"О национализации водолазного имущества", передававший все водолазное снаряжение управлению водного транспорта, а в постановлении СНК от 5 января 1921 года говорилось о "боевой срочности" подъема кораблей, затонувших в Черном и Азовском морях.
В декабре 1923 года Москве в здание ОГПУ на Лубянке явился некий флотский инженер Языков с собранными им материалах о кладе на дне Черного моря и предложениями по его поиску и подъему. То, что сообщил, невесть откуда явившийся инженер, было настолько необычно, что принять золотоискателя решил сам Феликс Дзержинский.
Языков рассказал ему, что с 1908 года он подробно изучает обстоятельства гибели английской эскадры в шторм 14 ноября 1854 года, и что он готов тотчас же начать работы по поднятию драгоценностей. Свой рассказ инженер подкрепил толстой папкой документов по "Черному Принцу".
Так что в тот роковой февральский день 1923 года напористый инженер-романтик из Крыма, так легко добившийся в высших инстанциях благоприятного решения своего, ставшего в скорости государственным, вопроса, фактически тем самым определил свою дальнейшую трагическую судьбу. Там, где большие деньги, свидетелей не остается. И, как ни кощунственно это звучит, смерть участников этой трагедии – один из самых весомых аргументов в пользу того, что сокровища были не выдумкой, не легендой, а реальностью.
Об аргументах инженера В.Языкова мы можем теперь лишь догадываться, так как уже через десяток лет после начала событий какие-либо документы, записи, отчеты, дневники, связанные с "Черным принцем" – все это из архивов было кем-то тщательно изъято.
Дзержинский полистал папку. Задумался. Дело, с которым пожаловал необычный инженер к чекистам, не имело ни малейшего отношения к борьбе с внешней и внутренней контрреволюцией, которым занималось ОГПУ, но все же оно было интересно. Как знать, может быть, пришедший инженер действительно говорит дело, и на дне Черного моря полным полно золота, которое можно легко достать, а молодой Советской России оно было бы сейчас далеко не лишним!
Отметим, что со своим проектом в ОГПУ инженер Языков решился обратиться далеко не сразу. Это был, скорее всего, уже жест отчаяния. Вначале инженер побывал у заместителя председателя РВС Э. Склянского и комиссара при главнокомандующем Военно-морскими силами В. Зофа. В обоих случаях кладоискателю вежливо указали на дверь.
Дзержинский, вопреки всему, встретил Языкова куда более приветливо. Подумав, он не выставил просителя, а отправил к начальнику Особого отдела ОГПУ Генриху Ягоде. Перспектива достать со дна моря английские миллионы заинтересовала чекистов – в условиях отказа от политики "военного коммунизма" лишняя золотая валюта пришлась бы весьма кстати. Уже через несколько дней инициативная группа в составе Владимира Языкова и инженера-механика Евгения Даниленко (автора проекта специального глубоководного снаряда) поступила в распоряжение ОГПУ и была зачислена на все виды довольствия.
13 марта 1923 года на свет появился приказ о создании Экспедиции подводных работ специального назначения (ЭПРОН) при Особом отделе ОГПУ СССР. Руководителем ЭПРОНа был назначен опытный чекист Л.Захаров-Мейер. Невероятно, но руководство ОГПУ в те дни было буквально одержимо идеей морских сокровищ, иначе как объяснить тот факт, что уже в августе 1923 года полпред СССР в Лондоне Леонид Красин получил указание собрать все сведения не только о "Принце" но и о. "Титанике".
Что касается назначенного начальником ЭПРОНа Льва Захарова (партийный псевдоним Мейер), то он личность в истории с золотом "Принца" весьма особая.
Из воспоминаний внучки Захарова-Мейера: "По партийной мобилизации, а не по зову сердца Лев Николаевич (Захаров-Мейер) стал чекистом. Он, конечно, знал о расстрелах "прямо по спискам", да, вероятно, и сам был в какой-то мере причастен к красному террору. Однако, как только в рамках ЧК появилось нечекистское дело, Лев Николаевич с радостью на него согласился. Он основал ЭПРОН – Экспедицию подводных работ особого назначения – и в 1923 – 1930 гг. руководил ею. Разыскивание и подъем с морского дна затонувших судов на Черном, Азовском, Каспийском, а позже Балтийском и Белом морях захватило Мейера (под этим чекистским псевдонимом знали Льва Николаевича эпроновцы). Много раз в течение года Мейер выезжал в Севастополь, Новороссийск, Ленинград, оставаясь подолгу там, где работы были самыми напряженными и опасными. Его друзьями в то время стали корабельные инженеры, водолазы, отчаянные храбрецы, часто рисковавшие жизнью ради захватившего их дела. Все началось все с поисков золота на затонувшем еще в Крымскую войну 1853 – 1854 гг. английском корабле "Принц". За первые семь лет работы экспедиция собрала сведения о затонувших и затопленных военных и гражданских судах па морях и реках Союза, восстановила водолазное и спасательное дело, основала водолазную школу и Балаклаве, подняла из воды и дала промышленности тысячи тонн черного и цветного металла, передала па восстановление много военных и гражданских кораблей, часть которых вскоре уже использовалась по назначению. И все это без субсидий и дотации. Поднятый по инициативе Мейера миноносец "Калиакрия" вошел в строи под новым именем ''Дзержинский".
Постройку глубоководного аппарата, с помощью которого предполагалось вести поиск "Черного принца", контролировал лично Г.Ягода. Аппарат конструкции инженера Е.Даниленко позволял осматривать морское дно на глубине 80 саженей. Аппарат имел не только "механическую руку", но был оборудован прожектором, телефоном и системой аварийного подъема в случае обрыва троса. Экипаж аппарата состоял из трех человек, воздух подавался по резиновому гибкому шлангу.
На московском заводе "Парострой" 10-тонный снаряд из сверхпрочной стали изготовили всего за три месяца. Руководил постройкой крупнейший инженерный авторитет СССР знаменитый инженер Шухов (создатель знаменитой "Шуховской" телевизионной вышки в Москве). Ход работ контролируют лично Генрих Ягода и член реввоенсовета СССР Иосиф Уншлихт.
Одновременно предпринимались шаги по сбору как можно более точной информации о месте гибели "Принца". С гидросамолета произвели аэрофотосъемку Балаклавской бухты, опросили местных жителей – очевидцев дореволюционных поисков затонувшего корабля, послали даже запрос в Рим на имя инженера Рестуччи. Однако все эти усилия оказались тщетными – что-либо конкретное ЭПРОНу выяснить не удалось. Никто из опрошенных не мог указать точного места гибели "Принца". Показания оказывались крайне противоречивыми.
Наконец, тральщики произвели промеры глубин, и весь предполагаемый район гибели "Принца" был разбит вехами на квадраты. В первых числах сентября 1923 года начали осмотр западных от входа в бухту подводных скал. Каждый день небольшой катерок типа "болиндер" спускал аппарат Даниленко для обследования очередного квадрата. Было обнаружено множество обломков деревянных кораблей: мачты, реи, куски шпангоутов, бимсов и бортов, сильно источенные морским червем, обросшие ракушками. Думали, что разыскать "Принца" среди этих обломков не особенно трудно: в исследовании инженера Языкова значилось, что "Принц" – единственный железный корабль из числа погибших. Увы, как было выяснено впоследствии, это было стратегической ошибкой.
Первый советский водолазный доктор Константин Алексеевич Павловский вспоминал впоследствии: "Нас было около тридцати, первых эпроновцев, а в распоряжении экспедиции испытанный снаряд Даниленко, баржа "Болиндер" с лебедкой и буксирный катер. Нам казалось, что найти "Принца" будет не так уж трудно: он был единственным железным судном, погибшим в том урагане. Подходы к Балаклавской бухте были разбиты на квадраты, и начались поиски. Дно моря было сплошным кладбищем деревянных кораблей. Поначалу мы проходили мимо остатков из мореного дуба, цепей, якорей, мачтовых поковок, но кто-то предложил заняться попутно подъемом всего ценного, что встречалось на пути. В конце концов, операции эти настолько развились, что понадобилось увеличить число водолазов и образовать специальную подъемную группу".
Прошли весна, лето и осень 1924 года. Но "Принц" так и не был найден. Неожиданно утром 17 октября один из учеников Павловского обнаружил на морском дне недалеко от берега торчавший из грунта железный ящик странной формы. Он попробовал подвести под него строп, но безуспешно. Заинтересовавшись находкой, Павловский пригласил опытных водолазов. Вскоре подняли ящик на поверхность: это был весь изъеденный ржавчиной допотопный паровой котел кубической формы с чугунными дверцами и горловинами. Необычная находка заставила эпроновцев тщательно обследовать этот район. Под обломками скал, обрушившихся с береговых утесов, водолазы нашли разбросанные по всему дну останки большого железного корабля, наполовину занесенного песком. Достали даже мачту, из которой впоследствии для заместителя председателя ОГПУ Вячеслава Менжинского изготовили шахматный столик и шахматы. Но клад "Принца" в руки так и не дался.
За два месяца работ водолазы подняли со дна еще десятки кусков железа различной формы и величины, часть обшивки борта с тремя иллюминаторами, ручную фанату, медицинскую ступку из белого фарфора, несколько неразорвавшихся бомб, медные обручи от бочек, железный рукомойник, части паровой машины, почти сгнившую пачку госпитальных туфель, свинцовые пули. И опять – ни намека на золото…
Что касается счастливого обладателя шахмат Менжинского, то он настоял, чтобы ЭПРОН не разгоняли, а поручили новое дело. Из письма Менжинского: "Когда выявилась проблематичность задуманного мероприятия, я доложил начальству, что ликвидировать начатое дело не стоит. Экспедицию стоит повернуть на путь развертывания других водолазных и судоподъемных работ, так как, отказавшись от "золотых надежд", можно с успехом взять реванш на подъеме судов, место гибели и ценность которых достоверно известно".
Обратимся к исследованию данного периода в истории с золотом "Принца" восстановленного по свежим следам в 30-е годы Михаилом Зощенко. Известный писатель пишет следующее: