Хрустнула галька под чужими ногами. По берегу к рыбакам шел Ньюкомб в одежде крестьянина. Рыжее пятно крови, засохшей на воротнике, раздражало ему шею до красноты, и он время от времени нервно подергивал головой. Тогда с этой ржавчины взлетали мухи, и Ньюкомб отгонял их нервным движением длинных, тонких пальцев. Издалека казалось, что по берегу идет заводная механическая кукла.
Лондон, Англия
Крэш и Кэтрин ввели миссис Ньюкомб в длинное холодное помещение, похожее на монастырскую приемную. Вдоль темных стен стояли тяжелые скамьи. Свет едва попадал в эту вытянутую узкую комнату из оконных проемов, расположенных очень высоко, под самым потолком. В самом конце ее стоял огромный стол, переделанный из алтаря, остатки которого еще сохранялись на высокой глухой стене.
Узкая дверь около стола отворилась. Навстречу визитерам бесшумно, словно сова, стремительно понеслась высокая дама в сером платье. Миссис Ньюкомб, словно пораженная внезапным предчувствием, вдруг резко остановилась, и ладонь Кэтрин соскочила с ее локтя. Серая дама была уже здесь, приветливо улыбалась, протягивала Кэтрин руку. Улыбка ее узких губ казалась приклеенной к тяжелому подбородку. Черные глаза мисс Найтингел всегда оставались безучастными.
– Здравствуйте, мисс Кортни! – сказала она.
– Здравствуйте, мисс Найтингейл. Это миссис Ньюкомб.
– Да-да, я получила и ваше письмо, и рекомендации. Здравствуйте, миссис Ньюкомб, я рада вас приветствовать в лучшей лечебнице Лондона! У нас вы обязательно выздоровеете, – обратилась она к миссис Ньюкомб.
Но несчастная молчала и смотрела вокруг себя как старый, не на шутку встревоженный попугай.
Кэтрин вдруг услышала какое-то нечеловеческое завывание, пробившееся в приемную через толстые стены. Оно звучало едва различимо, глухо и от этого еще страшней.
Мисс Найтингейл тоже услышала этот звук и заметила, как Кэтрин слегка поежилась.
– Пройдемте к столу, оформим бумаги, – сказала мисс Найтингейл довольно громко.
Она хотела заглушить этот неприятный звук, но тот вдруг и сам резко, как от удара, оборвался.
– Присядьте здесь, пожалуйста, – сказал Крэш и аккуратно усадил миссис Ньюкомб на скамью, стоявшую у стены.
Мисс Найтингейл пропустила Кэтрин перед собой и пошла чуть сзади, отчего девушке снова стало не по себе.
– Вы знаете, мне было нелегко уговорить наших попечителей принять миссис Ньюкомб. Ее репутация… – проговорила мисс Найтингейл ровным, холодным голосом.
– Какая же может быть репутация у бедной женщины, потерявшей сразу сына, состояние и рассудок?
– Да-да, конечно, но все-таки. У нас ведь здесь только приличные люди, и попечители очень щепетильны.
– Я плачу достаточно, чтобы они поумерили свою щепетильность.
Женщины подошли к столу. Кэтрин достала из ридикюля письмо врача и несколько рекомендательных. Мисс Найтингейл уселась на стул с необыкновенно высокой резной спинкой и придвинула к себе чернильницу. Она посмотрела в нее и позвонила в темно-зеленый медный колокольчик.
Низкая дверь рядом со столом мгновенно открылась. Перед мисс Найтингейл возник дюжий лакей в кожаном коротком фартуке. Створка распахнулась только на секунду, но из-за нее снова выплеснулся какой-то вой. Его сопровождали шум воды, льющейся на камни, и топот ног.
– Питер, сколько раз вам говорить, чтобы вы как следует смотрели за письменным прибором! – размеренно произнесла мисс Найтингейл. – В следующий раз я выставлю вас на улицу.
Питер схватил чернильницу, побледнел и исчез.
Балаклава, Крым
Два подвыпивших английских пехотинца пробирались по балаклавской пристани, время от времени поддерживая один другого. Солнце уже село. В вечерних сумерках ящики, бочки, вывороченные камни мостовой и бухты канатов доставили бы немало трудностей любому пешеходу, даже и не столь преданному горячительным напиткам, как эта парочка. Один из них снова зацепился за что-то ногами и едва не упал плашмя.
Он выпрямился, вперился себе под ноги и пробормотал:
– Гляди, кто-то надрался побольше нашего!
Прямо поперек пристани лежало темное тело.
– Давай глянем, что у него в карманах, а? – сказал второй солдат.
– Вряд ли там что-то осталось, Джо, – заявил его приятель, наклонился, тут же вынул из кармана этого человека бумажник и с изумлением протянул: – Ты только посмотри на это!
Глаза второго, носившего имя Робби, разгорелись.
– Дай-ка сюда!
– Поделим честно!
В это время Слейтер застонал.
Джо снова склонился над ним и сказал:
– Да он ранен!
– Толкай его в канаву, и пошли отсюда, Робби!
– Подожди, Джо! Это порядочный человек, джентльмен, если мы спасем ему жизнь, то дело может выгореть поинтереснее. Вот, кстати, визитка. Его фамилия Слейтер.
– А я говорю тебе, пошли! Ничего он нам не даст, даже если мы с тобой принесем его прямо к райским вратам!
– Джо, я не очень верю в Бога, но дьявола видел многократно. Дружить с ним не стоит! Бумажник мы можем и не отдавать. Считай, что этот мистер Слейтер уже оплатил нам свою транспортировку до лазарета. Давай лучше подумаем, на чем бы его туда дотащить.
Али, Биля и Кравченко лежали на крыше одного из временных складов, стоявших вдоль набережной Балаклавы. Кравченко аккуратно отложил в сторону еще одну доску, снятую им с крыши. Биля перевернулся, повис на руках и спрыгнул. Али и Кравченко соскользнули в черную прямоугольную дыру вслед за ним.
Если бы Биля, Али и Кравченко задержались на ней чуть подольше, то могли бы увидеть, как турецкий часовой, стоявший около лодки, качавшейся у причала, взмахнул руками и исчез.
Чиж убрал кинжал в ножны и сел на место гребца. Вернигора оттолкнул лодку от берега и запрыгнул в нее. Двухвесельный ялик медленно пошел под самым берегом в конец бухты, где тень от горы чернильным пятном лежала на воде.
Али закинул за спину заплечный мешок и повел плечами, чтобы расправить лямки. Рядом Биля досыпал порох в мешок. Кравченко заложил руки за спину и задумчиво стоял у грубо сколоченного стеллажа. Перед ним лежали ракеты Конгрива, поблескивая в темноте серыми боками.
– Тяжелая дура, – прошептал он, попробовав приподнять одну из них. – Григорий! – позвал пластун Билю.
Тот завязал свой мешок и подошел к нему.
– Дюже интересная штука, – сказал Кравченко. – Узнаешь?
Биля согласно кивнул.
– Давай возьмем.
– Думаешь ее запустить?
– Куда! Без умения только по себе можно попасть. Другая у меня сейчас думка. Дело верное! Куда лучше, чем веслами молотить.
К полке подошел Али, легко снял ракету и положил себе на плечо. Сделав с ней круг по складу, он поставил ее перед собой и вопросительно посмотрел на Кравченко.
– Вот же какой здоровый бугай! – восхитился тот.
Окрестности Балаклавы, Крым
Башня была превращена Кравченко в настоящую мастерскую. В свете небольшого светильника, сделанного из глиняного черепка, он с упоением копался в ракете. У него за спиной, засунув руки в карманы, стоял Чиж.
– Сейчас мы ее немножечко усилим, – сказал Кравченко и поправил на глазу ювелирный монокль.
– Испортишь только, – скептически заметил Чиж.
– Я? Да я за всю жизнь ничего не испортил! Туляки блоху подковали, а казак неровня мужику! Подскоблю сейчас вот тут малость. Оно чуть пошире будет, в самый раз. – Кравченко сделал несколько движений напильником и откинулся назад.
Ракета вдруг задымилась, стронулась с места и поползла у него под ногами. Чиж тут же выпрыгнул в окно. После его исчезновения в нем же возникло изумленное лицо Вернигоры, явно удивленного такой прытью товарища.
Увидев ракету, пришедшую в движение, он залег и закричал Кравченко из-под окна:
– Коля, беги!
Тот, до этого момента пораженно взирающий на ракету, набирающую ход, тоже сорвался с места и прыгнул вниз, в подвал. Но он почти сразу же вынырнул оттуда с котелком, догнал ракету и вылил из него всю воду на ее дымящий хвост. Она проползла еще немного и остановилась. Кравченко сел на нее и вытер пот со лба.
– Эй вы, Аники-воины, лезьте обратно, – крикнул он в сторону окна.
В оконном проеме возникли головы Вернигоры и Чижа.
– Не бойтесь, не бабахнет уже, – заявил Кравченко и спросил: – А где у нас опять Али Битербиевич делся?
Биля сидел под звездным небом на высоком камне, сложив ноги по-турецки. Звезды над ним как будто были прикреплены к небесному своду каким-то неведомым мастером. Здесь, в горах, их можно было достать рукой. Достаточно выбрать камень повыше. Глаза у есаула были закрыты. Можно было подумать, что он представляет собой часть этих гор и сидит здесь от самого сотворения мира. Такой торжественной была тишина, окружавшая его сейчас.
– Омеля! – позвал вдруг Биля и открыл глаза.
Из-за гряды камней, поросших можжевельником, показался Вернигора. Он встал на ноги и пошел к Биле. Тот снова закрыл глаза. Шаги Вернигоры, который двигался почти бесшумно даже здесь, по рассыпанным камням, звучали внутри его головы, как гром.
Пластун с виноватым лицом подошел к Биле и остановился.
– Проверял меня? – спросил тот, открыв глаза.
– Спаси Господь, Григорий Яковлевич! Себя разве что!
– Случилось что?
– Али ушел.
– Тайно или явно?
– Да разве его поймешь. Встал и ушел. Думали, по нужде, может, а его и нет нигде.
– Готово у вас все?
– Потеха была. Ракета эта едва не бухнула, Николай Степанович загасил ее. Теперь говорит, мол, все готово, погрузить осталось.
– Хорошо, сейчас пойдем.
– Григорий Яковлевич, а как бы мне научиться вашему колдовству? Скажете слово?
– Колдовство? Да нет его. Есть заговоры старинные на остановку крови, всякие другие. И то мало знать, а надо быть. Разумеешь?
– Нет.
– Что внутри тебя, то и лечит. Не слова.
– А вот как сейчас было? Я против ветра шел, за двести сажен травинка не колыхнулась, а вы меня учуяли и опознали. Нюх у вас, как у дикого зверя. Откуда это?