Это — инженер-капитан 2 ранга В. И. Мещерский, профессор О. Б. Брон, капитан-лейтенант Н. Д. Квасов, инженер-капитан-лейтенант М. И. Иванов, старший лейтенант Г. К. Коляда, флагманский минер ОВРа старший лейтенант И. В. Щепаченко, капитан-лейтенант Г. Н. Охрименко, Н. И. Бабаков, штатные минеры и водолазы военно-морских баз бригад и дивизионов, торпедных катеров и морских охотников.
Они и начали. Причем начали, как говорится, «танцем от печки», то есть тралением с подрезкой минрепов.
Так начали потому, что до сих пор на фарватерах ставили главным образом мины на якорях. Конечно, траление ничего не дало, потому что немцы сбросили с самолетов мины нового типа: донные, неконтактные, оснащенные не только сложными взрывными устройствами, но и, как потом стало известно после понесенных жертв, неповторяющимися комбинациями взрывателей.
Причем они порой так хитро камуфлировались, что даже опытные специалисты не сразу разгадывали, что перед ними не что иное, как ловушка-камуфлет. Однако борцы с минами не отступились — ни опасность, ни сложность задач не остановили их.
Были поразительные по смелости и риску поиски, была и тяжелая расплата — гибли корабли и их экипажи, гибли и смельчаки, охотившиеся за тайнами неведомых мин.
Но были и победители, которых от смерти оберегали природная смекалка, дерзостная отвага и то, о чем мы обычно думаем, но стеснительно умалчиваем, — счастье! Да! Что бы о нем ни думали философы, оно не только существует, но и кое-кому улыбается!
Газеты того времени уважительно и даже с оттенком страха называли морскую мину «полуторатонной смертью». Это, конечно, звучало внушительно. Но смерть во время войны неразборчива в своих средствах — она может взять свою жертву и с помощью лишь одного грамма металла!
Однако, как ни называй вражеские морские мины, которые ощутимо связывали рукн командованию Черноморского флота на первых порах, меньше всего нужно говорить о смерти: на войне «законодатель мод» не смерть, а смекалка и отвага!
В схватках с минами первые успехи выпали на долю минеров из второго дивизиона 2-й бригады торпедных катеров, базировавшихся в Очакове. Мины здесь, на акватории Днепро-Бугского лимана, были сброшены в ту же ночь, что и на севастопольские фарватеры, но если мощная сеть ПВО Главной базы помешала авиации противника бросить мины точно, то тут, в районе Днепро-Бугского лимана, немецкие самолеты не встретили затруднений. Меж тем здесь пролегали пути к Николаеву, Очакову, островам Березань, Первомайский и к Кинбурнской косе. Особую тревогу вызывало то, что в это время на Николаевском судостроительном заводе стояли на достройке два крейсера и был заложен новый линкор. В случае острой необходимости вывода их в Севастополь под защиту противовоздушной артиллерии и истребительной авиации нелегко было бы осуществить эту задачу.
Первый сигнал об опасности подал вышедший из Николаева и подорвавшийся на мине в бухте острова Первомайский буксир. Об этом было доложено в Севастополь дежурному штаба флота — тот запретил движение в лимане, вызвал на связь командира 2-й бригады торпедных катеров капитана II ранга А. А. Мельникова и приказал ему выяснить минную обстановку, принять меры и обеспечить судам безопасный вход и выход в бухты. Докладывать о ходе работы в штаб флота через каждые четыре часа!
Капитан II ранга А. А. Мельников, в свою очередь вызвал из второго дивизиона минного специалиста, офицера Б. М. Терняка и приказал ему немедленно выйти на место происшествия на водолазном боте и при этом строго предупредил, чтобы лишних людей не брал: дело предстоит опасное, и чем меньше людей будет на судне, тем лучше. По прибытии на место не только тщательно изучить обстановку, но и выяснить возможность плавания в бухту острова Первомайский, где размещались флотские склады. О результатах докладывать каждые четыре часа.
Тихоходный водолазный бот потопал к острову Первомайский. Судьбой этой экспедиции были озабочены все, потому что на флоте пока еще никто не располагал данными ни о том, что это за мины и сколько немцам удалось набросать их на фарватерах Днепро-Бугского лимана, ни какие средства для борьбы с ними нужны. При первом знакомстве с минами стало ясно, что все известные приемы, которые применялись при ликвидации якорно-контактных мин, не годятся. Задачи предстояли нелегкие, и решать их, как говорится, по Малинину и Буренину не придется — тут нужна высшая математика, самоотверженность и находчивость. Все это нашлось на флоте, хотя и не сразу. Да и в печати не освещались ни первые удачи, ни трагические неудачи. Лишь спустя много лет после войны, когда исчезла необходимость строгой секретности, стали появляться рассказы о подвигах минеров и ученых.
После публикации «Севастопольской хроники» в 1977 году в «Роман-газете» среди писем попал мне в руки объемистый пакет, внутри которого лежала папка. Раскрыв ее, я ощутил горячий толчок в груди — пакет от Б. М. Терняка, капитана II ранга в отставке. Он живет и работает в городе Николаеве, то есть в двух шагах от тех мест, где с первых же часов Великой Отечественной войны начал борьбу с немецкими минами.
Его письмо, словно удар молнии, осветило далекие и героические дни лета 1941 года.
Мне не хочется пересказывать Б. М. Терняка — боюсь, в пересказе потеряется не только своеобразие этого письма, но и, возможно невольно, исчезнет из него аромат того времени, а мне не хотелось, чтобы это случилось.
«…Добрый день! Позвольте, уважаемый Петр Александрович, выразить Вам сердечную благодарность за огромное удовольствие, полученное от чтения Вашей повести «Севастопольская хроника».
Описываемые Вами события близки моему сердцу, как кадровому офицеру флота, который всю войну воевал в составе 2-й Новороссийской Краснознаменной бригады торпедных катеров. Повесть прочитана, книга закрыта, а с плеч громада лет долой, снова молодость. Вновь в гуще тех далеких наполненных бурными событиями огненно-пороховых лет.
Перед глазами мелькают, как в хорошем боевике, кадр за кадром, эпизод за эпизодом, событие за событием, лица боевых друзей и товарищей (Дмитрий Глухов, Владимир Апошанский и др.).
В «Севастопольской хронике» («Роман-газета» № 3/817, 1977 г.) на странице 75 напечатано: «В схватке с минами первые успехи выпали на долю краснофлотца Максима Хореца, водолаза, служившего в бригаде торпедных катеров, базировавшейся в Очакове». Да, это так. Мне довелось руководить этой операцией, и я решил сообщить Вам некоторые подробности.
…Получив задание кавторанга А. А. Мельникова, я отправился на причал — там уже стоял с работающим на малых оборотах мотором водолазный бот. На верхней палубе находилась вся штатная команда. Старшина бота, он же и моторист, главстаршина Крутиков, старший водолаз старшина второй статьи Сергеев, водолаз старший краснофлотец Хорец. На причале стояли в ожидании — возьму я их или нет — еще старший краснофлотец Осташко и военфельдшер Кноль. Я махнул им, они быстро спрыгнули на бот, и мы тут же отошли.
Наша старая деревянная «посудина» была очень тихоходна — расстояние от Очакова до острова Первомайский невелико, но мы долго и нудно «топали», пока добрались до места, как говорят на Черноморском флоте: «Гачили, а берега не бачили».
Во время перехода у конечности Кинбурнской косы поднялись ввысь два огромных столба воды и раздался страшный гул — очевидно; взорвались лежавшие недалеко друг от друга мины. Нечего и говорить — мы еще не приступили к выполнению задания, но уже получили грозное предупреждение. А что ждет нас впереди?
К счастью, никаких разговоров среди личного состава о возможной смертельной опасности не было. Каждый занимался своим делом согласно боевому расписанию: мы продолжали двигаться вперед к намеченной цели. Но, по-видимому, у каждого из нас шла внутренняя невероятно сложная и острая борьба между долгом и чувством. Опасно? Да! Быть верным присяге должны? Да! Боевое задание выполнить должны? Да! Я не сомневался, что каждый из нас понимал в этот ответственный момент необходимость при любых обстоятельствах, даже ценой самой жизни выполнить свой воинский долг. Мы продолжали двигаться вперед к намеченной цели. Вероятно, в этом заключается и смысл, и существо, и внутренний механизм подвига.
По прибытии на остров — ошвартовались, я сошел на берег и представился начальнику гарнизона, командиру артбатареи капитану Радченко — доложил о цели прихода, попросил по возможности указать точное место нахождения мины.
Капитан Радченко, выслушав меня, сказал, что командир бригады уже дважды интересовался нами. Просил передать, чтобы мы немедленно приступали к водолазным работам. Затем он указал место падения мины, а сам пошел на связь с командиром бригады А. А. Мельниковым, бросив на ходу: «Сейчас доложу 0 вашем приходе, а вы начинайте!»
Мы отвалили от причала и скоро отдали якорь в предполагаемом месте нахождения мины. На первый взгляд бросать металлический якорь над донной миной — мы еще не знали тогда, что она еще и магнитная, — безумие. Но это было вызвано лишь необходимостью. Мы как бы уподобились человеку, который в полном здравии, сознательно взбирается на пороховую бочку с зажженным факелом в руках! Каждую минуту могло случиться необычное, трагическое — взрыв мины.
Традиционный шлепок по шлему скафандра, и водолаз Максим Хорец пошел под воду. Старший водолаз Сергеев остался на связи. Спустя некоторое время в телефонной трубке послышался тревожно прозвучавший голос Хореца:
— Кто на связи?
Сергеев ответил: Сергеев.
Хорец: Дай командиру трубку.
Я: Хорец, слушаю.
Хорец: Вижу конец каната.
Я: Хорошо! Пока не трогай, а проследи, откуда и куда он тянется.
Хорец: Понял. Подбирайте шланг — буду двигаться на вас.
Проходит несколько томительных минут, и наверху снова слышится голос водолаза:
— Наверху, вы меня слышите?
Я беру трубку.
Хорец: Здесь сходятся и вместе скреплены три конца.