Я: Хорец! Не уходи с этого места — тщательно просмотри весь район. Концы, вероятно, стропы парашюта… Возможно, поблизости находятся парашют и сама мина.
Хорец: Вас понял. Но здесь больше ничего не видно!
Я: Понял. Не теряй концы из виду и не спеша следуй в обратном направлении.
Хорец: Понял. Травите шланг, дайте больше воздуха.
Я: Хорошо! Не торопись! Тщательно смотри кругом.
Все мы в ожидании — по появляющимся на поверхности воды пузырькам наблюдаем за движением водолаза. Нервы у всех напряжены — время, кажется, не идет, а плетется. И вот наконец голос Хореца:
— Вижу парашют!
Я задумался: надо принять решение, а тем временем солнце быстро шло за горизонт и на землю опускались сумерки. Подул легкий ветер, вода стала покрываться рябью.
Хорец: Наверху! Вы меня слышите? Что делать?
Я: Парашют будем подымать; крепи к нему подъемный конец — и сам на подъем!
Тут же отдаю команду: «Водолаза на подъем!» — обычная команда, обыденный флотский труд, но на душе стало тревожно. На боте все молчали. Тишина стояла, но чувствовалось, нервы у всех напряжены до предела, все следили за движением Хореца.
И вот водолаз на борту и парашют на борту, и все словно бы сговорились — одновременно и шумно вздохнули.
Парашют выглядел обыкновенно — сделан из грубого шелка зеленого цвета. От него тянутся стропы, тоже из крученого шелка. Мина же пока не обнаружена. Продолжать поиск из-за темноты нельзя. Обозначив свое место буйком, снимаемся с якоря — и на базу.
По прибытии в Очаков докладываю командиру бригады о проделанной работе и о плане на следующий день. Он дает «добро» и просит выйти на место к острову с таким расчетом, чтобы начать работу с рассветом. Штаб флота торопит.
Под воду снова пошел Максим Хорец, так как старший водолаз Сергеев был нездоров и военфельдшер не разрешил ему спуск под воду.
Лишь через два часа была наконец обнаружена Хо-рецом мина. Она на две трети зарылась в ил и лежала со значительным наклоном. Водолаза подняли на бот для отдыха и заодно узнать его соображения, что делать с миной.
В результате обстоятельного обмена мнениями пришли к решению застропить ее и обезвредить.
После отдыха Хорец снова пошел под воду, завел буксирный трос и тотчас же был поднят наверх. Снялись с якоря, дали ход и… ни с места! Маломощный двигатель водолазного бота не только не в силах был оторвать от дна тяжелую мину, но и при каждой новой попытке двинуться вперед вертелся как волчок вокруг того места, где лежала мина. Часто соскакивал буксирный трос, и всякий раз Максим Хорец с готовностью спускался под воду и крепил его. Мотор гудел изо всех сил, а результата никакого. Всем стало ясно, что наша затея напрасна — надо искать другое решение. Но какое? Всем ясно было лишь одно — задание должно быть выполнено! А как? Я лихорадочно перебирал в памяти различные варианты. Личный состав отдыхал. После несколько затянувшегося раздумья я пришел к единственному в создавшихся условиях заключению — разрешить судам заходить в бухту малым ходом, осторожно обходя мину. Правда, бухта малюсенькая и входить в нее будет чрезвычайно сложно и трудно: путь судна будет пролегать в невероятно опасной близости к мине. Риск? Да! Но на войне риск часто соседствует с удачей.
В боевом уставе ВМФ (БУМС) есть такая фраза: «Лучше принять плохое решение, чем никакого». Это как-то меня успокоило. Вскоре на остров прибыл флагманский минер СЗМОР (Одесская военно-морская база). Я доложил обстановку, наше решение и обоснование его.
Флагманский минер задумался ненадолго, затем сказал:
— Да, ваше решение, конечно, рискованное, мина может взорваться, а это гибель судна и людей! За это по головке не погладят. Ты понимаешь это? Надо доложить командиру!
Мне пришлось согласиться с его доводами. Позвонили в Очаков и доложили все обстоятельства. Командир бригады, выслушав нас, сказал:
— Добро! Высылаю торпедный катер! По его прибытии — немедленно ко мне. Водолазному боту следовать сюда же самостоятельно. Место мины обозначьте буйками!
На командном пункте командира бригады — офицеры штаба, флагман бригады, минер другого дивизиона и начальник политотдела. После моей информации и выступлений присутствовавших пришли к единому мнению: дать разрешение на вход судам в бухту. Решение было сообщено в штаб Флота, в Главную базу. Севастополь подтвердил решение.
Я после этого вернулся в дивизион и включился в общий ритм боевой жизни бригады.
С глубоким уважением Терняк Борис Маркович».
Между тем Максим Хорец, первым во 2-й бригаде торпедных катеров установивший «контакт» с немецкими минами, продолжал свои опасные спуски под воду. Пока водолазный бот качался на волне, он бродил по дну, искал мины. Свои находки «засекал», затем требовал спустить пеньковый трос, стропил мины и давал команду «наверх!»
Рыбачьи суденышки с деревянными корпусами и сильными моторами осторожно волокли «полуторатонную смерть» подальше от морских путей и населенных пунктов — тут вражьим минам и наступал конец.
Минные специалисты восхищались отвагой трудолюбивого водолаза. А он с каждым спуском под воду еще смелее стропил поблескивавшие свежей, пронзительно зеленой краской мины (морская вода еще не успела смыть фабричный лоск с их смертоносных туш) — водолазу продолжало везти.
Командование наградило его орденом Красного Знамени и командировало в Новороссийск очищать от мин Цемесскую бухту. К сожалению, некому рассказать о том, как был счастлив Максим Хорец. А что он действительно был счастлив, в этом можно и не сомневаться, ведь до назначения в Новороссийск на его теле не было и царапины, хотя при каждом спуске под воду смерть ходила рядом.
Накануне отъезда из Севастополя я узнал печальную весть: Максим Матвеевич не добрался до Новороссийска — корабль, на котором он шел, в пути подвергся атаке вражеских самолетов…
Истинный подвиг совершил военный инженер III ранга М. И. Иванов — ему первому удалось раскрыть секреты новой немецкой мины.
Минеры решили, что теперь, когда известны приборы взрывных механизмов вражеских мин, можно, как говорится, «идти на вы».
И Иванов пошел. Пошел смело, с каким-то чувством упоительного азарта и торжества, как охотник за змеями, пригвоздивший рогатиной к земле самую быструю и ядоносную змею — гюрзу.
К сожалению, на этот раз Иванов что-то не рассчитал или сделал какой-то неверный шаг.
Как это случилось, следов для объяснения мина не оставила.
Можно лишь предполагать, что сработал неизвестный инженеру, тщательно закамуфлированный взрыватель-ловушка.
Впоследствии минеры преодолели ошибки первооткрывателей, и им стало известно, что вражеские морские мины оказались нестандартными — размещенные в них схемы взрывных устройств были сложными, как следы хищников.
Но за установление этой простой истины пришлось заплатить новыми жизнями. Так случилось в Новороссийске, когда группа минных специалистов даже не успела подойти к вытащенной из воды мине.
Этот трагический эпизод некоторое время оставался тайной, пока настойчивые и смелые поиски не привели к открытию, что в некоторых минах, сброшенных гитлеровцами на наших фарватерах, были искусно запрятаны «самоликвидаторы» разного типа: одни из них взрывались под воздействием света, другие срабатывали почти тотчас же, как только мину выволакивали из воды на берег.
Именно так и произошло в Новороссийске, когда трое отличных минных специалистов — начальник минно-торпедного отдела флота капитан III ранга А. И. Малов, флагманский минер Новороссийской военно-морской базы старший лейтенант С. И. Богачек и инженер-конструктор Б. Т. Лишневский, предусмотрев все меры безопасности (разделись до трусов и сняли ботинки, часы, чтобы ни металлические гвозди в ботинках, ни пуговицы, ни крючки мундиров, ни механизмы часов не воздействовали на закамуфлированные взрыватели), взяли с собой инструменты, изготовленные из немагнитных материалов, и пошли к лежавшей на песчаной косе только что вытащенной со дна бухты водолазами вражеской мине.
Было тепло, ясно. Сияло солнце. Минные специалисты были в отличном настроении… Они не дошли до мины метров примерно тридцать, когда раздался взрыв — погибли Лишневский и Богачек. Малов был контужен…
Но как бы ни были сложны и запутаны следы хищников, и их в конце концов прочитывают. Иногда ради этого идут на подвиг.
Однако подвиги — не грибы. Но и смерть — тоже не шлагбаум на пути смелых.
Нашлись люди, которых смерть товарищей заставила сжаться, как перед прыжком.
Объявились новые, любившие работать с риском и отвагой водолазы, а минные специалисты стали обучаться водолазному делу, чтобы не вытаскивать мину на свет божий, где у нее начинают срабатывать самоликвидаторы, а разоружать ее там, на дне морском.
Контрминная война не только продолжалась, но и развертывалась. Черноморцы не оборонялись, а наступали.
Удар в первую очередь наносился, и притом главными силами, против электромагнитных мин, которыми гитлеровская авиация в первые же дни войны забросала подходы к портам, кое-где и сами бухты. Это стало серьезным препятствием для развернутых действий флота. Особенно усложнилась обстановка для подводных кораблей.
Магнитные мины взрываются и под воздействием магнитной массы, которая спонтанно возникает в корпусе военного корабля.
Решение напрашивалось простое — размагнитить корабли, и тогда магнитная мина будет лежать на дне морском до тех пор, пока не истлеет. А корабли будут ходить, а жизнь будет идти. И солнце будет светить. И вдов не будет. И сироты не будут оплакивать своих отцов.
Но как освободить корабли от магнитного поля?
В Севастополь прибыла группа ученых Ленинградского физико-технического института — профессора Александров А. П., Курчатов И. В. и научные сотрудники Лазуркин Ю. С., Регель А. Р., Степанов П. Г. и Щерба К. К.
Ленинградцев тепло встретили. Да и могло ли быть иначе? Ученые ради помощи флоту оставили в Ленинграде успешные опыты по раскрепощению энергии атомного ядра. Причем опыты были прерваны в той стадии, когда физики уже подошли к границе, за которой ожидало торжество открытия.