Пластуны лежали за камнями и перезаряжали оружие. Биля чуть замедлил движение, услышав знакомый голос и свое имя. Кравченко бросил в его сторону тревожный взгляд. Но есаул был совершенно спокоен.
– Гляди, имя твое прознал этот басурман! Загнали нас птички божьи в западню, – заметил Кравченко.
Али зарядил пистолет и, раскачиваясь, тихонько запел какую-то протяжную песню на родном языке.
Голос Ньюкомба снова донесся от батареи вместе с порывом теплого ветра:
– Пластуны! Отдайте стилет, и я позволю вам уйти с оружием. Это честная сделка!
Биля приподнялся на локте, быстро, внимательно осмотрел из-за камня складки местности вокруг батареи. На несколько секунд его взгляд задержался наверху, ниже и левее того места, откуда стрелял Вернигора. Есаул сел, прислонился спиной к камню, достал платок и стал привязывать его к стволу штуцера.
– Ты что, сдаваться решил?! – с изумлением спросил Кравченко.
Но Биля уже поднял белый платок над камнем, а затем и сам встал во весь рост.
Кухаренко бежал по траншее вместе с Петром и Никифором. Этого жителя Севастополя он только сегодня взял себе в денщики. День стоял очень жаркий и солнечный, но чистого неба над их головами не было. В рыжем мареве текли, смешивая свои страшные воды, свинцовые и чугунные реки, состоящие из пуль, ядер, бомб, гранат и осколков. Артиллерия союзников без устали молотила по брустверу, наваленному из камней.
Кухаренко перепрыгнул через солдата, который полз по траншее, оставляя за собой жирный кровавый след. Из оборванных пыльных штанин торчали обломки костей, ног ниже колена не было. Петр и Никифор перескочили через него вслед за полковником.
– Добейте меня, помогите, православные, – простонал солдат и попытался схватить Петра за ноги, но тот уже скрылся за углом траншеи.
Впереди на бруствере стояли две солдатские фуражки, набитые камнями. Штуцерные пули ударили в них, разорвали красную ткань околышей.
Никифор пригнул голову.
– Не кланяйся! Свою пулю ты все равно не услышишь, – крикнул ему на бегу Кухаренко.
За спиной Петра ядро смело часть бруствера и как мячик поскакало по камням вниз по склону.
У мортиры стояли Ньюкомб, командир батареи и боцман.
Биля с поднятой головой молча, как изваяние, застыл у камней, за которыми укрывались пластуны. Он встретился взглядом с Ньюкомбом, затем перевел его куда-то выше.
– Мы слушаем вас! – крикнул Ньюкомб, внимательно наблюдая за есаулом.
Тот вдруг развернулся и так же молча исчез за камнями.
Ньюкомб, боцман и командир батареи тут же отпрыгнули под защиту лафета мортиры.
– Зачем он тут стоял, как индеец? Что вы думаете, сэр? – спросил боцман, спрятавшись за огромное колесо орудия.
Ньюкомб оперся на лафет локтем, напряженно думал какое-то время. Потом его рука потянулась к свистку.
– Братцы, глядите три пальца левее первой мортиры, саженей на двадцать повыше, – сказал Биля, срывая платок со штуцера.
Пластуны подняли головы. Там, куда указывал есаул, поднимался уступами небольшой склон. Он заканчивался обрывистой, довольно обширной площадкой, над которой нависала совершенно ровная скала.
– Там вроде складки есть, – проговорил Вернигора.
– Слушай меня! Гранаты к бою! Идем на прорыв между двух мортир, забираемся под бруствер и лезем туда! – скомандовал Биля, примыкая штык к стволу штуцера.
– Да, может, там стена? – с сомнением проговорил Чиж.
– Нет, не видать. Вроде тропка-то просечена, – сказал Вернигора.
Биля закрыл глаза. Это означало, что разговор окончен.
Кравченко почесал в затылке, достал из мешка гранату и ударил кресалом по кремню.
Ньюкомб уже подносил свисток к губам, когда под ноги ему прилетела граната, рассыпая искры из трубки. Он хладнокровно отбросил ее носком сапога далеко в сторону и отошел дальше за лафет. Разрыв гранаты заглушил сигнал к атаке, поданный им.
Но из-за камней уже выбегали пластуны. Они приостановились, дали залп из штуцеров, смели револьверным огнем и холодным оружием англичан, оказавшихся у них на пути, и почти сразу проскочили между двумя мортирами к тому месту, на которое указывал Биля. Шашка Али по дороге развалила еще двух моряков, которые неосмотрительно выбежали ему наперерез.
Вернигора первым пробежал по склону вверх и на полдороге упал за камень. Он перезарядил штуцер, перевернулся на живот и стал искать взглядом Ньюкомба. Пластун заметил его длинную фигуру, мгновенно приложился и выстрелил.
Невезучий английский пехотинец пересек линию прицела в тот самый момент, когда курок уже был спущен. Пуля Вернигоры попала ему в голову и пробила ее. Кровь и мозги забрызгали лицо Ньюкомба. Тот сразу же упал на землю и перекатился обратно, под прикрытие огромного ствола мортиры.
Он перескочил на другую его сторону и увидел, как пластуны один за другим скрылись за выступом скалы выше батареи. При этом они успешно уклонялись от пуль, которые то и дело вышибали каменную крошку рядом с ними. Англичан, попытавшихся было подняться тем же путем, снесли вниз тяжелые камни, сброшенные могучими руками Били и Али.
К Ньюкомбу подскочил боцман.
– Похоже, эти крысы в ловушке! – радостно прокричал он.
Острый глаз и чутье не обманули есаула. По уступу шла узкая тропинка. На площадке она уходила под старинную каменную кладку, заросшую зеленью и деревьями. Али и Биля, замыкавшие отход, сбили штыками вниз еще двоих англичан. На противоположный склон уже поднимались вражеские стрелки. Вернигора снял одного из них пулей, но другие все равно упорно карабкались вверх.
– Али, бей кладку! Вот здесь, под корнем! – выкрикнул Биля, перезаряжая оружие.
Али поднял с земли огромный камень и как молотом начал колотить им по самому низу кладки. Склон внизу и напротив заполняли английские пехотинцы. Над головой пластунов слева и справа карабкались матросы с «Таифа». Удары Али гулко раздавались в воздухе, свободном на несколько минут от звуков выстрелов.
– Вы слышите? – спросил боцман Ньюкомба, который из-за своего укрытия старался рассмотреть, что происходит там, вверху, на скале.
Он уже понимал, что на открытом пространстве его смерть была делом даже не минут, а пары-тройки секунд.
Али вдруг опустил камень, чтобы хоть немного перевести дух. Лицо его было залито потом.
Биля отдал штуцер Чижу и с разбега ударил плечом в кладку. Камни осыпались, и Биля провалился куда-то вместе с ними.
Кухаренко стоял на правом фасе бастиона с подзорной трубой в руке. Рядом с ним вверх уходила толстая, туго натянутая бечева.
На левом фасе балагурил сигнальщик.
– Эх, еж, куда идешь? К Семеновне ползешь? Бомбы! Обе мимо!
Вокруг Кухаренко посвистывали пули. Две из них вдруг ударили рядом.
Внизу, под защитой бастионной стены, стояли Павел Степанович, Петр и Никифор.
– Господин полковник! Так вам немудрено чего-нибудь и дождаться. Что вы Бога гневите?! Союзнички вам сейчас полную голову пуль насыплют! – умоляюще произнес Павел Степанович и поправил за расколотый козырек пыльную фуражку.
Кухаренко молча смотрел в подзорную трубу. Пыль и гарь скрывали от него то, что он с таким усердием пытался разглядеть. Пуля опять цокнула рядом с ним.
– Господин полковник!.. – простонал Павел Степанович.
Порыв ветра на мгновение снес пыльное облако в сторону. Кухаренко увидел, как в сторону мортирной батареи, почему-то замолчавшей, англичане провезли две полевые пушки. Пуля выбила из его рук подзорную трубу, осыпала с ног до головы осколками стекла. Полковник, к великой радости Павла Степановича, наконец-то спрыгнул в траншею, стряхнул с одежды осколки помельче и тут же порезался.
Высасывая кровь из ранки на пальце, он заметил Даниила, запыхавшегося от бега, который ворвался на бастион и неуклюжим подобием строевого шага подходил к офицерам.
– Где тебя носило? Тебе где было приказано неотлучно пребывать? – грозно спросил его Кухаренко.
Даниил неумело вытянулся и громко прокричал:
– Не могу знать!
– Я тебе дам не могу! Нахватался уже!
– Яков Герасимович, у меня сейчас резерва нет ударить. Мы с вами про ночное дело говорили, – произнес Павел Степанович.
– Знаю, что про ночное, – заявил Кухаренко. – Они это, больше некому! Но как же?.. Павел Степанович, может, вдарим прямо сейчас, чем уж есть?
– Что вы, это безумие! Англичане мигом сметут нас картечью с их левого фаса! Да и как можно атаковать без команды?
– Ну, помогай теперь Бог Григорию Яковлевичу! А мы тут станем кое с чем разбираться, – задумчиво проговорил Кухаренко.
Мимо офицеров прошла матроска со жбаном кваса в руках. Она зацепилась за веревку, привязанную к обломку банника, врытому в землю, и едва не упала. От затейливого морского узла эта веревка уходила почти вертикально вверх.
Матроска посмотрела сначала под ноги, потом наверх, рассмотрела что-то в небе, перекрестилась и плюнула.
– Срамота! – сказала она затем.
Кухаренко тоже посмотрел вверх. Высоко в небе болтался воздушный змей, на котором был изображен собирательный образ захватчика. Штаны у англо-турка-француза были спущены, в голой его заднице торчали три штыка. Змей был уже изрядно продырявлен. Вот и теперь в прояснившемся небе бумагу пробили сразу несколько пуль.
– Славно намалевано! – заметил Кухаренко.
– Солдатики балуются. А супостатам тоже развлечение. Они хотят срезать его с бечевы, но пока не достигли сей цели.
Снова раздался голос сигнальщика:
– Маркела, не наша!
Канонир орудия, находящегося рядом, отпив кваса у матроски, вытер губы тыльной стороной грязной ладони, взялся за канат и попросил:
– Ребята, подсобите старушку на место поставить!
Полковник Кухаренко первым впрягся в лямку. За ним встали Даниил, Петр, Никифор.
– Эх, ребята, ухнем! Еще разок! – подал голос канонир.
Пушка проскрипела по разбитым доскам и встала на свое законное место.
– Спасибо, землячки! – сбрасывая канат с плеча, крикнул канонир.