– Господа, эти послания сугубо конфиденциальные, и потому я согласился стать курьером, не доверяя их больше никому. Только ознакомитесь вы с ними попозже, а сейчас давайте обсудим ситуацию в Крыму. Да, я читал ваши донесения, но все равно прошу вас доложить мне обо всем произошедшем за последние несколько дней.
– Ваше императорское величество, – отрапортовал капитан Сан-Хуан, – примерно треть вражеского флота уничтожена, треть захвачена, а треть – в основном корабли, принадлежащие Англии – ушла в Турцию. Что касается сухопутных сил, то практически весь французский экспедиционный корпус и турецкие вспомогательные силы у нас в плену. Англичан же у нас около полутысячи, своих британцы сумели эвакуировать. Наши потери при Альме можно назвать значительными, кроме того, героически погибла большая часть защитников Балаклавы. В других сражениях мы потеряли менее полусотни человек. Господин поручик приготовил для вас фильм с основными этапами обороны Крыма.
– Николай Максимович, давайте займемся просмотром вашего фильма вечером. Если возникнут вопросы, то их можно будет обсудить завтра, во время перехода в Севастополь.
– Ваше императорское величество, вы отправитесь с нами? – выпалил я с удивлением и смутился от того, что нарушил субординацию.
– Да, господин поручик. – Император сделал вид, что не заметил моего faux pas. – Я весьма доволен действиями генерала Хрулёва, полковника Хрущёва, адмиралов Корнилова и Нахимова, капитана 2-го ранга Бутакова, подполковника Тотлебена, да и вашими, господа. Я намерен провести военный совет, чтобы спланировать наши дальнейшие действия. Ведь, как сказал контр-адмирал Кольцов, мы должны ковать железо, пока горячо, и не давать неприятелю опомниться. Господин капитан, вы придерживаетесь такого же мнения?
– Так точно, ваше императорское величество. Конечно, программа перевооружения и переобучения войск лишь в самом начале, но есть у меня кое-какие задумки. Хотелось бы обратить ваше внимание на несколько пунктов.
– Слушаю вас, господин капитан.
– Ваше величество. Основная причина панического бегства неприятеля в Турцию, увы, прозаична и лучше всего описывается пословицей: «У страха глаза велики». Нам же важно не впасть в состояние, описанное одним лидером России ХХ века словами «Головокружение от успехов». И вот почему. Будь во главе армии неприятеля при Альме не маршал Сент-Арно, а кто-нибудь из маршалов дядюшки нынешнего французского императора, или тем более сам Наполеон Бонапарт, то враг с ходу захватил бы Севастополь. Это теперь усилиями подполковника Тотлебена у нас появились укрепления; а тогда они могли без всякого труда дойти до Инкермана, а оттуда по трупам немногочисленных защитников – до центра города.
Николай помрачнел.
– Думаю, что вы правы, господин капитан. К счастью, они на это не решились.
– Именно. Как говорится, история не знает сослагательного наклонения.
– Хорошая поговорка, – сказал император. – Продолжайте, господин капитан. Простите, что перебил вас.
– Далее. В Балаклаве из защитников крепости Чембало боеспособными оставалось не более тридцати человек, практически все легкораненые. Еще примерно столько же дрались, невзирая на серьезные ранения. Боеприпасы для мортир кончились, для ружей их оставалось мало. Да, я послал бы туда «Тигр» – автомобиль с пулеметом…
Император кивнул – он уже был знаком с этой самодвижущейся повозкой из будущего.
– Но все это было бы каплей в море. Однако уничтожение вражеского отряда кораблей подводными пловцами капитан-лейтенанта Мишина заставило англичан запаниковать и поспешно отступить, и они ушли к Казачьей бухте, где и разбили свой лагерь. Должен сказать, что это дало нам и дополнительный шанс – туда прибыл с инспекцией лорд Реглан как раз перед началом нашей операции в Камышовой бухте, в результате чего мы захватили и его в плен. Скученность кораблей в Камышовой бухте привела к страшному урону в результате обстрела минометами вражеского лагеря и ударов по нему и кораблям противника ракетами с вертолета «Ансат», причем по заранее разведанным целям. Результат – несколько транспортов с боеприпасами превратились в брандеры. Пожар потопил и обездвижил немалую часть французских кораблей, а группа паровых кораблей капитана 2-го ранга Бутакова своими слаженными действиями помешала французам покинуть бухту. Конечно, будь у французов флотоводец вроде адмиралов Нахимова или Корнилова, то он смог бы нейтрализовать сравнительно небольшой отряд Бутакова. Но такового не нашлось. И самое главное – у англичан не было веских причин, чтобы устраивать спешную эвакуацию Евпатории; их флот намного превосходил наш, а их экспедиционный корпус, плюс французы и турки, представлял немалую силу. Но адмирал Дандас повел себя не только как трус, но и как предатель. Подвожу итог – как мне кажется, не надо давать англичанам и французам опомниться. Кроме того, есть еще соображения, о которых вам доложит старший лейтенант Самохвалов.
– Слушаю вас, господин старший лейтенант, – кивнул император.
– Ваше величество, мы со старшим лейтенантом Филипповым провели работу по выявлению вражеской агентуры в Крыму, а также по обучению местного жандармского корпуса. Кроме того, мы допросили ряд неприятельских офицеров и генералов. Бросается в глаза тот факт, что их командование практически сразу дало добро на физическое уничтожение наших генералов и офицеров.
Николай нахмурился – подобные действия никак не соответствовали его понятиям о законах ведения войны. Конечно, возможно, придется ему рассказать о нашей операции против Боске и других, но их можно будет представить как ответные действия. А Костя продолжал:
– Были тяжело ранены несколько старших офицеров, а также предотвращено покушение на адмирала Нахимова. Последнее – всецело заслуга подпоручика Широкиной.
Николай склонил голову:
– Да, меня уже ознакомили с подвигом этой замечательной и храброй барышни.
– Ответным огнем были убиты несколько их старших офицеров.
Император задумался, а потом сказал:
– Полагаю, что в данной ситуации подобные действия вполне оправданны. Продолжайте, господин старший лейтенант.
– Далее. Лорд Реглан признался, что в скором времени возможна попытка покушения не только на высший генералитет, но и на ваше императорское величество. Такого рода действия англичане уже применяли, и не раз.
Николай нахмурился – ведь заговорщиков, убивших его отца, императора Павла I, финансировали британцы, да и сам заговор был организован английским послом в России Уитвортом.
– Поэтому необходимо, чтобы вы, ваше императорское величество, приняли меры по предотвращению подобных инцидентов. В частности, всегда находились под охраной «из будущего», а также выполняли их рекомендации по появлению на публике и передвижениям. Например, ни в коем случае не пользоваться одним и тем же маршрутом каждый день.
– Увы, похоже, что вы правы, – нахмурившись произнес император. – Но я смею надеяться, что после окончания войны подобные меры предосторожности более не будут необходимы.
– Ваше величество, я не исключаю, что англичане активизируются в этом направлении и после заключения мира.
– Ну что ж, господа, благодарю вас. Комендант приглашал нас на ужин в девять часов, а сейчас уже без пяти девять. Предлагаю отправиться к нему, а завтра на вашем корабле продолжить наш военный совет.
В тот вечер, как только я остался один, я вскрыл конверт, переданный мне Николаем Павловичем. Первым я нашел письмо от Юрия Ивановича с редакционными заданиями, кое-какими новостями и укорами в том, что я не следовал его советам в снайперском деле, а также теми же советами, но уже в письменном виде. К нему прилагались пару печатных номеров «Голоса эскадры». Далее была записка от Леночки Синицыной о положении дел и о том, что «твоя невеста – просто клад и будущее светило науки». А последним оттуда вывалился конверт с запахом духов. В нем было письмо, написанное по-русски, хоть и с ошибками, но весьма неплохо для человека, который всего месяц назад не знал ни единого слова на этом языке. Про содержание его я ничего не скажу, но заснул я, стыдно сказать, прижимая его к сердцу, прямо как герой какого-нибудь дамского романа.
26 сентября (8 октября) 1854 года. Севастополь, плац напротив храма Святого Михаила Архангела Поручик медицинской службы Николаев Александр Юрьевич
Неделю назад ко мне заглянул встревоженный Иван Иванович Кеплер.
– Александр Николаевич, голубчик, у одного моего пациента начались рези в животе. Подозреваю, что это тифлит, или, как вы его назвали во время вашей вчерашней лекции, аппендицит. Не могли бы вы его прооперировать? А я бы вам ассистировал при операции. Если, конечно, не слишком поздно. Герой Альминского сражения, шел уже на поправку, а тут такое…
– Пойдемте, посмотрим, что с ним. Если что-то можно сделать – немедленно прооперируем.
Мы отправились в одну из палат для обер-офицеров. На больничной койке лежал человек еще даже более азиатского вида, чем я. Иван Иванович сказал, указывая больному на меня:
– Кирсан Тагирович, это доктор Николаев. Александр Николаевич, это есаул Войска Донского Кирсан Тагирович Даваев.
«Даваев! – подумал я. – Вряд ли родственник моей несостоявшейся невесты… Скорее однофамилец. Не знал, что среди казаков тоже бывают калмыки[19]…»
При обследовании есаула мне стало ясно, что диагноз Ивана Ивановича, скорее всего, правильный. Эх, будь у меня хотя бы ультразвук… Но за неимением гербовой пишем на простой.
В ходе дальнейших расспросов оказалось, что живот у есаула болит уже три дня; просто Даваев считал, что жалобы на здоровье не украшают мужчину. Он бы и дальше ничего не говорил, но медперсонал заметил неладное, и Иван Иванович сумел-таки быстро сориентироваться. Иначе героя Альмы уже бы везли на родину в холодном виде, где бы и предали огню. Да и сейчас медлить нельзя было ни минуты.
Мы успели. Скорее всего, через каких-нибудь полчаса-час произошел бы разрыв аппендикса, с последующим перитонитом и летальным исходом.