"Владимир" подошел на вид Анатолийского берега против Пендереклии. Море штормило и "Владимир", зарифив паруса, едва выгребал паровой машиной против ветра. Ранним утром 5 ноября 1853 года впередсмотрящий с салинга закричал:
– Дым! На правом траверзе вижу пароходный дым!
Об обнаружении неизвестного парохода Железнов доложил отдыхавшему в каюте Корнилову.
– Возможно, это кто-то из наших! – предположил он.
Вице-адмирал немедленно поднялся наверх.
– Это турок! – резюмировал он, оглядев пароход в зрительную трубу. – В погоню!
"Владимир" начал быстро сближаться с неизвестным пароходом, и к восьми утра были уже видны его рангоут и труба. Пороход, преследуемый "Владимиром", начал попеременно менять свой курс, то направляясь к берегу, то удаляясь в море.
Когда на нашем пароходе были в четверть десятого подняты рангоут и Андреевский флаг, неизвестный пароход принял вызов. Он поднял турецкий флаг и повернул прямо на "Владимир".
– Ого! – обрадовались наши. – Турки-то нынче как осмелели – сами в драку лезут! Придется проучить!
Тем временем, турки, наконец, разобрались, кому они бросили вызов и прыти у них поубавилось. "Владимир" явно превосходил их и в мощности машины и в силе оружия. Капитан турецкого парохода резко изменил курс, но было уже поздно. Всем было ясно, что боя не избежать.
Спустя час "Владимир", дрожа всем корпусом как в лихорадке, уже настигал беглеца. Кочегары, падая от изнеможения. Давление пара держали предельным, и стрелка манометра дрожала давно на красной отметке.
– Турецко-египетский пароход "Перваз-Бахри"! – безошибочно определил Григорий Бутаков. – Предупредительный под нос!
Выстрел, и первое ядро легло у форштевня неприятельского судна. Это был сигнал – остановится! Однако предупреждение действия не возымело. Напротив, "Перваз-Бахри" пошел в отрыв.
Второй предупредительный… На этот выстрел неприятельский пароход ответствовал полновесным бортовым залпом. Неприятель ответил на это залпом всего борта, но все ядра перелетали через наш пароход. Так начался первый в мировой истории бой паровых судов – бой, навсегда вошедший в летопись русской морской славы!
Наш огонь, не в пример туркам, отличался меткостью, и уже один из первых снарядов сбил с турецкого парохода флагшток с флагом, который скоро, впрочем, был заменен другим.
Стараясь нащупать слабые места противника командир "Владимира" капитан-лейтенант Бутаков с первых минут сражения непрерывно маневрировал. Вице-адмирал Корнилов, полностью доверяя командиру парохода-фрегата, в ход боя не вмешивался. Командир "Владимира" распоряжался как на учениях, успевал следить за всем.
– Виктор Иванович! – кричал он в упор артиллерийскому офицеру Борятинскому. – Пора бы уж перейти на поражение!
Словно в ответ на недовольство командира, очередной снаряд "Владимира" сбил на турецком судне флагшток с флагом.
– Вот так и продолжайте! – махнул рукой артиллеристом Бутаков. Окутываясь клубами черного порохового дыма, два парохода медленно крутились один подле другого. Умело уклоняясь от "Перваз-Бахри" и нанося ему в то же время ощутимые удары, Григорий Бутаков заметил, что вражеское судно не имеет орудий ни в носу, ни в корме. Капитан-лейтенант тотчас велел развернуть два 68-фунтовых орудия в нос и занял позицию в кильватер противнику. Теперь русские ядра продольным огнем буквально вычищали палубу турецкого парохода, производя в ней огромные разрушения. Сам Григорий Бутаков, зорко следя за действиями турецкого капитана, предусмотрительно пресекал все попытки вывести "Перваз – Бахри" из-под огня.
Турки сражались отчаянно, но русские моряки противопоставили им великую решимость и мужество. Не сразу, но постепенно наши стали одолевать.
Сам Бутаков вспоминал впоследствии о своих действиях так: "Увидев, что противник мой не имеет кормовой и носовой обороны, я направил два 68фунтовых орудия по направлению своего бушприта и стал держать ему в кильватер, уклоняясь понемногу в одну и другую сторону, чтобы удобнее было наводить одну и другую по очереди. Когда же он, чтобы иметь возможность навести свои бортовые орудия, старался принять направление поперек моего курса, я уклонился в ту же сторону и громил его пятью орудиями своего борта".
К одиннадцати часам утра турецкий пароход уже потерял все шлюпки, рангоут, дымовая труба зияла пробоинами. Ответный огонь с "Перваз-Бахри" начал быстро слабеть.
– Неприятель выдыхается! – оглянулся на Бутакова стоявший рядом Корнилов. – Нужен решающий удар! Готовьте абордажную партию к атаке!
– Разрешите мне возглавить абордаж? – обратился к Корнилову, стоявший весь бой рядом с ним Железнов.
Вице-адмирал кивнул.
Не теряя времени, Железнов кинулся вниз в каюту, чтобы взять оружие.
– Вперед полный! – тем временем, скомандовал Бутаков, направляя пароход прямо на турка. За кожухами гребных колес уже строились назначенные в абордажную команду матросы с ружьями и тесаками.
Под форштевнем "Владимира" вскипала пена. Пароходо-фрегат быстро сближался с турецким пароходом. Наверх выскочил запыхавшийся Железнов, на ходу пристегивая свою кавказскую саблю. Взобравшись на кожух колеса, где уже стоял Корнилов, он приготовился возглавить атаку. Мгновение спустя пущенным в упор турецким ядром лейтенант был буквально разорван надвое. Смерть адъютанта была мгновенной.
Из воспоминаний капитан-лейтенанта Бутакова: "В несколько секунд пролетевшей сквозь дымовую трубу, а потом между мной и адмиралом картечной пулей убило на кожуховой лодке адъютанта его Железнова в грудь навылет; под ногами моими, под площадкой, упал простреленный в голову картечью горнист, у носовой пушки тяжело ранило в голову комендора, и на юте еще двух".
Скорее всего, Железнов погиб, так не успев ничего и понять. Кровью павшего адъютанта обрызгало стоявшего рядом Корнилова.
Тот, глянув, на обезображенное тело, лишь перекрестился:
– Господи, Прими его душу!
И тут же вновь обратился к Бутакову:
– Григорий Иванович! Нельзя ли поторопиться с развязкой! Этак, мы на помощь к Павлу Степановичу не успеем!
Командир пароходо-фрегата обернулся:
– Думаю еще пару-тройку хороших залпов, и турок будет наш!
– Хорошо, – кивнул вице-адмирал. – Вы капитан, вы и командуйте боем дальше!
Сойдясь борт в борт, противники перешли на картечь. Падали убитые и раненные, но Бутаков упорно гнал "Перваз-Бахри" перед собой, по-прежнему поражая его из всех орудий.
Из воспоминаний капитан-лейтенанта Бутакова: "В то же время упал на площадке гонимого парохода, простреленный в бок, капитан его, но скоро опять поднялся. Новые выстрелы освирепелых при виде крови матросов наших и – вскоре неприятельский капитан скрылся, раненный второй пулей." В это время новое ядро полностью снесло капитанский мостик "Перваз-Бахри". С гибелью своего капитана турки практически прекратили сопротивление. Теперь они помышляли лишь о бегстве. Бой вступил в заключительную фазу. О финале боя вице-адмирал Корнилов писал в своем донесении: "В 13.45 мы были уже от него на расстоянии не более кабельтова и действовали несколько минут носовыми орудиями – все наши ядра ложились в корпус парохода, – потом, положив вдруг влево, легли на параллель ему на пистолетный выстрел и сделали залп, причем он спустил флаг и остановил машину. А мы пробили "дробь".
На "Перваз-Бахри" пополз вверх Андреевское полотнище Увидев это, Григорий Бутаков выхватил саблю:
– Ребята, там поднимают русский флаг! Спасибо за службу!
Матросы ответили дружным "ура".
Офицер "Владимира" Виктор Борятинский так отметил эти незабываемые минуты в своем дневнике: "Мы тогда были совсем близко от неприятеля, и я, к великому удивлению, вижу турок. Сидящих на палубе и курящих трубки среди трупов… Мы посылаем сперва туда легкую шлюпку с лейтенантом Ильинским. Чтобы овладеть пароходом, а потом два баркаса для своза к нам пленных. Первый турок, поднявшийся к нам на "Владимир", кажется, полагал, что ему отрубят голову. Лицо его выражает смертельный испуг, но и покорность судьбе. Наш командир Бутаков. Хорошо знающий турок, их успокаивает, отводит отдельную каюту офицерам. остальную турецкую команду на бак".
Наиболее большой потерей в сражении с "Перваз – Бахри" была смерть лейтенанта Железнова. Дело в том, что Корнилов, следуя примеру своего учителя и кумира Лазарева, привлекал к себе в адъютанты наиболее перспективных и толковых молодых офицеров. Среди последних, самым выдающимся, не без оснований, всеми считался именно Железнов, ему все пророчили блестящее будущее.
Начальник Главного штаба морского министерства князь Меншиков, известный своей язвительностью и нетерпимостью к необразованным людям, называл Железнова офицером "много обещавшим от службы и подававшим большие надежды". Генерал-адмирал великий князь Константин Николаевич приказал внести имя лейтенанта Железнова на мраморную доску в церкви Морского кадетского корпуса, "дабы морские офицеры наши с детства привыкали произносить оное с уважением". Личные вещи Железнова портфель и орден были переданы его отцу, тайному советнику Ивану Григорьевичу Железнову.
Годы спустя, друг юности Железнова адмирал Лесовский вспоминал: ""В нем было редкое сочетание всевозможных достоинств: добросовестность, правдивость, непомерная деятельность, знание морского дела, охота к нему и, наконец, ко всему этому основательное образование, знание 3-х иностранных языков и охота к занятиям. Его все любили, а еще более ценили и уважали".
…Из письма Корнилова брату: "Пишу тебе на пути в Севастополь с призом – египетским пароходом, который, однако, достался нам недаром. Бой продолжался более 3 часов, покуда не убили капитана. Нам он сделал мало вреда в отношении к корпусу парохода "Владимир", и если бы не потеря моего славного Железнова, который был мне и помощником и другом незаменимым, то я бы сожалел только о несчастных турках. Прошу передать прилагаемое письмо и портфель отцу покойного Железнова. Узнай об этом почтенном семействе и исполни за меня этот скорбный долг с надлежащею осторожностию…