочу поговорить с ним?
Льючин медленно кивнула. — Очень хорошо. Это, действительно, я могу сделать.
— И очень скоро, — добавил Шант.
Кааврен встал, скованно поклонился каждому из них, и взял свой пояс с рапирой, хотя и не надел его, пока не оказался снаружи. Затем он опять сел на своего коня и медленно поехал по Адриланке, потуже натянув на плечи свой тяжелый шерстяной плащ.
Однако, вместо того, чтобы вернуться в Особняк Уайткрест, он повернул на Улицу Канала, и, спустя короткое время, оказался в Гостинице Канала, где заказал себе еды и горячую кляву. Хозяин объяснил, что в его заведении не подают этот самый благородный напиток, но несколько мелких монет убедили его отправить мальчишку вниз по улице, и юный Текла быстро вернулся с дымящимся стаканом напитка, приготовленным именно так, как хотел Тиаса — он сделал это тем более охотно, что Кааврен был единственным дворянином в гостинице, и вообще первым, кто вошел в ее дверь за весь год, и хозяин надеялся, угодив ему, привлечь новых клиентов.
Кааврен сел в угол и, не торопясь, выпил свою кляву, а, закончив, заказал еще один стакан, который ему принесли даже еще расторопнее, чем первый. К тому времени, когда Кааврен допил его, он вполне созрел, чтобы съесть ленч, что он и сделал, умяв целую тарелку тушеного мяса ягненка с толтым куском поджаренного хлеба и стаканом вина. Свой ленч он ел медленно, и не по тому, что смаковал тушеное мясо (хотя, на самом деле, это было совершенно почтенное мясо, каким ему и полагается быть), а скорее для того, чтобы потянуть время.
И он был вознагражден, потому что едва гостиничный слуга успел убрать тарелку и получить заказ на второй стакан вина, как к Кааврену уже присоедился еще один человек.
— Желаю вам доброго утра, Пэл.
— Утра? Мой друг, уже давно заполдень.
— Неужели? Ну, тогда дело хуже; полдня потряно.
Пел улыбнулся ему такой улыбкой, которой только он, или возможно другой Йенди, умел улыбаться. — Я бы не сказал, что потерял время, мой друг.
Кааврен внимательно поглядел на него.
— То есть вы хорошо использовали этот день?
— Кочечно. И даже очень хорошо.
— Тогда вы…
— Сделал открытие.
— Как, так быстро?
— А почему еще, как вы думаете, я здесь?
— Понятия не имею. Так как, что касается меня, моя идея полностью провалилась.
— Я думаю, что не полностью.
— Но это правда; единственное, что пришло мне в голову — попросить их узнать у Пиро, согласится ли он дать мне знать, где он находится.
— Не посчитайте это за хвастовство, дорогой друг, если я вам скажу, что предвидел, что все так и произойдет?
— Ни в малейшей степени, Пэл. Вы знаете меня, возможно, лучше, чем я сам знаю себя.
— Точно. И я не только угадал, что так и будет, но и…
— Да, что вы сделали?
— Я придумал, как использовать это знание.
— И каким образом вы решили использовать его?
— Боюсь, что вы бы не одобрили его, если бы я заранее рассказал вам о своем плане.
— Вы должны понимать, Пэл, что я не совсем понял то, что вы имели честь сказать мне.
— Тогда разрешите мне просто рассказать всю историю, и тогда, да, вы поймете все.
— Очень хорошо, я буду нем, как Экрасанит.
— И это самое лучшее, поверьте мне. Итак, не прошло и получаса после вашего ухода, как из двери вышла девушка-служанка, которую, очевидно, послали в город с каким-то поручением. Кстати, вы не заметили, насколько она хороша?
— Как, разве вы были там?
— О, за домом, да, во время ваших…переговоров.
— Но… не имеет значения, мий друг, продолжайте. И куда эта девушка отправилась?
— Куда же еще, как не в почтовый дом на улице Достойного Пути, совсем недалеко от Девяти Камней.
— А, а! Ее послали отправить письмо!
— Точно. И доказательство этого она держала в руке, пока шла.
— Отправить от имени хозяина или хозяйки?
— Обоих, насколько мы можем предположить.
— К Пиро! — воскликнул Кааврен, и хитроумный план Пэла наконец-то дошел до него.
— И этом можно быть почти уверенным.
— Ну, и что вы тогда сделали?
— Что я сделал? Очень просто, последовал за ней.
— Да, и?
— А потом я заблудился.
— Как, заблудились?
— Увы, да. Вы же знаете, что я только первый год живу в Адриланке, и никогда не бывал в этой части города.
— Да, но что вы сделали тогда?
— То, что делает любой, когда заблудится: попросил помочь мне.
— И кого?
— Максу, конечно.
— Максу?
— Да, эту хорошенькую девушку-служанку.
— А, а! И она сумела помочь вам выйти из этого трудного положения?
— О, она сделала это без малейших затруднений. Она показала мне на тот самый перекресток, где мне надо было повернуть, чтобы добраться до моей цели.
— И какая же цель была у вас?
— Ну, вот эта самая милая гостиница, где мы с вами сейчас находимся.
— Конечно. То есть она сумела указать вам правильное направление?
— Да, но для этого ей потребовалось несколько раз показать направление обеими руками.
— И во время всех этих жестов?
— Ну, за это время я, совершенно случайно, бросил взгляд на адрес, написанный на конверте.
— А, вы очень наблюдательны.
— Но я сделал и еще кое-что.
— Как, еще?
— Да. Макса пообещала мне показать ее вечерние развлечения.
— Что? Вы, Пэл, с Теклой?
— О, слово чести, я не собираюсь жениться на ней.
— Тем не менее…
— Но, я надеюсь, вы хотите услышать адрес?
— Конечно, я желаю этого больше всего на свете.
— Письмо должно быть доставлено некоему Кекроке, в гостиницу Глубокий Источник, графство Мистиваль.
— Но, это же не Пиро! — воскликнул Кааврен.
— Ах, мой друг. Не будьте наивным. Неужели вы думаете, что ваш сын просил посылать ему письма на его имя?
— А, верно!
— И?
— Пэл, вы продолжаете поражать меня. Вот что я вам скажу. И вы правы, если бы вы заранее рассказали мне о вашем плане, я бы его безусловно не одобрил.
— Но теперь, когда дело сделано?
— Теперь не будем говорить об одобрениях, не будем говорит и о том, что бы сказал на это наш друг Айрич, но я не могу не использовать информацию, которую вы так искуссно раздобыли. И, более того…
— Да?
— Теперь я понимаю, почему вы так уверены, что мы знаем, где он будет завтра.
— Итак?
— Итак я опять у вас в долгу.
Йенди поклонился и сказал, — Хорошо, тогда давайте соберем наших друзей, узнаем, где находится Графство Мистиваль, и в путь.
— Наши друзья наверняка не предвидели, что мы соберемся в дорогу раньше завтрашнего утра.