Заика после краткой информации о разговоре с командиром дивизиона сделал небольшую паузу, оглядел собравшихся и сказал:
– Погода хуже некуда – ждать помощи от авиации мы не можем, рассчитывать только на себя! Глаз не спускать с неприятели, чаек – не считать. Мы по-флотски крепко дали по зубам врагу – не пустили его к Севастополю. В благодарность за это он не оставит нас в покое. Надо использовать время и подготовиться к предстоящему бою – поднести как можно больше патронов: в бою будет некогда, а главное – некому подносить. Ряды наши поредели. А теперь по местам!
Дождь, ливший с утра, после полудня прекратился – часам к четырем тучи сбились к востоку, в сторону гор, небо очистилось.
Как и предвидел лейтенант Заика, в шестом часу над батареей появилась немецкая авиация. Восемь бомбардировщиков Ю-88 двадцать минут бомбили батарею. Когда они ушли на свою базу, над 54-й повис дым.
К счастью, этот налет ощутимого урона не нанес. С наступлением сумерек Заика выслал несколько групп разведки. Сведения, которые принесли разведчики, были неутешительными: немцы окружили батарею и заняли селенья Береговое, Джавджурек, Дорт-Куль и Табаксовхоз.
Ночь прошла в тяжелой работе – артиллеристы во главе с командиром и комиссаром углубляли ходы сообщения между орудиями и погребами. Дело двигалось крайне медленно, землю размыло дождем, и темень стояла совершенно непроглядная. И все же ходы сообщения были углублены, а над входами в погреба, которые могли бы в случае приближения противника просматриваться, а стало быть, и легко простреливаться, были оборудованы специальные козырьки и для крепости засыпаны землей.
На сон артиллеристам оставалось не более двух часов.
После завтрака командир решил поговорить с личным составом.
В уме Заика приготовил замечательную речь, в которой было предусмотрено все – и о заклятом враге человечества – фашизме, и о Родине-матери, о долге и чести, а когда начал говорить, слова эти исчезли, пошли совсем иные и, пожалуй, единственные и самые нужные.
– Враг окружил батарею, – сказал командир, оглядывая артиллеристов, – вокруг нас никого нет! Нас мало, но у нас пушки, пулеметы, автоматы – это сила! Нам здесь стоять до последнего. Приказываю каждому исполнить свой долг до конца! Я кончил.
Не длиннее была речь и комиссара.
– Командир уже сказал, что мы окружены и что отходить нам некуда! Если сегодня мы устоим, то, возможно, уйдем на кораблях в Севастополь!.. Многие из нас погибнут в этом бою – честь и слава героям! Те же, кто уцелеет, должны стоять до конца! А теперь по местам!
С рассветом разведчики донесли, что видят колонну машин с пехотой, следующую из Контугана в Дорт-Куль.
Заика посмотрел на часы – без пяти восемь, запросил данные и после получения их отдал команду открыть огонь.
Батарея выпустила шестьдесят снарядов, в колонне поднялся переполох: машины наскакивали друг на друга, иные загорелись, другие съезжали с дороги, и их шоферы очертя голову неслись в стороны, спеша выскочить из-под обстрела.
Так начала четвертый день боевой деятельности батарея лейтенанта Заики. День – 2 ноября 1941 года.
Менее чем через час на дороге в сторону Севастополя появилась новая колонна машин. Сигнальщики насчитали около двухсот машин с пехотой, артиллерией и минометами.
Превосходная мишень для 54-й, и она, эта мишень, как будто сама искала пушку.
Заика приказал открыть огонь. Пожалуй, это был самый удачный удар 54-й по вражеской автоколонне.
Около десяти часов утра, шелестя и чуть-чуть подвывая, над батареей появился первый вражеский тяжелый снаряд. За ним пошли другие. Они летели и летели с сопением и ворчанием и, падая, поднимали такой грохот, что люди глохли от шума и треска разрывов. Сигнальщики насчитали восемьдесят тяжелых снарядов. Батарея была изрыта и обезображена; черным облаком над ней висел дым, перемешанный с пылью. Сильно пахло гарью. Пятьдесят четвертая лишилась боевой связи.
Во время этого обстрела к Николаевке подъехала немецкая легковая машина с офицерами. Они быстро вышли из нее и, вскинув к глазам бинокли, навели их на батарею.
«Изучают, гады, работу своей артиллерии, – проговорил про себя лейтенант. – Схватить бы их!»
Мысль показалась дельной, и он тут же распорядился послать в Николаевку на грузовой машине несколько хорошо вооруженных бойцов.
Посланным не удалось схватить офицеров, но, преследуя легковую машину, они за деревней, в лощине, обнаружили восемь вражеских танков и артиллерийскую батарею и тут же сообщили на командный пункт.
Заика, не мешкая, открыл огонь по танкам. В ответ противник обстрелял 54-ю.
В десять часов сигнальщик доложил, что видит танки. Они шли с трех сторон, по-волчьи сужающимся клином. Заика позвонил в штаб дивизиона. Капитан Радовский, выслушав его, вздохнул и произнес: «Мда-а, несладко у вас там!» Затем, как бы спохватившись, быстро сказал: «Постарайтесь продержаться до вечера, и, если к тому времени не придут корабли, разрешаю взорвать батарею и самим пробираться к Севастополю по суше».
Через пятнадцать минут после этого разговора из штаба дивизиона была принята шифровка: «54-й батарее держаться до вечера: за вами будут посланы катера. Сейчас вам на помощь высылаем авиацию».
Отбивая атаки танков и следовавшей за ними пехоты, Заика не мог отвечать вражеской артиллерии, а та вела непрерывный огонь. Снаряды приносили много разрушений и выводили людей из строя. Но вот наконец удалось рассеять танки, и 54-я дала несколько залпов по вражеским пушкам, те умолкли, но тут с боевых постов на командный пункт посыпались донесения – вышли патроны; пушка за пушкой стали умолкать, а к проволочному заграждению, которое опоясывало батарею, стала просачиваться немецкая пехота.
Около двенадцати часов сигнальщик радостно доложил Заике, а вскоре это заметили и все артиллеристы, что с моря подходят самолеты… Наши самолеты – «чайки». Их приветствовали криком, а кто-то от радости запустил вверх бескозырку.
Самолеты стремительным заходом появились над цепями вражеской пехоты и над скрытыми за холмами орудиями, – огонь прекратился.
Самолеты ловко утюжили вражеские позиции, с батареи было хорошо видно, как ошеломленные гитлеровцы разбегались в стороны, ползли и падали.
Сделав свое дело, летчики ушли на базу Тут же очухалась фашистская артиллерия и опять начала обстрел. Под прикрытием ее огня фашисты подтянули на близкое расстояние три пушки для стрельбы прямой наводкой.
Заика понял, что наступает ответственный момент в жизни 54-й: фашисты решили уничтожить его батарею. Мешает она им, не дает войскам продвинуться к Севастополю, вот уже четвертый день они топчутся между Евпаторией, Саками и Николаевкой.
Изменить положение не могла даже самая мудрая голова рейха. В прежних кампаниях генерал Манштейн вызывал восторг у западных военных журналистов и историков своими танковыми «блицами». Почему же здесь недейственной оказалась эта тактика?
В 1955 году в книге «Утерянные победы» он будет как бы мимоходом выражать сожаление о том, что ему с ходу не удалось взять морскую крепость Севастополь.
Еще он будет говорить о том, что ему не с кем было применить свой «классический» метод – не было сил: «Наскоро сформированное командованием армии соединение в составе румынского моторизованного полка, немецких разведывательных батальонов, противотанковых и моторизованных артиллерийских дивизионов (бригада Циглера) не могли возместить этого недостатка».
Так он будет писать, и притом ни слова не скажет о том, что в бригаде генерала Циглера были соединения танков и танкеток и несколько подвижных артиллерийских дивизионов, укомплектованных орудиями крупного калибра, минометы и моторизованная пехота.
Однако все это впереди, а батарея пока еще не занята – она действует, и мы будем продолжать рассказ о ней.
Выдвинутые немцами для стрельбы прямой наводкой пушки не успели развернуться в боевое положение, как были обстреляны и две из них уничтожены, а третья бежала с поля боя.
Справившись с этой задачей, Заика глубоко вздохнул, вытер пот со лба и подумал, хорошо бы теперь стаканчик крепкого флотского чая, но тут вбежал комиссар и, не переводя дыхания, выпалил, что на батарее много раненых и убитых, кончаются патроны, а немецкие солдаты заняли деревню. И если не выбить их оттуда, то они притащат артиллерию, и тогда…
– Что предлагаешь? – спросил Заика.
– Послать туда людей и выбить фашистов!
– Добро, – согласился Заика. – Посылай, комиссар. Командиром пусть Морозов будет. А как они уедут, организуй, пожалуйста, подноску патронов…
Посланные в деревню двенадцать краснофлотцев с тремя пулеметами не вернулись, за исключением чудом спасшегося командира отряда Морозова – он кинулся в гущу гитлеровцев и гранатами расчистил себе дорогу. Это произошло после того, как кончились патроны у пулемета, из которого он стрелял.
К обеду фашистская пехота подошла к батарее настолько близко, что возникла угроза потери погребов. Нужно было вынести оттуда боеприпасы.
Комиссар собрал сигнальщиков, дальномерщиков, телефонистов, радистов, коков и даже артиллерийских электриков центрального поста. Под его руководством этот маленький, но энергичный отряд вынес большую часть патронов из погребов.
Между тем обстрел батареи усиливался, и не успел комиссар рассказать командиру об успехах своего отряда, как на батарее случилось ужасное несчастье: от прямого попадания фашистского снаряда в дворик четвертого орудия погибли весь расчет и пушка…
Заика не очень-то помнит, как бежал тогда к четвертому орудию. Перепрыгивая через препятствия, сильно пригнувшись, он с трудом добрался до дворика четвертой пушки.
По-видимому, это немало значит, если ты сам строил батарею, сам комплектовал ее личный состав, помогал в монтаже и установке орудий, учил людей, как лучше пользоваться этими пушками, и, наконец, вместе с ними отстаивал все это. Заика, как только увидел окровавленный дворик, разбитую пушку и тяжелораненого краснофлотца, бессознательно приткнувшегося к брустверу с патроном в руках, почувствовал слабость в ногах и какое-то противное пощипывание в горле. К счастью, все эти ощущения были мимолетными – внутри него опять забил тот самый родничок бодрости и энергии, он помогал ему все эти дни держаться на ногах и командовать таким грандиозным сражением, которое ни он, ни его подчиненные, да и само высшее начальство не представляли себе… Заи