Подойдя к одному из часовых, я сказал:
– Я хирург, прибыл помочь с ранеными.
Тот взглянул на меня недоверчиво – странная форма, да еще и рожа азиатская, – но все же махнул рукой санитару, вышедшему из здания госпиталя, чтобы снять с телеги очередного бедолагу:
– Сбегай к доктору Кеплеру, доложи, заявился тут какой-то китаец, говорит, что он хирург.
Минут через пять ко мне подошел человек в окровавленном кожаном переднике, в пенсне, отчаянно дымящий крепкой сигарой.
– Я доктор Кеплер. С кем имею честь?
– Курсант Военно-медицинской академии Николаев, хирург. Пришел предложить свои услуги.
Тот с сомнением посмотрел на меня, но, видимо, решив, что на безрыбье и сам раком станешь, махнул рукой и пригласил меня следовать за собой.
Доктор Кеплер привел меня в помещение, где на деревянных лежаках, а то и просто на полу, застеленном соломой, лежали десятки окровавленных людей. Мои провожатые внесли вслед за мной баул, козырнули мне на прощанье и удалились.
Выбросив сигарный окурок в деревянную бадейку, наполненную водой, доктор поинтересовался:
– Молодой человек, вы утверждаете, что вы – хирург?
– Да, господин доктор. Я – Александр Николаев, курсант Военно-медицинской академии и в настоящий момент вольноопределяющийся первого разряда. Со дня на день ожидаю присвоения мне офицерского звания.
– Гм… Курсант… А вы когда-нибудь кого-нибудь оперировали?
– Да, господин доктор, и не раз. А еще чаще я ассистировал.
– А когда и где это было?
– На учебном корабле «Смольный» нашей эскадры, во время кампании на Балтике, а также при переходе нашего каравана в Черное море. Да и в Академии мне не раз приходилось ассистировать во время практики.
Мой ответ заинтересовал медика. Он с любопытством посмотрел на меня.
– Подождите, подождите. Не из той ли вы таинственной эскадры, которая сумела разгромить супостата на Балтике? Я слышал о ней много разного, чему и поверить невозможно…
– Из нее, господин доктор, – ответил и, желая прекратить этот разговор, сказал: – Где я могу приступить к оказанию помощи раненым?
Доктор Кеплер, спохватившись, взял меня за рукав и привел в небольшую комнатушку, где стоял сколоченный из досок стол – видимо, он должен был заменить операционный, и рядом с ним несколько таких же наспех сколоченных лавок.
– Вот ваше рабочее место, молодой человек, – усмехнулся он. – У нас тут все по-спартански – уж не обессудьте. Я постою тут немного, посмотрю, как вы оперируете. Вам еще что-нибудь нужно для работы?
– Где я могу помыть руки с мылом?
– Вы что, – ухмыльнулся доктор, – верите в россказни Земмельвайса?
– Земмельвайса? – я пожал плечами. Фамилию эту я где-то слышал, но где и в связи с чем – никак не мог вспомнить.
– Игнац Земмельвайс – венский врач, который решил, что руки нужно мыть перед каждым приемом пациентов, – поспешил просветить меня коллега. – За это его уволили из клиники.
– А вот это зря, господин доктор. У нас только так и делают перед операцией. Да, и еще – мне нужен спирт. Много спирта.
– Спирт? – подозрительно покосился на меня врач. – А это вам еще зачем?
Мне вдруг вспомнился бородатый анекдот про Чапаева. Василий Иваныч расстрелял фельдшера, и тут к нему приносят раненого красноармейца. Он говорит: «Я сам буду делать операцию». Заходит за ширму и командует: «Скальпель! Марля! Спирт! Зажим! Спирт! Еще спирт! Огурец!»
Но вслух я лишь сказал:
– Спирт необходим для дезинфекции хирургических инструментов. Если его нет, можно их хорошенечко прокипятить в стерилизаторе.
Врач как-то странно посмотрел на меня, покачал головой, а потом сказал:
– Ну, если это необходимо… У меня есть немного водки. А спирт я попрошу найти для вас нашего провизора.
– Вот и отлично, господин доктор. А еще мне нужны ассистенты.
– Двух я могу вам дать. – Врач оглянулся и крикнул солдатику, который стоял у входа в комнатушку и с любопытством смотрел на меня: – Федька, иди сюда! Нет, сначала позови Ваню, будете вдвоем ассистировать доктору. Да, и еще, – он снова повернулся ко мне, – есть тут одна особа, говорит, что приехала с Альмы, прямо с поля битвы. Она просится к нам, говорит, что готова помогать ухаживать за ранеными. Зовут ее то ли Даша, то ли Маша… Вон, кстати, и она…
И он указал рукой на худощавого подростка в полувоенной форме, который с тазиком, заваленным окровавленными бинтами, быстрыми шагами шел по коридору госпиталя.
Меня словно током ударила. Это же была знаменитая Даша Севастопольская! Я читал про нее в учебнике истории, а когда посетил Севастополь и знаменитую Панораму, то гид рассказывал нам о ее геройских делах, и фото ее показывал. Только на нем она была в женском платье.
Не задумываясь, я сказал своему коллеге:
– Очень хорошо. Пусть и она тоже будет мне помогать.
Вскоре мне принесли тазик и кувшин с водой, я помыл руки с мылом и заставил сделать это же Федора, Ивана и Дашу. Потом я разложил хирургический инструмент на чистой клеенке, быстро объяснил помощникам, что и как называется. В мою «операционную» внесли первого пациента.
Так-так-так… Пулевое ранение в бедро, кость не задета, крупные сосуды тоже, а вот сама рана мне что-то не нравится. Похоже, что она начинает гноиться. Ну что ж, с Богом – приступим…
Работали мы в этот день до двух часов ночи, сначала при солнечном свете, потом при светодиодной лампе на батарейках, которая очень удивила моих ассистентов. Пришлось Федю еще пару раз гонять за спиртом и за кувшинами с чистой водой. Общего наркоза я не применял, так как у меня не было с собой соответствующих препаратов. Не мог я использовать и эфирный наркоз, который уже успешно применял Николай Иванович Пирогов – для этого мне нужен анестезиолог, либо человек хоть с каким-нибудь опытом администрирования наркоза.
Вместо общего наркоза я прибегал к его суррогату – давал выпить раненым стакан водки. Алкоголь хоть на чуть-чуть снижал боль. Но все равно мои ассистенты в случае нужды крепко держали пациента, не давая ему дергаться и мешать проводить операцию.
В некоторых случаях я использовал местный наркоз. Мы сумели спасти жизнь всем нашим десятерым пациентам, которых мне пришлось в этот день прооперировать. Каким-то чудом удалось избежать ампутаций, а вот запасы моих медикаментов и перевязочных материалов заметно убавились. Еще несколько дней работы в таком темпе, и у меня закончатся все мои лекарства. Нужно будет подумать об использовании местных их заменителей, если, конечно, Сан-Хуан с компанией не прибудут в самое ближайшее время в Севастополь. Ну что мне стоило взять с собой еще один чемоданчик с лекарствами…
И только когда лампа начала тускнеть, а последнего пациента дюжие санитары осторожно переложили с операционного стола на носилки, я вспомнил, что в последний раз ел еще на траверзе мыса Тарханкут, и что мне ужасно хочется хоть чем-то успокоить свой пустой желудок, который урчал и мяукал, как домашняя кошка. Но сил у меня уже не было – и я попросил Федю принести мне поесть.
Через пять минут тот вернулся, неся корзинку с провизией, кувшин с молоком и чистый рушник. Вместе с ним пришел и доктор Кеплер. Тот с интересом посмотрел на операционный стол, с которого Даша уже успела стереть кровь, и спросил у меня:
– Вы что, всех уже прооперировали?
– Да, господин доктор, всех, кого мне принесли санитары.
– И какие у вас прогнозы относительно их излечения?
– Полагаю, что все они будут жить.
– А сколько вы сегодня провели ампутаций? – поинтересовался мой коллега.
– Ни одной, господин доктор.
Мой собеседник был изумлен. Он с недоверием посмотрел на меня, покачал головой и неожиданно сказал мне:
– Зовите меня просто Иван Иванович. Вообще-то я Йоханнес, родители назвали меня в честь великого астронома Кеплера, который, возможно, приходится нам дальним родственником, но для русских я Иван. Себя я давно уже считаю русским.
– Хорошо, – ответил я. – а вы можете называть меня Александром Юрьевичем. А лучше просто Александром.
– Тогда я, если вы не против, приглашаю вас, Александр Юрьевич, отужинать со мной. А ваши помощники перекусят здесь, – он указал на корзину с едой, принесенную Федором.
Я кивнул и сказал своим ассистентам:
– Побудьте пока с ранеными и присмотрите за ними. Я постараюсь долго не задерживаться.
За столом я показал доктору Кеплеру свои записи, которые я наспех делал после каждой операции. Мой новый знакомый с уважением посмотрел на меня:
– Александр Юрьевич, признаюсь, что поначалу я вам не очень-то доверял. Я подумал, что вы китаец или японец, да еще к тому же так молоды.
– Иван Иванович, я не японец, а русский из Якутии.
– Вижу теперь, что вы действительно русский. А тогда мне было как-то не по себе. И это ваша странная просьба, касаемая спирта… Но вы, как я понял, отличный хирург.
– Да нет, что вы, Иван Иванович! Вот скоро сюда прибудет Николай Иванович Пирогов, а с ним Юрий Юрьевич Черников. Вот они действительно корифеи. А я так, просто учусь у них искусству спасать людей.
– Не прибедняйтесь, – улыбнулся доктор. – Завтра за обедом вы мне подробно расскажете, чему вы успели научиться у ваших, как вы их назвали, корифеев. Ведь многое из того, что вы умеете, мне неизвестно. Например, почему вы обрабатываете ваши инструменты именно спиртом?
– Дело в том, что спирт убивает бактерии, которые, попав в рану, вызывают гангрену. Я провожу дезинфекцию спиртом, и раны остаются чистыми.
– Вот как! Я что-то об этом слышал, но не придал значения. Теперь и я буду промывать в спирте свои инструменты и мыть руки с мылом перед началом операции. Да и другим врачам расскажу об этом. А вы, Александр Юрьевич, ложитесь спать. Вам выделят комнату в служебных помещениях госпиталя.
Я почувствовал, что чертовски устал, и глаза мои начинают слипаться. Но напоследок я попросил у милейшего Ивана Ивановича:
– Знаете, я предпочел бы заночевать где-нибудь неподалеку от моих пациентов. Так, на всякий случай. И хотелось бы встать, как только начнет светать, чтобы проверить их самочувствие. А потом чуть перекушу – и снова за дело.