Их было двое. Артанский князь выглядел точно так же, как и на дагерротипии. Но теперь от него шло ощущение силы, подобное невидимому облаку. Рядом с ним был еще один человек, наполовину одетый наполовину как православный священник, наполовину – как офицер артанской армии.
Князь Серегин рассматривал нас, а мы его. Волнительное ощущение: видеть самовластного князя в первом поколении, человека, поднявшегося на трон только благодаря силе своей дружины и авторитету во всех общественных слоях создаваемого им государства. В те прежние времена простонародье не безмолвствовало, как сейчас, а активно поддерживало либо не поддерживало претендентов на престол. Но я же видела, что он не вполне серьезно относится к этому титулу… Для него он не более чем способ легитимировать как собственное существование, так и существование подчиненной ему военной силы.
Вот и мой дорогой племянник не стал бы даже разговаривать с господином Серегиным, будь тот просто частным лицом, но вполне согласен иметь дело с ним как с самовластным монархом, над которым есть только Бог. И статус бога оборонительной войны тут ни при чем. Для нашего классового, даже, можно сказать, кастового общества имеет значение только принадлежность к правящим семьям. Серегин – сам себе семья, которая отличается от остальных как медведь от стаи обезьян, но он тем не менее в нашей стае, состоящей из владетельных князей, королей, царей, императоров и прочих монархов.
При этом он еще и нечто большее, чем просто самовластный великий князь Артанский, воин, полководец и политик. Он – человек, происходящий из мира, опередившего наш, как я понимаю, на целых полторы сотни лет, обладающий такими знаниями, которых нет ни у кого из нас. Кроме того, в нем бьет ключом жизнь, он готов ловить «моменты» и обращать их на пользу не только самому себе, но и всем, кто ему доверился. Из донесения князя Васильчикова становится ясно: взаимоотношения, которые существуют между князем Серегиным и его войском – значительно более тесные, чем между любым монархом и его дворянами.
Эти женщины (а костяк его армии состоит именно из женщин особой породы, специально созданной для войны злыми колдунами) готовы за своего предводителя на все, даже на верную смерть. А более всего они готовы подражать ему во всем, учить его язык, начать считать себя русскими, креститься в православную веру, а самое главное, делать вместе с ним его дело и идти в новые миры, неся в них справедливость на лезвиях своих мечей. И в этом нет ничего удивительного, ведь они были никем, даже меньше, чем рабынями, а Серегин увидел в них воинов, таких же, как он сам, – и, можно сказать, сделал их частью своей богочеловеческой сущности. Нет более преданных сыновей и дочерей, чем усыновленные и удочеренные сироты, которые действительно почувствовали себя членами большой дружной семьи.
О, как я понимаю этих женщин, ведь я тоже, выйдя замуж, стала частью новой семьи и нового народа, полюбила новую Родину всей душой, отряхнув со своих ног прах своей прежней семьи и прежней страны. И даже не совсем удачное замужество не помешало остроте моего счастья. Я имею возможность общаться с самыми умными и талантливыми людьми этой страны (а таковых здесь немало), я чувствую, что мои действия делают мою новую Родину сильнее, красивее, умнее, могущественнее, наконец… И когда я умру, в этой стране останется частичка меня, память о том, что была такая Великая княгиня Елена Павловна, которая не снискала счастья в личной жизни, но зато была счастлива как человек. И знакомство с князем Серегиным будет бриллиантом в моей короне, ведь за ним последуют знакомства с выдающимися людьми, новые знания и новые впечатления. Как бы я хотела, чтобы мои «четверги» посещали такие персоны как сподвижник императора Юстиниана полководец Велизарий, остроумный писатель Прокопий из Кесарии, мудрейший Нарзес, блистательная императрица Аграфена, молодой Александр Невский, французский король Генрих IV, и другие не менее интересные личности из тех миров, где побывал князь Серегин…
Итак, кажется, эти трое – мой августейший племянник, граф Орлов и князь Великой Артании – закончили болтать о своих мужских военных делах (вроде снятия осады с Севастополя) и, рассевшись в креслах у горящего камина (вечера в Петербурге, несмотря на апрель, достаточно зябкие), при одобрительном молчании отца Александра перешли к другим важным вопросам. А я-то замечталась и стала пропускать самое интересное. Разумеется, на фоне артанской военной мощи военные вопросы являются сущим пустяком. Если будет таково пожелание князя Серегина, войска коалиционеров в Крыму будут разгромлены вдребезги – и тогда им придется либо пойти на мир с Российской Империей, либо готовиться к тому, что война перекинется на их территорию…
Господи, насколько мне неинтересно было обсуждение чисто военных вопросов, настолько же меня увлекали хитросплетения европейской политики… А в них Артанский князь, к моему удивлению, тоже оказался большим докой.
тогда же и там же.
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.
– Разбить под Севастополем господ коалиционеров, – с хмурым видом сказал я, – это примерно треть дела. Едва мы двинемся дальше по своим делам, последует попытка реванша, причем в расширенном составе. А как же иначе, ведь после своей победы Россия станет представлять угрозу общему миропорядку. Швецию и Пруссию общими усилиями уломают принять участие в великом походе на восток, а Австрия и сама побежит вприпрыжку – и получится у вас Великая Отечественная война на девяносто лет раньше. Сдюжите ли вы в одиночку против всей Европы, особенно если мое войско в это время будет втянуто в тяжелые бои в верхних мирах и не сможет снять оттуда вам на помощь ни одного солдата?
– Погодите, Сергей Сергеевич, – сказал граф Орлов, – во-первых, поясните нам, о какой великой отечественной войне идет речь? Отечественную войну тысяча восемьсот двенадцатого года мы знаем, а вот Великую Отечественную – нет. Во вторых – что такое эти самые ваши верхние миры и почему ваша армия может быть там связана тяжелыми боями?
– Начнем с верхних миров, Алексей Федорович, – со вздохом ответил я, – это те миры, события в которых происходят после нынешней даты, а нижние миры, соответственно, предшествуют вашему миру. Пока для нас верхние миры выглядят как запертые двери с табличками «1904», «1914» и «1941», но мы-то знаем, что во всех этих годах Россия вела тяжелые затяжные войны. И там, в отличие от вашего мира, в первую очередь мне понадобится умение громить вражеские армии и осаживать вторжения, и уж потом придется заниматься политическими интригами. Последний из этих годов, тысяча девятьсот сорок первый, и является годом начала той самой Великой Отечественной войны, когда на Россию, как и в тысяча восемьсот двенадцатом году, попер завоеватель, перед тем подмявший под себя всю Европу. Только вот та война больше походила не на цивилизованные войны вашего девятнадцатого века, а на нашествие двуногой саранчи, как во времена Батыя, Мамая и Тохтамыша. Уверившиеся в своем расовом превосходстве белокурые бестии перли на наши земли, чтобы убить всех, кто может носить оружие, а выживших сделать своими рабами. Поверьте – я знаю, о чем говорю. Там, в моем родном мире, это достаточно недавняя история, ярость которой, хоть и подернулась пеплом забвения, до конца еще не остыла. Поэтому там я со своей армией буду сражаться насмерть, до последней капли крови и последнего солдата. Возможно, что там, не дожидаясь уровней конца двадцатого века, мне придется гвоздить врага оружием настолько страшным, что после него не остается ничего живого. Но это я так, к слову, к здешним делам такие страсти отношения не имеют, потому что я совсем не из тех, кто охотится на мух с топором.
– И слава Богу, Сергей Сергеевич, – с облегчением перекрестился император, – а то князь Васильчиков писал в своем рапорте, что у вас есть такое оружие, что если им ударить по Британии, то там сумеют выжить только крысы в норах, а в соседней Франции в окошках не останется ни единого стекла. Это так?
– Да, это так, – подтвердил я, – но применять здесь я его не буду. Оно исключительно для запущенных случаев, когда выполнить поставленную задачу другими методами просто невозможно…
– Ну как же, – перебил меня граф Орлов, – вы же сами сказали, что после вашего ухода в следующие миры мы, скорее всего, столкнемся с повторным нашествием.
– Столкнетесь, – сказал я, – если мы быстренько разгромим армию вторжения, и, оставив все как есть, подпишем мирное соглашение, фиксирующее победу России и поражение Коалиции. Под это дело, если немного постараться, можно расширить масштаб операции и забрать у турок Проливы с Константинополем. Мешают они султану сейчас, как плохому танцору известные всем предметы в штанах… Но в разрезе будущей войны это будет совершенно неважно, потому что следующий удар России будет нанесен не в Черном море, как на этот раз, а через западную границу, протяженность которой около тысячи верст. Второе издание войны с Наполеоном, только умноженное на три или четыре и без всяких союзников за Ламаншем. Чтобы предотвратить такой исход, необходимо оставить Европу в состоянии тяжелых внутренних противоречий, чтобы страны готовились к войне друг с другом и даже не думали идти походом на Российскую Империю, потому что настоящие враги у них тут поблизости. Лет двадцать или около того так выиграть можно. Главное – не упустить этот выигрыш, не промотать по мелочам и не сгноить втуне.
– Это, Сергей Сергеевич, легко сказать, – хмыкнул в бакенбарды император Александр Николаевич, – но значительно сложнее сделать…
– В мире Смуты, – пожал я плечами, – мне доводилось решать и не такие ребусы. И там было даже тяжелее, ибо на Руси не имелось признанной всеми легитимной власти, на авторитет которой можно было бы сослаться; и ее эту власть, приходилось создавать буквально на ходу из того что было под рукой. У вас тут все совсем не так. Во главе России стоит законный государь-император, и власть его крепка. Несмотря на все неустройства, государство Российское нуждается только в чистке и текущем ремонте, а не в переучреждении заново…