…«Морской охотник» из звена Дмитрия Глухова лежал в дрейфе и вел наблюдения за фарватером. Поднявшимся ветром его стало относить к берегу. Командир приказал завести моторы и средним ходом двинулся на позицию. Он прошел совсем немного, как вдруг за кормой раздался сильный взрыв.
Из машинного отделения сообщили, что в днище образовались трещины, в них поступает забортная вода. Унять ее нечем было, и пришлось на пластыри и чопы употребить обмундирование экипажа и самого командира.
Катер не мог сообщить о своем бедственном положении и испросить разрешения покинуть позицию — вышла из строя радиостанция. Попытки починить ее не привели ни к чему…
Под одним мотором, с несколькими пробоинами, через которые в корпус корабля беспрерывно поступала вода, катер, оставив позицию, возвращался на базу.
Надо сказать, что «морской охотник» был сурово встречен не только командиром звена Дмитрием Глуховым, но и контр-адмиралом, нетерпеливо шагавшим по пирсу в ожидании объяснений того, чем вызвано самовольное оставление позиции, это неслыханное нарушение боевого устава.
Увидев не по форме одетого командира, контр-адмирал не стал слушать его рапорта, а приказал привести себя в порядок и затем явиться к нему.
Кабинет командира ОВРа по скромности обстановки, по полному отсутствию дорогих и замысловатых письменных приборов, а также и бумаг на столе был самым оригинальным и деловым на флоте.
Вот сюда, пред строгие очи контр-адмирала, и явился командир пострадавшего катера, загорелый крепыш в новенькой, только что полученной морской форме.
Контр-адмирал едва заметно улыбнулся. Затем кивком пригласил к столу, на котором были расстелены карты наших минных полей и немецких мин, и стал дотошно расспрашивать все еще смущающегося командира катера.
Вопросов было много, и в ходе обсуждения стало ясно, что немецкая мина могла взорваться лишь… от шума винтов катера…
Глухов ухватился за эту мысль и тут же попросил адмирала разрешить ему пройтись на «охотнике» над минами.
Это ничего, что минеры, разоружившие акустическую мину, утверждают, будто она реагирует лишь на шум винтов линкора и крейсера.
Взорвалась же она, когда над ней заработали моторы катера-«охотника»!
Попытка подрывать сброшенные на фарватер фашистские акустические мины с помощью шума винтов «морского охотника» — дело, конечно, весьма рискованное: еще неизвестно, удастся ли подорвать таким способом хоть одну, а катер и людей загубить — можно.
Контр-адмирал встал из-за стола и, шагая по кабинету, пытался найти решение. Из окон была видна бухта и стоявшие у пирса катера с развешенной на леерных канатах выстиранной рабочей одеждой и полосатыми тельняшками.
Сохнувшее на канатах белье всегда раздражало его: это все-таки корабли, а не походные прачечные!.. Но где экипажам «морских охотников», почти всегда приходящим с моря вымокшими, особенно когда дует свежий ветер, просушиться? У подплава вон какие базы! А тут — сверху небо, с боков — ветер!
…Метод борьбы с минами, который хочет испытать этот белобрысенький лейтенант, не имеет никаких научных обоснований, как и опыта. Он навеян случаем. Ну и что ж? Обязательно ли к каждому случаю подходить с подозрительной осторожностью?
Минные специалисты в поисках секрета акустической мины ставили возле нее патефон с пластинками, а сами, пока пластинка крутилась, сидели в укрытии.
Перед смертельно опасной «слушательницей» выступали выдающиеся певцы: Барсова, Максакова, Лемешев и Михайлов.
Мина «не отозвалась» на их голоса, тогда минеры подошли к ней и начали работать медными ключами… и разоружили!
Случайность!.. Нет! Как не было случайности в ставшем уже банальным факте, когда много лет тому назад один пытливый англичанин по падающему с дерева яблоку открыл закон земного притяжения.
Контр-адмирал посмотрел на лейтенанта Глухова и по глазам понял, тот не отстанет. Уж очень хочется попробовать рискнуть! К тому же нет дня, чтобы гитлеровцы не сбрасывали на фарватер мины, а комфлота требует, чтобы фарватер был чист.
Что ж, пусть пробует!
Перед выходом в море лейтенант Глухов предупредил экипаж, что дело, на которое они идут, чревато тяжелыми последствиями и кто не хочет рисковать, может остаться на берегу, поход этот добровольный… Он мог бы не говорить этих слов — для моряка нет ничего позорнее отказа от дела из-за страха.
За действиями Глухова следили сигнальный пост, дежурные катера, сам контр-адмирал и береговой пост штаба флота. Вначале ничего не получалось. Вначале, это когда он ходил на полных оборотах, мины не реагировали на такой ход.
Тогда Глухов запросил разрешения у контр-адмирала пройтись над минами средним ходом. Контр-адмирал дал разрешение.
Вот тут-то и пошло.
…Это произошло так неожиданно, что сразу никто не сообразил, что сталось с катером в результате взрыва мин дуплетом.
А происшествий оказалось много:
дал течь корпус корабля;
вышла из строя рация;
огнетушители вылетели из гнезд, стравили всю жидкость и при этом сожгли китель помощника командира Трофименко;
мотористов Литвина и Иванова отбросило от моторов;
краснофлотцу Макушину сорвавшимся котелком компаса рассекло подбородок;
катер поник, образовался дифферент на нос и на правый борт.
Почти всюду паёлы перевернуты, компасы выскочили из кардановых подвесов, часы, привинченные к переборкам, вырваны, обтекатели рубки продавлены, как яичная скорлупа, — словом, полная разруха.
Сигнальный пост штаба флота раньше всех засек аварию и сообщил оперативному дежурному штаба флота, а тот командующему.
— Немедленно запросить, что с катером Глухова! — приказал командующий флотом.
С катера пошел семафор: «Имею повреждения, исправляю. В помощи не нуждаюсь, буду продолжать работу. Тяжелораненых нет. Глухов».
«Морской охотник» медленно подходил к пирсу. Даже издали было заметно, как он сильно потрепан. Экипаж его выглядел так, будто моряки возвращались из дальнего океанического плавания, выдержав в пути бешеные атаки штормов и ураганов.
Контр-адмирал первым ступил на сходню. Он пожал руку Глухову, флаг-штурману, командиру катера, его помощнику, боцману, комендорам, механику — словом, обошел всех, поздравил с успехом и известил о том, что командующий флотом представил весь экипаж «морского охотника» к правительственным наградам.
Оглохший от взрывов, Глухов стоял, растерянный от похвал и поздравлений. Он улыбался и механически отвечал на рукопожатия, слегка вздрагивал, когда его одобрительно похлопывали по плечу такие же, как и он, крепыши, морские охотники, с заветренными и тяжелыми руками — командиры катеров, стоявших в бухте.
Весь его вид и особенно эта неосмысленная улыбка говорили о том, как он далек от всего этого шума. Он считал, что лейтенант Москалюк и лейтенант Перевязко и Остренко, тот, что утопил под Севастополем фашистскую подводную лодку, действовали бы не хуже его… Ну, кто бы стал раздумывать, раз надо!
Лейтенант Глухов, невысокий и неброский с виду, действительно не был похож на героя. Может быть, поэтому никто не предполагал, что этот офицер из матросов в недалеком будущем станет командовать дивизионом «охотников» и что моряки этого дивизиона свершат много выдающихся подвигов.
А если б нам удалось заглянуть в «книгу судьбы», то мы узнали бы, что Дмитрий Глухов на переломе войны станет капитаном III ранга и будет награжден редчайшей среди моряков наградой — орденом Суворова!
Всякий раз, слушая в свой адрес похвальные слова, он отвечает без ложной скромности, что в делах военных не ищет подвига, а всего лишь выполняет свой долг.
Фарватер чист, и корабли могут беспрепятственно выходить в море. Их ждет осажденная Одесса. Туда лежит и мой путь. И больше нет причин задерживаться в Севастополе — вчера Александр Хамадан получил допуск на корабли и в части Черноморского флота.
До свидания, Стрелецкая, до свидания, храбрые «морские охотники», — вы выиграли битву на фарватере, и этот факт обязательно войдет в историю!
Катер мчится из Стрелецкой в Южную бухту.
Я нахожу Хамадана в гостинице «Северная». Он полностью готов. Сегодня в Одессу выходит крейсер «Красный Кавказ» — лучшей оказии и не придумать: надо договориться, чтобы нас приняли на борт.
Крейсер «Красный Кавказ» идет для артиллерийской поддержки войск, обороняющих Одессу. Положение там чрезвычайно сложное.
Одесса истекает кровью: против трех дивизий и нескольких отрядов моряков — девять дивизий и три бригады противника!
Город отрезан с суши и лишен питьевой воды.
Враг разрушает Одессу артиллерией и авиацией. Фашисты рвутся на ее улицы.
Из радиоперехватов известно, что уже готовятся линейные для парада румынских войск в Одессе и что генерал Ион Антонеску уже репетирует речь, которую он произнесет перед войсками после занятия Одессы. Одесса в будущем станет главным городом Транснистрии — так будет называться новая провинция румынской короны в Причерноморье.
Транснистрия… Под Одессой стоит лучшая румынская армия — 4-я, Королевская. Она уже месяц штурмует степной город, который защищает небольшой гарнизон.
Генерал Ион Антонеску нервничает, издает то льстивые, то полные желчи и угроз приказы.
В штабе флота нам показали несколько документов. Жаль, что нельзя было взять их — пришлось делать беглые выписки. Вот что пишет румынский главнокомандующий: «Разве не постыдно, что наше войско, в четыре-пять раз превосходящее числом и снаряжением противника, столько времени топчется на месте».
Усовестить никого не удается. Тогда командующий издает устрашающий приказ. Господин генерал Антонеску приказывает: «Солдат, теряющих оружие, расстреливать на месте. Если соединение отступает без основания, начальник обязан установить сзади пулеметы и расстреливать бегущих…»
Задержка под Одессой раздражает и Гитлера, срывает его планы продвижения в глубь России.
А ведь всего лишь месяц назад все шло хорошо: немецко-румынским войскам удалось сравнительно легко форсировать Днестр между Григориополем и Дубоссарами и при выходе на левый берег расчленить войска Южного фронта.