– О да, Сергей Сергеевич, – кивнул император Александр, – о будущем России мы с вами тоже еще обязательно поговорим. А сейчас у меня есть одна просьба. Возвращаясь в Крым, возьмите с собой графа Алексея Федоровича Орлова. Он многоопытен и пригодится вам в самых разных ипостасях. Сейчас я напишу императорский рескрипт, которым объявлю этого человека своим полноправным представителем-наместником, с правом отдать приказ любому гражданскому или военному чину. Уж они там у него побегают…
06 мая 1606 год Р.Х., день триста тридцать пятый, вечер. Крым, Херсонесская (Севастопольская) бухта, линкор планетарного подавления «Неумолимый»…
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.
Итак, Сергей Сергеевич, вот вам граф Алексей Федорович Орлов, герой отечественный войны, шеф жандармов и политик-многостаночник, прошу любить и жаловать. Что уж там и говорить, Александр Николаевич это неплохо придумал. Зря император называл себя посредственностью. По моему мнению, отлично умеет находить для каждого дела идеальных исполнителей или таких советчиков (таких как великая княгиня Елена Павловна). И это одно из важнейших качеств для правителя. Все-таки Александр II худо-бедно смог вытащить Россию из постниколаевского кризиса, поставить ее на траекторию устойчивого развития, прирастить территорией Центральной Азии и снова вернуть в число мировых держав. А на это тоже талант нужен, в том числе и для того, чтобы грамотно подбирать исполнителей.
Впрочем, и Алексей Федорович оказался не промах. Когда мы уже приготовились к обратному перемещению, он сказал нам с отцом Александром, что в первую очередь хотел бы ознакомиться с нашим «хозяйством» в иных прочих мирах. А в Севастополь ему пока не к спеху; то, что там творится он, в общих чертах, понимает и так… Ну, с хозяйством так с хозяйством; тем более что в Севастополе дело шло к ночи, в Крыму мира Смуты солнце только начинало клониться к вечеру, а у нас, в Тридесятом царстве, еще имело место раннее утро. Чтобы показать товар лицом, турне началось с самой мощной боевой единицы, находящейся в моем подчинении. Если что, я имею в виду «Неумолимый». Поскольку проложить прямой портал на линкор, благодатно плавающий в Ахтиарской бухте, не представлялось возможным из-за уже вполне дееспособных и включенных на треть полной мощности защитных генераторов, высаживаться нам пришлось у устья Черной речки, недалеко от руин крепости Каламита-Инкерман, и ждать, пока с борта линкора за нами прилетит флаер.
Попутно граф (для меня это зрелище было вполне привычно) мог усладить свой взор видами дикого пляжа в опресненном при помощи специального заклинания лимане Черной речки. Расквартированная поблизости уланская дивизия как раз закончила дневные учения и под клонящимся к закату майским солнцем колоннами по четыре прибыла на южный берег для производства водных процедур и постирушек пропотевшего и пропыленного за день учений обмундирования. Четкие коробки эскадронов остановились прямо напротив нас, стоявших на пригорке на другом берегу лимана, потом последовала команда: «Вольно, разойдись, приступить к водным процедурам» – и началось такое, что «Плейбой» с «Пентхаусом» тихо отдыхают в сторонке. Одним словом, граф Орлов был целиком и полностью захвачен зрелищем высокого эстетического качества с глубоким эротическим наполнением.
Три тысячи экзотических мускулистых и подтянутых двухметровых девиц в нарядах праматери Евы, которые купаются сами и купают своих коней, способны вывести из себя и человека с более крепким характером, чем у Алексея Федоровича. Для меня же в этом зрелище был еще один смысл, неизвестный графу Орлову. Я помнил, какими худыми и истощенными, в струпьях и болячках от едва подживших застаревших ран, эти юные женщины были полтора года назад, когда только попали в состав моей стремительно растущей армии. И вот какими они стали теперь – хоть сейчас на подиум. И вообще, я их всех люблю и горжусь ими – точно так же, как отец любит своих дочерей. И так же как любой нормальный отец, я взираю на их тела с чисто эстетическим чувством, без всякого эротического подтекста. Так же спокойно, без срама в глазах, смотрел на купающихся уланш и отец Александр. Они были его духовные дочери, большинство из них он крестил и у многих принимал бесхитростную исповедь, когда остроухим хотелось облегчить развивающуюся душу. Как я видел прогресс в физическом состоянии и воинском искусстве – так же отец Александр видел, что их души, первоначально маленькие и неразвитые, не вмещающие в себя ничего, кроме самых элементарных понятий, теперь выросли и расцвели. Если глянуть расфокусированным магическим взглядом, то станет видна обширная, играющая всеми оттенками синего и розового, единая аура, повисшая над кавалерист-девицами купающейся уланской дивизии.
А вот Алексея Федоровича, несмотря на почти семидесятилетний возраст, зрелище купающихся обнаженных бойцыц, кажется, разобрало не на шутку.
– Эх, Сергей Сергеевич, – с чувством сказал он, проведя рукой по пышным усам, – хороши, чертовки! Где ж теперь, Сергей Сергеевич, моя гусарская молодость?!
– Вы этих девочек еще в деле не видели, – сказал я, – в атаке с палашами наголо, под распущенным знаменем, под звонкий глас фанфары. И рубку наотмашь, когда слышен только свист палашей в воздухе, перестук выстрелов, да хряск, будто свиные тушу рубят на колоде, а враги тают на глазах, будто снег под жарким июльским солнцем… Впрочем, и во всех остальных смыслах они тоже хороши. И в танцах, когда дамы приглашают кавалеров, и в постельных утехах, которые они весьма любят. Правда, рассказывают, что далеко не каждый способен выдержать их жарких объятий, но, говорят, вы в этом деле тоже далеко не промах. Как обоймете какого-нибудь европейца, чтобы приветить его по русскому обычаю – а из того, глядишь, уж и дух вон… Было такое?
– Да вроде было… – пожал плечами граф Орлов, пряча лукавые искорки в глазах, – да так давно, что сейчас и не упомнить. Разбудили вы старика, раззадорили, а силушки-то былой у меня уж и нету…
Но долго рассматривать это высокохудожественное массовое зрелище и обмениваться мнениями нам не дали. С «Неумолимого» наконец прилетел флаер. За штурвалом была молоденькая «волчица», злющая с виду, как уличная кошка на заборе. Но у «волчиц» это всегда так: снаружи они страшнее, чем внутри. Но раз сидит за штурвалом (точнее, за джойстиком) – значит, успешно закончила летную гипношколу и имеет право самостоятельного управления как минимум атмосферными летательными аппаратами.
А графу Орлову пришлось еще раз преодолевать себя, залезая внутрь летательной машины – с виду хрупкой, как присевшая на луг стрекоза. Но флаер – это полбеды… От Инкермана «Неумолимый» смотрелся как чуть выступающий из воды бугристый островок на поверхности вод. Однако стоило флаеру приблизиться к мирно дремлющему на воде убийце планет – и даже неопытному взгляду стало ясно, что снаружи над водой торчит только самая маковка. Космический линкор – это не подводная лодка, и балластных цистерн не имеет, а недостаток плавучести, возникший по причине поступления расходных материалов для ремонта, по минимуму возмещается работающими антигравами. Над водой при таком раскладе торчат только лацпорты верхнего ряда ангаров, и более ничего. Никаких надстроек, «боевых» рубок и прочего там нет, а если что и есть, то это бутафория для обмана противника.
Так вот, снизившись к самой воде (что тоже то еще зрелище – когда волны мелькают, кажется, прямо под ногами), флаер влетел в приветливо освещенный ангар, предназначенный для большого десантного челнока или же полка палубных истребителей полного штата. Одинокий флаер смотрелся тут не более чем комаром, случайно присевшим на место, предназначенное для орла-гиганта. На самом деле этот ангар был специально расчищен для представительских целей, а «Святогоры» (уже две штуки), доставляющие с Меркурия слитки металлов, ныряли к нижним (подводным) ангарам, открытые лацпорты которых были прикрыты защитным полем, не пропускающим воду и воздух.
И вот тут графа Орлова ждал еще один шокирующий сюрприз. Едва прибывшие выбрались из флаера, как откуда-то из-под потолка рявкнуло: «Всем смирно! Государь-император на борту!», после чего вспыхнул полный парадный свет, заиграла грозная и величественная музыка, а пред нами материализовался призрак красной ковровой дорожки и выстроенного вдоль нее почетного караула в штурмовых бронескафандрах высшей защиты.
– Вольно, – скомандовал я разбушевавшимся псевдоличностям, – объявляю положение «Вне строя», всем заниматься своими делами…
Парадный свет снова сменился дежурным освещением, призрак почетного караула и красной дорожки моргнул и погас, и лишь в конце ангара, под алым гербовым щитом с черным двуглавым орлом, у входа в шлюзовую камеру маячили четыре голографические фигуры, прорисованные как бы сами по себе, вне зависимости от уровня местного освещения.
– Сергей Сергеевич, – неожиданно охрипшим голосом спросил меня граф Орлов, – а что это было?
– Это, Алексей Федорович, – тихо ответил я, – еще одна ипостась моей личности. На борту этого межзвездного линкора я – Император четвертой галактической империи. Командованию этого могучего корабля (созданного в таком далеком будущем, что сложно и вообразить) так хотелось служить хоть какой-нибудь империи, что они взяли и произвели в императоры первого попавшегося подходящего человека. То есть меня. Сами они на это не способны, потому что они не совсем люди, а бесплотные духи, не имеющие тел, а то, что вы видите, ничего, кроме изображения, собой не представляет. Своего рода фата-моргана. Но, несмотря на это, они вполне полноценные личности. Вон там нас встречают самые главные из них: командир корабля – контр-адмирал Гай Юлий; первый помощник – каперанг Тит Павел; навигатор – кавторанг Виктория Клара; главный инженер – старший инженер-механик Клим Сервий. Только мы с ними договорились, что в мирах, лежащих ниже моего родного, этот императорский титул ни в коем случае не распространяется за пределы корабля. Так что и государь Александр Николаевич, и все иные прочие: цари, короли, императоры и великие герцоги во всех мирах могут спать спокойно, я не претендую на главенство над ними и не собираюсь отбирать их уделы. А в моем мире и выше… там мы еще посмотрим, кто кого разорвет в клочья.