ами больше общего, чем вы думаете. Мы оба делаем то, чему принадлежит будущее. Про мои ракеты вы знаете. Кстати, я оценил вашу идею снабдить брандер моим пороховым двигателем. Так, как это делаете вы и ваши люди, лет через сто будут воевать все. Хотя нет, лишь те, у кого хватит на это способностей.
– Говорите дело.
– Сейчас я перейду к нему, хотя у меня есть множество вопросов. Ответьте хотя бы на один. Я заметил, что вы и ваши люди ведете охоту лично за мной. Почему?
– Вы убили моего сына.
– Ах, того мальчишку на «Таифе». Прискорбно. Но это война. Вы притащили его на корабль, хотя он был не готов для этого. Итак, о деле. Я только что получил вести о том, что вы нашли итальянские деньги. Вы, конечно, потрепали моих людей, но народу у меня еще много. Мы вас уничтожим.
– Попробуйте еще раз.
– Я понимаю ваш сарказм, но есть обстоятельства, которые вам не известны. Кроме того, раз вы палите монетами, то боеприпасы у вас на исходе. А у меня мало времени. Да и вам после убийства вороватого мерзавца, которое вы учинили, появление русской администрации не с руки. Да-да, я знаю и это! Предлагаю заключить сделку. Я еще пару раз выгоню на вас это стадо баранов, чтобы проредить число акционеров. Это можно будет сделать здесь или в каком-то другом месте, только побыстрее. Потом вы формально сдадитесь, и мы с вами честно поделим эти деньги. Сколько у вас народу? Еще четверо? На вашу долю вы сможете купить всю землю вокруг реки Кубани!
– А вы на свою наделаете ракет и снова придете на русскую землю убивать и грабить!
– Вы затронули интересную тему. В широком смысле слова действительно случится что-то одно из двух. Вы поглотите Европу либо она вас. Войны еще будут, и огромные, но давайте оставим этот жребий богам. Что вы скажете по делу? Хотите обсудить дополнительные условия?
– Не вижу, о чем нам дальше говорить, – заявил Биля.
Выше и в стороне от английской позиции на солнце блеснул ствол винтовки. Елецкий упал за камень и старался побыстрее отдышаться, вбирал воздух полной грудью.
– Прощайте, – сказал Биля и повернулся к Ньюкомбу спиной.
– Вы джентльмен? – вдруг спросил его Ньюкомб.
Есаул остановился, развернулся к нему и ответил:
– Да, я дворянин по выслуге.
Елецкий положил ствол на камень и прицелился. Он ждал, когда Биля и Ньюкомб встанут на единой линии, чтобы одним выстрелом поразить сразу обоих. На случай неудачи рядом с ним лежала вторая заряженная винтовка.
– Я вызываю вас! – сказал Ньюкомб. – Раз наш спор зашел так далеко, и между нами есть личные счеты, то давайте решим дело в поединке. Без секундантов, прямо на этом месте. Вы являетесь оскорбленной стороной, поэтому выбор оружия за вами. Но если вы предпочтете револьверы, то это, на мой взгляд, будет несколько односторонне, учитывая ваши уникальные способности. Что вы скажете о саблях? У меня есть прекрасная дуэльная пара. Если вы убьете меня, то этот сброд разбежится. Если я вас, то ваши люди пропустят меня. Вы заранее прикажете им сделать это. Я даже готов взять их в долю. – Ньюкомб сделал шаг к Биле и осведомился: – Так что скажете?
Под пальцем Елецкого спусковой крючок винтовки пошел назад. Положение Ньюкомба и Били было теперь идеальным. Они стояли в ста шагах от Елецкого. Он даже слышал обрывки разговора и готов был сильнее надавить на курок.
Тут над его ухом раздался свист. Винтовка нырнула вниз, стукнула о камень. На цевье рядом с белой рукой брызнула тонкая струйка крови. Елецкий застонал, перевернулся, схватился за разрубленное плечо.
Над ним со шпагой в руке стояла Кэтрин.
Биля молчал и смотрел Ньюкомбу прямо в глаза. Тот опустил руку в карман и вынул разорванную цепочку с Плакидой.
– Возьмите! – сказал он. – Я думаю, вам дорога эта вещь. Если бы я мог выбирать, то не убил бы вашего сына.
Биля протянул руку, взял образок и пошел в пакгауз.
Два пехотинца бросили Елецкого под ноги Ньюкомбу, который держал в руках портулан, замызганный кровью и грязью. Елецкий тяжело дышал через сжатые зубы, рана на его плече не была перевязана и сильно кровоточила.
Кэтрин стояла в стороне и не могла оторвать взгляд от этого громадного пореза с расходящимися краями, который нанесла ее рука. Впервые она видела последствия ударов, которые с таким азартом отрабатывала с Крэшем после партии в крокет на лондонской лужайке.
– Вот негодяй! – сказал Ньюкомб. – Ты была права, Кэтрин, и опять спасла мне жизнь. Посмотрите, что у него еще там в карманах!
Пехотинец обшарил карманы Елецкого, достал вексель Слейтера и передал его Ньюкомбу.
Тот пробежал его глазами и слегка побледнел, потом перевернул и посмотрел на дату.
Кэтрин подошла и через его плечо тоже бросила взгляд на бумагу.
– Вы можете говорить? Вы подделали этот вексель? – спросил Ньюкомб, наклонившись к Елецкому.
Тот открыл глаза, с ненавистью посмотрел на Ньюкомба и отвернулся.
– Хотите помолчать? – спросил тот и наступил ему на плечо.
Елецкий заскрежетал зубами и издал звериный стон.
– Ньюкомб! – закричала Кэтрин и схватила его за руку.
Но он только отбросил ее и вдавил ногу в раненое плечо Елецкого еще сильнее.
– Слейтер жив или ты подделал вексель? Говори! – выкрикнул Ньюкомб.
Елецкий снова застонал и потерял сознание от боли.
– Все равно, – сказал Ньюкомб, вытирая окровавленный сапог о траву. – Вышвырните эту падаль в пропасть! Пусть кто-нибудь принесет мой саквояж.
Пехотинцы подняли Елецкого и понесли к обрыву.
– Остановитесь! – заявила Кэтрин.
Пехотинцы замедлили шаг и посмотрели на Ньюкомба. Тот лишь кивнул им. Мол, выполняйте приказ. Они подхватили бесчувственное тело Елецкого поудобнее и потащили его дальше.
Солдат подал Ньюкомбу его кожаный щегольской саквояж. Он быстро сбросил пехотный офицерский камзол. Под ним оказалась тонкая кавказская кольчуга прекрасной работы. Ньюкомб достал из саквояжа удобный, свободный сюртук и начал быстро его надевать.
– Генри Ньюкомб, вы негодяй! Я жалею, что спасла вашу подлую жизнь! – прокричала Кэтрин. – Какой же вы мерзавец!
– Кэтрин, мне некогда! – устало ответил ей Ньюкомб, застегнул сюртук и взял в руку одну из двух дуэльных сабель, которые лежали здесь же.
Кэтрин вдруг сорвалась с места и побежала в сторону пакгауза. Ньюкомб не сразу понял, что происходит, потом бросился за ней следом и настиг уже на краю поляны. Он схватил Кэтрин за талию, рывком бросил ее на землю, а затем потащил в лес.
– Не выходите! Он лжец! – Кэтрин кричала и билась в его руках.
Даниил и Чиж видели эту сцену сквозь бойницы поста. Когда Ньюкомб наконец-то скрылся в лесу, унося на плече Кэтрин, они недоуменно переглянулись.
Биля еще раз подогнал тут и там одежду, попрыгал и несколько раз взмахнул руками.
– С ума ты сошел, Григорий! – сказал Кравченко. – Да ведь англичанин этот клятый прав. Деньжищи эти опять против нас встанут, если он тебя срубит! Застрелить его как собаку, как поближе подойдет, да и вся недолга.
– Кажется, баба его к нам бежала, – сказал Чиж.
– Женщины вообще нервные, – заметил Даниил.
– А коли зарубит он тебя? – снова спросил Кравченко Билю.
– Нет. Бог того не допустит.
– Ты Бога не искушай! Баба его бежала к нам? – Кравченко повернулся к Чижу.
Вернигора с интересом поднял голову от своего занятия. Он перевязывал руку, выше локтя обожженную пулей.
– Да, вроде бежала, – ответил Чиж и пожал плечами. – Кровищи столько сегодня, что не только жинке, но и мне самому уже тошно.
Биля посмотрел через бойницу. Ньюкомб уже шел к пакгаузу, неся под мышкой две сабли.
Кравченко схватил есаула за грудки и заявил:
– Григорий, не пущу!
Биля резко отмахнулся, и Кравченко полетел в угол.
– Первый раз ты на меня руку поднял, товарищ, – сказал он и растерянно посмотрел на Билю.
– Федор, смотри в оба! – сказал есаул Чижу. – Через тебя меня Господь ведет, через тебя будет и разрешение.
– Гриша, западня это! Убьет он тебя! – заявил Кравченко и вскочил на ноги. – У тебя сердце за сына почернело. Не воин ты! Накажет и нас теперь Господь за тебя!
Биля ничего на это не ответил и вышел из пакгауза.
Лязгнули, скрестившись, сабли.
С первого удара Биле стало ясно, что ему придется нелегко. Против него были высокое мастерство, подвижный ум и стальная сила. Ньюкомб атаковал, но все его удары разбивались о холодную, зрячую ярость Били.
Есаулу многое приходилось вспоминать на ходу. Почти все схватки, во множестве которых он принимал участие за двадцать лет боевой службы, были иными, и сабля редко оказывалась в его руке. Когда-то в кадетском училище он был первым и в этом деле. Старый француз-фехтовальщик часто говаривал, снимая кожаный нагрудник: «Тре бьен! Тре бьен! Очень хорошо, мсье Биля!»
Возможно, бой был бы равным, если бы не кольчуга Ньюкомба. Но пока никто, кроме нескольких человек из тех, которые напряженно следили за геометрией боя, не знал, что они наблюдают за хладнокровным убийством. Англичане в лесу и пластуны у бойниц реагировали на каждое действие дуэлянтов нетерпеливыми движениями, взглядами, междометиями.
Биля получил легкие ранения в плечо и левую руку, прежде чем кончик его сабли прорвал рукав Ньюкомба выше кисти. Клинок должен был достать до тела, и есаул почувствовал его сопротивление, однако кровь на черном сукне так и не выступила.
Биля на мгновение потерял концентрацию, удивленный неудачей своего удара, а вот ответная атака Ньюкомба была хороша. Последний его удар сбил есаула с ног.
Ньюкомб сделал глубокий выпад и атаковал лежащего соперника в лицо. Биля едва уловимым движением успел отодвинуться в сторону, и клинок противника высек искры из камня, лежащего у его виска.
Биля откатился, вскочил. Серия рубящих ударов снова достала Ньюкомба. Теперь сюртук на его плече был вспорот. Сквозь разошедшуюся и повисшую лохмотьями ткань есаул увидел кольца кольчуги. Презрительная улыбка пробежала по его губам. Он отшагнул назад, заложил руку за спину и спокойно посмотрел в глаза своего противника.