В 14.35 подводная лодка «Л-23» прибыла в Севастополь, доставив 60 т продовольствия.
В 20 часов, подводные лодки «Л-4», «Д-4» и «Л-5» вышли из Севастополя в Новороссийск.
В этот день директивой Ставки был ликвидирован Крымский фронт. Севастополь остался один на один с 11-й армией.
Части морской пехоты получили армейское обмундирование, теперь уже все части СОР, сражающиеся на суше, имели защитное обмундирование. «Позеленела» даже 7-я бригада морпехоты. Из воспоминаний Евсеева: «Моряки одобрили этот приказ. И все же надо было видеть, с каким сожалением они расставались со своей морской одеждой! Почти каждый краснофлотец оставлял себе что-либо из прежнего своего обмундирования: кто – бескозырку, кто – ленточку, кто – нарукавный знак специалиста. А тельняшку оставляли себе все. Все хотели, чтобы что-то да отличало их как моряков. Единственным таким отличием и была тельняшка. Краснофлотцы, как бы сговорившись, не снимали ее с себя и ходили, расстегнув ворот зеленой гимнастерки, чтобы на груди были видны синие и белые полосы нательной морской рубахи. Переоделся и я – надел зеленые брюки-галифе, гимнастерку и пилотку. В армейском обмундировании было легче, удобно и не так жарко, как в нашем суконном. Новая одежда вызывала немало шуток, так как на первых порах мы не сразу узнавали друг друга в непривычном наряде»[413].
20.05.1942 г.
Противник произвел традиционный обстрел города. Тяжелые батареи калибром 305–210 мм молчали, не демаскируя свои позиции. Противником прокладывались рельсовые дорожки для подвоза тяжелых боеприпасов, строились и переоборудовались бункеры для личного состава. Готовился беспрецедентный штурм. Советская разведка, в том числе и аэрофоторазведка, пропустили строительство нескольких важных немецких объектов и артиллерийских позиций для сверхмощных артиллерийских орудий. Закрытые позиции для мортир «Карл» были построены всего в 2 км от передовой советских войск, а ведь для этого, потребовалось вынуть 5 тыс. куб. метров скального грунта. Причем, отвалы, чтобы не демаскировать позиции, вывозились ночью, за 3,5 км.
С 20го числа противник начал наносить точечные удары по наиболее важным объектам. Кроме того, стоит отметить еще одно важное, но незаметное событие. В этот день, как пишет Г.И. Ванеев, «…противник активно облетал рубежи, производя разведку». Из воспоминаний Е.И. Жидилова: «Над нашими позициями часто стал появляться немецкий воздушный разведчик «фокке-вульф». Эта неуклюжая машина с торчащим в виде костыля фотообъективом кружит над нами с утра до вечера. В нее никто не стреляет из-за опасения вскрыть стрельбой огневую систему, все стремятся спрятаться и прикрыть чем-нибудь оголенные фортификационные сооружения. Сделав несколько параллельных галсов от Балаклавы до Мекензиевых гор, самолет уходит на север, на смену ему приходит другой. Мы делаем ложные позиции, имитируем стрельбу ложных батарей, чтобы дезориентировать противника. Однако на большой успех маскировки нельзя рассчитывать, так как весь оборонительный район крепости занимает площадь не более шестисот квадратных километров выжженной войной и солнцем земли»[414].
После войны, стали дотупны немецкие аэрофотоснимки, на большинстве из них стоит дата 17–20 мая 1942 г. Качество их исключительно высокое, и большинство советских оборонительных позиций видны как на ладони.
Первый точечный удар был нанесен по гавани, где производились работы по подъему крейсера «Червона Украина». Удар получился слабым, «размазанным», помешала советская зенитная артиллерия. В результате налета десяти Не-111-Н-6 и десяти Ju-88A-4, под прикрытием шести Ме-109, был потоплен только 40-тонный кран, занятый в судоподъемных работах. Активно сработала и севастопольская авиагруппа, сбит один «хейнкель» и один «мессершмитт». С советской стороны сбит один Як-1 и один И-153, сбитый огнем своей же зенитной артиллерии.
Противник около полуночи отмечает советский удар на участке 24-й пд. Удар отражен[415]. Поступил приказ по 11-й немецкой армии, школе младших командиров в Симферополе 23.05.42 г. закончить обучение и весь личный состав направить в 54-й корпус[416]. Противник получил еще 3 немецких и один румынский маршевый батальон.
21.05.1942 г.
Из Новороссийска прибыл транспорт «Абхазия» в охранении эскадренного миноносца «Свободный», базовых тральщиков «Трал», «Искатель» и двух сторожевых катеров. На транспорте, эскадренном миноносце и тральщиках было доставлено 1774 человека маршевого пополнения, 184 человека флотских команд, 209 т боезапаса, 206 т продовольствия, 52 т фуража.
На транспорте прибыло новое оружие – ампулометы: небольшие ручные мортиры, стреляющие стеклянными шарами, диаметром 100 мм с «коктейлем Молотова». Кроме того, на транспорте были доставлены зажигательные боеприпасы для авиации. Вечером этого же дня транспорт «Абхазия» в охранении эскадренных миноносцев «Свободный», «Бойкий», базовых тральщиков «Трал», «Искатель» и одного сторожевого катера вышел в Новороссийск.
Противник повторил налет на гавань, силами двенадцати Не-111-Н-6 потопив второй 25-тонный кран, который обеспечивал работы по подъему крейсера. Еще одним налетом, (шесть Ю-88) уничтожена радиостанция ВВС флота. Сбит один «юнкерс» и один «хейнкель», советская авиация потеряла один Як-1.
В этот день, зенитчики 1-го дивизиона 110-го зенитного артполка нанесли артиллерийский удар по наземным целям. Для чего наносился удар зенитной артиллерией, не совсем понятно, т. к. «засветившиеся» батареи немедленно подверглись налетам немецкой авиации.
Из воспоминаний Е.А. Игнатовича: «22 мая со своего дивизионного КП я заметил, что вблизи Качи движется колонна вражеской пехоты. Позвонил на 79-ю и приказал уничтожить врага. Зенитчики Алюшина включились в дело без промедления. Используя боевой опыт 54-й батареи, я скорректировал огонь так, чтобы одно орудие било по голове колонны, другое – по хвосту, а два остальных нацелились в центр. Удар был внезапным и метким. По данным наблюдательных постов, на маленьком отрезке шоссе осталось до 400 вражеских трупов. Гитлеровское командование понимало: батарея, контролирующая дорогу, все равно что кость в горле: ограничен маневр, затруднена переброска войск. И тут же не замедлило отреагировать. Алюшинцы еще вели огонь по колонне, а над Толстым мысом уже завис вражеский самолет-разведчик. Первой его засекла и атаковала 553-я батарея малокалиберных пушек Георгия Воловика. Как ни изворачивался корректировщик, как ни старался пробиться к 79-й, всюду его встречал плотный огонь. А когда на город упала темная южная ночь, разведчик развесил по небу осветительные ракеты и стал высматривать батарею Алюшина. Зенитчики Воловика опять отогнали его, но, видимо, враг что-то засек, потому что на следующий день около семнадцати часов мы услышали первые захлебывающиеся звуки бомбардировщиков. Девятка «юнкерсов», клином разрезая воздух, шла точным курсом к высотке, на которой ощетинилась пушками 79-я батарея. Плотная завеса огня, поставленная зенитками, заставила пикировщиков повернуть к морю. Я прислушался: должен последовать характерный всплеск падающих в воду бомб. Но не тут-то было! Самолеты, зайдя с разных сторон, снова двинули на батарею. В это время над головами зенитчиков просвистели артиллерийские снаряды. Фашисты решили устроить батарее огненную круговерть одновременно с земли и с воздуха. Отдаю приказ 78-й: во что бы то ни стало накрыть вражескую артиллерию. Сам же с волнением наблюдаю за маневрами «музыкантов». Алюшину поначалу удается от них отбиться. Но вскоре пара «юнкерсов», обойдя заградительный огонь, с воем сваливается на батарею, и крупные бомбы достигают высотки. Гремят взрывы такой силы, что бетонные перекрытия старых казематов подпрыгивают. Правда, один «юнкерс» выходит из пике тяжелыми рывками, а за ним тянется дымный хвост. Пират летит с трудом и вскоре становится добычей счетверенного «максима».
Второй «юнкерс», напарник сбитого, оказался настырным. Он заходит с севера и снова атакует. Зенитный огонь стал менее плотным: по телефону доложили, что комбат ранен, а третье орудие разнесло прямым попаданием. Тяжело ранены наводчик Зауташвили, номерной Маслов, контужены трубочные. Командир орудия, младший сержант Квак, весь израненный, с трудом вытащил своих товарищей из-под обломков и перенес в траншею. Еще одна бомба разорвалась неподалеку от КП. На сей раз осколки от разлетевшейся кремневой глыбы посекли Алюшину лицо. К комбату метнулся Мордовцев. Но Григорий Ефимович резким движением отстранил друга:
– Не мешай! У меня все в порядке! – а сам стирает кровь рукавом. Мордовцев бросился к разбитому третьему орудию – рядом с ним горел боезапас. Свободных людей не было, и он сам начал сбрасывать горящие ящики за бруствер. Квак пришел ему на помощь – и вовремя, потому что от перегрева несколько снарядов с дымом и шипением вырвались из патронов. Но это уже было за бруствером, и никто из батарейцев не пострадал.
Докладывая в штаб СБР ПВО о перипетиях боя, я особенно отметил самоотверженные действия комбата старшего лейтенанта Г.Е. Алюшина и его помощника лейтенанта А.Ф. Мордовцева. На следующий день 78-й батарее штаб СБР ПВО объявил благодарность. А 25 мая Алексея Филипповича вызвали за новым назначением к майору Семенову, ставшему уже начальником штаба Севастопольского базового района ПВО»[417].
Командующий флотом и СОР Ф.С. Октябрьский, вновь направил телеграмму в адрес командующего Северо-Кавказским фронтом С.М. Буденного, начальника Генерального штаба А.М. Василевского и наркома ВМФ Н.Г. Кузнецова: «О необходимости удержания Севастополя решает вопрос своевременная немедленная помощь. Противник подтягивает силы из Керчи – нужна немедленная помощь:
1. Вооруженное пополнение 15 000 человек для доведения сухопутных соединений до нормы…