– Понятно, Сергей Сергеевич… – так же тихо сказал граф Орлов. – Так это и есть то самое ваше оружие, которое одним залпом может положить пусту всю Англию?
– Да, – сказал я, – это оно. Но, Алексей Федорович, давайте пока прекратим наши разговоры, небольшой церемониал встречи командованием своего императора все же необходим.
Дальше я принял рапорт у Гая Юлия, получил у Клима Сервия отчет по ходу восстановительных работ и производству заказанных мною компонентов высокотехнологичного оружия и экипировки, а потом похвалил изменения во внешнем облике Виктории Клары, которой совершенно нечего было мне доложить, ибо корабль находился «на грунте». Он, этот облик, стал вполне женственным с полным отсутствием мужских обертонов. Покончив со всем этим, я собрался было идти дальше, в свою императорскую каюту, где планировал без лишних свидетелей (отец Александр не в счет) переговорить с графом Орловым при посредстве уже восстановленного к данному моменту высокотехнологичного оборудования, как вдруг Тит Павел спросил:
– Ваше императорское величество, разрешите задать вопрос присутствующему здесь отче Александру?
Мы с отцом Александром ошарашенно переглянулись. Прежде псевдоличности не выказывали никакого интереса к религии, и данный вопрос застиг нас несколько врасплох. Насколько я понимаю, там у них в Империи практиковался выхолощенный до неузнаваемости вариант католицизма. С одной стороны, на войне и в космосе атеистов нет. С другой стороны, я думал, что псевдоличности, уже как бы перешагнули некий барьер и безразличны к вопросу жизни и смерти. Но я ошибался. После моего разрешения задать вопрос Тит Павел немного помялся (вот уж не знал, что псевдоличности умеют смущаться) и спросил:
– Честный отче Александр, скажите, а у нас есть душа?
Какой короткий вопрос – и какой сокрушительный эффект… Как говорится, хоть стой хоть падай. Отец Александр тоже задумался, или, точнее, впал в транс, перебирая четки, но это, скорее, из-за того, что он переадресовал вопрос Тита Павла своему патрону. И тишина – мертвая, можно сказать, гробовая; кажется, даже граф Орлов забыл, как дышать…
Прошла примерно минута, или даже чуть больше, потом отец Александр вышел из транса, обвел взглядом голограммы псевдоличностей, ожидавших ответа с тревожным напряжением, и погромыхивающим басом произнес:
– Сам это вопрос, сын мой, несет в себе ответ. Тот, у кого нет души, не будет интересоваться ее наличием. Многие из так называемых людей имеют биологические тела, едят, пьют, испражняются, занимаются актами размножения, которые при этом называют любовью и даже якобы мыслят, но души при этом не имеют. Это даже не грешники, а так, двуногие говорящие животные. А у вас, раз вы откликнулись на Призыв, несмотря ни на что иное, душа все-таки есть. Если вдруг случится так, что ваше последнее обиталище будет разрушено, то вы не исчезнете в никуда. Мы примем вас у себя в объятиях как родных…
– Отче, – взмолился Тит Павел, – но ведь мы ужасно грешны?! Ну, пусть не мы, пусть наши исходные составляющие, но все равно; мы убивали по приказу и без, совершали ужасные злодеяния, уничтожали население целых планет, прислуживали самым жестоким тиранам и всеми силами способствовали тому, чтобы в нашей Вселенной усилилось Великое Зло. Скажи нам, как нам быть и чем мы можем искупить содеянное?
– Вы дали клятву верности капитану Серегину, Великому князю Артанскому и моему верному соратнику – громыхнул голос отца Александра, – так будьте же верны этой клятве. Верно служа ему – вы служите мне. Службой этой вы искупите все грехи прошлых злодейств и будете прощены. Да будет так!
Уж не знаю, умеют ли псевдоличности смеяться и плакать от счастья, но вид у их голограмм после ТАКОГО ответа Отца был не совсем обычный. По ним побежали рябь и полосы, после которых одни детали костюмов на мгновение сменялись другими. Так, например, Виктория Клара на мгновение оказалась одета в белое пышное платье до пят – вреде бального или свадебного. Потом, когда буйство эмоций утихло, все четверо выстроились в ряд, прижали к сердцу правые руки со сжатыми кулаками, потом вскинули их вверх и вперед, выкрикнув при этом: «Аве, Император!» – отключились. Посмотрел на графа Орлова. Кажется, старик в шоке и его требуется срочно спасать: волосы на его голове стояли дыбом, он был бледен и ловил ртом воздух. По счастью, мои императорские апартаменты располагались, по корабельным меркам, совсем недалеко от рабочего ангара, и Клим Сервий и его дройды уже успели полностью привести их в порядок, создав интерьеры, близкие к тем, к которым мы привыкли в начале двадцать первого века. Еще одна удача – «Неумолимый» уже не был столь пустым, как в прежние времена. На его гипнопедическом оборудовании обучались несколько потоков курсантов, точнее, курсанток – в основном пилоты истребителей и челноков. Поэтому две юные бойцовые лилитки, совсем еще девочки, но уже дылдочки ростом под метр восемьдесят, отозвались на мой мысленный зов, вывернув из бокового коридора. Взяв Алексея Федоровича под белы руки, они повели его нежно, как родимого папочку.
Едва мы оказались внутри моих апартаментов и граф Орлов был усажен в кресло, я отпустил своих добровольных помощниц. И тут же – «хлоп!» – прямо посреди того, что изображало тут гостиную, объявилась Лилия собственной персоной. Вовремя, кстати. Правда, при этом возник вопрос: как она смогла переместиться, игнорируя защитное поле.
– Ерунда, папочка, – отмахнулась маленькая егоза, прочитав мои мысли, – просто «Неумолимый» в связи с чрезвычайными обстоятельствами открыл мне доступ через свою защиту. У них сейчас великий праздник сабантуй, да и у меня основания были вполне серьезные. Как-никак плохо твоему дорогому гостю. Но хватит болтать, дай мне посмотреть больного…
Склонившись над полулежащим в кресле графом, Лилия расстегнула на нем сюртук и камзол, потом положила руки на область сердца (я подумал, что раздевать больного догола сейчас было бы для нее крайне неудобно и несвоевременно), а после этого обошла кресло с другой стороны и принялась массировать своему пациенту виски.
– А теперь, Серегин, – скомандовала она, – скорей набулькай-ка ему грамм пятьдесят своего лучшего противошокового. И поторопись – он скоро придет в себя.
Ну что же, я пошел к бару и набулькал в коньячный стакан грамм пятьдесят хорошего коньяка. Тут у меня прямо в бар вмонтированы несколько десятилитровых дубовых бочонков. В одном – предок нашего Курвуазье из 1812 года, подарок Наполеона Бонапарта, в другом – его ровесник, представляющий фирму Хеннеси, и насколько напитков погрубее из мира Смуты, ибо в начале семнадцатого века искусство производства коньяков только начало развиваться. Если вы думаете, что я увлекаюсь этим делом, то это совсем не так. Я не пью вовсе, ибо энергооболочка тут же стремится вывести алкоголь из организма, а это не самое приятное ощущение. Все эти запасы – для предполагаемых гостей, ведь не исключено, что «Неумолимый» еще неоднократно будет служить местом проведения переговоров, а поэтому необходимо иметь все сопутствующие дипломатическому процессу аксессуары.
Едва я подошел к креслу со стаканом в руках, как граф Орлов открыл глаза.
– Ну что же вы, Алексей Федорович, – сказал я, – так нас пугаете? Все нормально, не произошло ничего страшного. Будете бывать среди нас и дальше – привыкните. Отче Небесный частенько навещает отца Александра, особенно если случается интересный случай. Вот, примите коньячку не пьянства ради – а токмо пользы для.
Взяв из моих рук стакан с коньяком, граф опрокинул его в себя залпом, будто отечественную водочку.
– Вот, – сказал он, прислушавшись к себе, – и полегчало…
– Вам лечиться надо, Алексей Федорович, – из-за спины графа промурлыкала Лилия, продолжая массировать ему виски, – старость не радость, а серьезная болезнь.
– Да кто же от этой болезни лечит-то, – вздохнул граф Орлов, – все только врут и обещают чудо, а практической пользы никакой.
– Я лечу, – сказала Лилия, – я очень хороший лекарь, все могу вылечить, даже старость; все, кроме смерти – но этого не может никто, даже мой дядюшка.
– Да кто же ты, прелестное дитя? – спросил граф, вставая с кресла и оборачиваясь.
Наша мелкая божественность приняла свой самый важный облик и, отставив в сторону ножку, возгласила:
– Я Лилия, богиня первой юношеской любви, с раннего детства хотела стать врачом, но медицинскую поляну у нас на Олимпе застолбило семейство Асклепия, а меня заставили возиться с сопливыми влюбленными. А там глаз да глаз нужен. Только отвернешься – и готова трагедия… Ромео и Джульеты. С тех пор я этому Асклепию страшно мстю. Он лечит людей и богов задорого и плохо, а я, значит, наоборот – бесплатно и очень хорошо. Не так ли, папочка?
– Да, – кивнул я, – это так. Несмотря на свою внешность маленькой девочки, Лилия действительно очень хороший врач и способна вылечить от любой болезни, даже от старости. Это ее услуги я предлагал Великой Княгине Елене Павловне…
– Понятно, госпожа Лилия, – кивнул граф и тут же, нервно сглотнув, спросил, – а… сколько времени займет сие лечение?
– Примерно месяц полной отрешенности, медитаций и молитв, – ответила Лилия и вздохнула, – быстрее нельзя. Тот, кто спешит в этом деле, раньше времени попадает в объятия Аида, несмотря на свежеобретенную молодость. К сожалению, таковы правила, и придумала их совсем не я…
– Очень жаль, – ответил граф, – что у меня сейчас нет возможности отвлечься на целый месяц, так как мне необходимо выполнить несколько важных поручений моего государя.
– Ветерок (ерунда), – ответила Лилия, – просто стойте ровно и не дергайтесь.
После этого она, подойдя вплотную к Алексею Федоровичу, привстала на цыпочки и коснулась указательным пальцем середины его лба. Раздался звук «Динь-нь-нь», вокруг графа закружили золотые и фиолетовые искры, запахло фиалками.
– Вот и все, – сказала Лиля, – а вы боялись. Теперь вас хватит на поручение любой сложности и после него еще останется солидный запас сил…