– Какое же?
– Как вы думаете, сэр, сколько времени потребуется вашим наследникам, чтобы вступить в свои права? Я так полагаю, не меньше года. Особенно непростая ситуация сложится по долговым обязательствам третьих лиц, ведь так?
Слейтер не сразу понял Ньюкомба, но все-таки сообразил и начал медленно пятиться от него назад. Тот достал револьвер и выстрелил по часовым, оставшимся в крипте. Когда они упали, Слейтер вдруг с неожиданной прытью бросился в коридор и скрылся в темноте.
Ньюкомб выстрелил. Слейтер споткнулся, схватился за бок, но снова побежал, петляя, как заяц. Ньюкомб пальнул ему вслед еще раз и сорвал со стены факел. Пробегая мимо часовых, которые еще шевелились, он на ходу всадил каждому из них пулю в голову.
Слейтер в очередной раз прыгнул в сторону, покачнулся, потерял равновесие и повернулся к Ньюкомбу. Тот выстрелил ему в грудь. Слейтер закричал и вдруг полетел куда-то вниз.
Ньюкомб подбежал к краю большого квадратного колодца, остановился и бросил в него факел. Тот упал на дно и рассыпался, но на секунду его свет выхватил Слейтера, который лежал на животе, уткнувшись лицом в камни. Ньюкомб еще раз выстрелил в темноту и пошел по коридору.
Севастополь, Крым
Соломон стоял у приоткрытой двери склада и смотрел наружу. Начинающийся день, невзирая на все людские злодеяния, обещал быть прекрасным. Парила росой трава, гул канонады почти стих. Было слышно, как море бьется о камни у подножия Константиновской батареи.
Полуэкт Юрьевич стоял у стола. После бессонной ночи лицо его было изрядно помято. В руках он теребил толстую пачку ассигнаций.
– Полуэкт Юрьевич, вы ведь большие дела ведете, а так пугливы! – с усмешкой бросил ему Соломон.
– Видите ли, я тогда… Бес попутал. Не соизволите ли принять, чтобы уже больше… – Флягин обеими руками протянул Соломону деньги.
Тот подошел к нему и с усмешкой взялся за изрядно потертые и грязные ассигнации. Полуэкт Юрьевич не смог сразу разжать пальцы, и Соломону пришлось дернуть пачку из его рук. Флягин покачнулся, негоциант удержал его за плечо, а потом быстро и умело пересчитал деньги, поглядывая на дверь.
– Хорошо! Постараюсь вас больше не обеспокоить, Полуэкт Юрьевич. Вы, говорят, жениться собрались? – засовывая ассигнации в карман, спросил Соломон.
Флягин даже похолодел от такой информированности, приоткрыл рот, но так и не нашел, что сказать, только бледнел.
Соломон, весьма довольный произведенным эффектом, больше ничего не сказал, вышел за дверь и сразу нырнул куда-то в сторону, в тень.
Штольни между Балаклавой и Севастополем, Крым
Боцман стоял около прохода и пытался убедить своих матросов вернуться обратно.
– Ребята, кажется, нам пора туда, – проговорил он.
– Команды-то не было! – резонно заметил один из матросов.
– А тебе недостаточно стрельбы? Кто со мной? – Боцман воинственно потряс абордажной саблей, но ответного энтузиазма почему-то не встретил.
В это время в проходе показался Ньюкомб и два раза выстрелил себе за спину.
– На нас напали! Заваливайте проход! Подготовьте все к взрыву! – выкрикнул он.
– А наши люди? – спросил боцман.
– Все погибли! Шевелитесь, похоже, там появилась русская пехота! – ответил Ньюкомб.
Несколько моряков торопливо бросились исполнять его приказ.
Севастополь, Крым
К лицу Даши склонялись ветки цветущей акации. С перевязанной головой она теперь была похожа на тяжелобольного маленького мальчика, лицо ее посерело и сжалось. Походная койка, на которой она лежала, стояла чуть в стороне от остальных. Напротив нее, так, чтобы Даша могла его хорошо видеть, сидел прямо на земле Даниил. Он уже битый час травил разные байки, мешал русскую и сербскую речь и активно помогал себе руками.
– А вот еще одна история, – сказал он. – Дал как-то волк зарок никого больше не резать, мяса не есть и пошел в пустыню, чтобы стать святым. Идет по дороге, а навстречу ему гусак, вытянул шею и давай шипеть. Волк схватил гусака и съел. Привели его в суд. Там спрашивают, зачем он это сделал, а волк отвечает: «А зачем он шипел на святого?»
Даша засмеялась и поморщилась от боли.
За кустами акации уже несколько минут мелькала какая-то тень. Теперь Полуэкт Юрьевич воспользовался паузой и осторожно выступил вперед, прижимая к животу корзинку со всякой снедью.
Даша недовольно покосилась в его сторону.
– Опять он тут! Вот прилип, как смола! – негодующе прошептала она. – Ведь вор из числа самых гнусных! Что они тут творят! Люди из последних сил бьются, а эти негодяи многие тысячи в карты проигрывают! Мерзость! В Париж мне тут ехать предлагал. Говорит, в России – одно свинство, а там цивилизация!
Даниил спокойно выслушал Дашу, потом встал на ноги и достал из-за широкого пояса револьвер. Ветки на том месте, где только что стоял Полуэкт Юрьевич, тихонько покачивались, но самого его уже не было видно. Эта сцена развеселила Дашу, и она весело засмеялась.
Даниил спокойно уселся на место и продолжил:
– А есть еще…
Он не успел начать свой новый рассказ. Мимо него на носилках санитары пронесли раненого офицера.
Он вдруг вздрогнул, пришел в себя, приподнялся на локте, стал дико озираться кругом, потом посмотрел на себя и закричал:
– Где моя нога? Батюшки, погубили! Искалечили меня!
– Господи, когда же это кончится, – простонала Даша.
– Мне надо идти, – сказал серб и поднялся на ноги.
– Что ваши товарищи, Даниил Михайлович? – спросила Даша.
– Никто ничего не знает. Я все время хожу и спрашиваю, их полковник говорит, что они вернутся. Обязательно!
На столе в кают-компании «Таифа» лежал старинный генуэзский портулан, то есть морская карта, нанесенная на цельный кусок пергамена. Средиземное и Черное моря были пересечены прямыми линиями румбов. Ньюкомб приложил к пергамену небольшую линейку и прокладывал маршрут. За его руками внимательно следил капитан «Таифа». Край линейки остановился в кубанских предгорьях Кавказа.
– Остальное вы узнаете на месте. Мы доберемся туда за три дня, – проговорил Ньюкомб. – Кроме того, в тексте указаны некоторые приметы, которые помогут нам сориентироваться на местности. Да, я сразу хочу вам сказать, что все сведения хранятся теперь только здесь. – Ньюкомб дотронулся до своей головы.
– Так о какой сумме идет речь? – осведомился капитан и бросил на Ньюкомба очень уж характерный взгляд.
Тому сразу стало ясно, что если бы было возможно вскрыть голову Ньюкомба и достать оттуда заветные цифры, то капитан сделал бы это тут же. Его зеленые кошачьи глаза теперь шарили по карте, а на лбу сошлись две дубленые складки кожи.
– По самой скромной моей оценке, она составляет не менее пяти миллионов фунтов.
– Мистер Слейтер, наверное, сказал бы точнее, – заметил капитан и посмотрел прямо в глаза Ньюкомбу.
– Может быть. Но у него был один крупный недостаток. При всей своей набожности он слишком мало верил в промысел Божий. Кроме того, покойный был слишком уж тороплив.
– Как все-таки он удачно для вас погиб. Да еще и при таких странных обстоятельствах. Даже труп бедного мистера Слейтера никто не видел, – продолжил капитан.
– Уверяю вас, он мертв.
– Вот в этом я как-то не сомневаюсь.
В дверь кто-то постучал.
– Кто там? – крикнул капитан.
В кают-компанию вошел боцман.
– Мы готовимся к отплытию! – сразу же сообщил ему капитан.
– Прекрасное решение, сэр! – гаркнул тот.
– Вас забыли спросить!
Штольни между Балаклавой и Севастополем, Крым
Пластуны сидели вокруг маленького костерка, разведенного из расколотых в щепки рукояток факелов и английских прикладов. На них поджаривались кусочки сала. Кравченко аккуратно разрезал краюху хлеба на пять небольших частей.
– Это последнее. Хорошо, что хоть воды у нас вдоволь, – сказал он.
Пламя костра плясало по темным стенам, выхватывало то части лиц, то руки, отражалось от штуцерных стволов.
– Думаю, что надо нам возвращаться обратно. Второй день здесь плутаем. Вперед хода не вижу, – проговорил Биля.
– А как ты думаешь, Григорий Яковлевич, почему они за нами не пошли? – спросил Кравченко.
– Не знаю, – ответил есаул и покачал головой.
– Там так грохнуло, может, все завалило, – с полным ртом заметил Вернигора.
– Вперед хода не вижу, – повторил Биля.
– А вот где мы очутились-то? Это то ли церковь, то ли нет. Коридоры везде нарыты, – произнес Чиж.
– Монастырь это, вроде тех, которые в Киеве есть, – ответил ему Биля.
– Ну, помогай нам теперь святые угодники, – сказал Чиж и снял с огня свою порцию сала. – А пока перекусим.
На мраморном полу церкви лежала веревка с самодельной кошкой, привязанной у нее на конце. Это подобие трехстороннего якоря было связано из стволов и деревянных частей английских винтовок. Снизу к этой штуковине был прикреплен целый ряд шомполов.
Рядом сидел Кравченко и засыпал порох в ствол штуцера.
– На один раз у нас пороха. Потом совсем без него останемся, – сказал он Биле и Али, которые неподалеку от него склонились над трупами английских пехотинцев.
– Как думаешь? – спросил Биля у Али.
– Людей убивают в двух случаях. По вражде или из корысти, – ответил Али и опустил руку на труп. – Один из них еще вчера был жив.
Гулко раздался под сводами крик Чижа:
– Братцы, гляди, кто-то святого оскорбил!
Он стоял около фрески и показывал на нее рукой.
Кравченко вставил шомпол, прикрепленный к кошке, в ствол штуцера и недовольно покосился на него. Биля и Али подошли к нему, встал с камня и Вернигора.
Тексты под фреской и на ней были сколоты, а на лице святого виднелись следы от пуль.
– Кто оскорбит святыню, тот умрет страшной смертью, – проговорил Али.
Кравченко опустил штуцер на землю и тоже пошел к пластунам.
– Надо пробовать! – сказал он, перекрестившись.
Биля обернулся к нему.