Какое-то время она молчала, а затем тихо, так чтобы только Маргарет могла услышать ее, прошептала:
– Мне кажется, что у него осталось только два утешения: трубка и выпивка.
Мистер Хиггинс вышел наружу, наверное, чтобы покурить.
– Ну, разве я не дура? – возбужденно сказала Бесси. – Ведь знаю, что нужно удерживать отца подальше от тех, кто во время стачки подталкивает людей к беспробудному пьянству. И тут мне нужно было распустить язык и заговорить о его табачном дыме. Вот он и ушел… Ему постоянно хочется курить… и я не знаю, каким он вернется домой. Лучше бы я мучилась от приступов кашля.
– Твой отец пьет? – спросила Маргарет.
– Нельзя сказать, что сильно пьет, – взволнованно ответила она и добавила: – Ну а чем ему еще заниматься? Наверное, у тебя, как и у других людей, бывают дни, когда ты просыпаешься и все последующее время думаешь о переменах или о каком-то значимом событии. Помню, в такие дни я ходила в пекарню и покупала четырехфунтовик хлеба – просто потому, что меня тошнило при мысли о доме и фабрике, где я увижу и услышу то же самое, что и вчера. У меня будет тот же вкус во рту и те же мысли в голове. Иногда мне хотелось стать мужчиной, чтобы пойти в пивнушку и прокутить все деньги, даже если бы потом пришлось искать для себя новое место работы. У отца – да и у всех мужчин – это чувство усталости от однообразия и вечной работы куда сильнее, чем у женщин. И что им делать? Разве они виноваты, что их тянет в кабак? Им хочется повеселиться, разогнать свою кровь и посмотреть на то, чего они не видят в другое время, – на картины, зеркала и прочие вещи. Но отцу не нравится пьянство. Наоборот, ему становится только хуже от спиртного. Понимаешь…
Теперь ее голос стал грустным.
– Во время забастовки многие люди теряют надежду. Где им получить утешение? Отец тоже стал чаще сердиться и пить. Иногда во хмелю он совершает такие поступки, о которых позже хочет забыть. Благослови Бог твое жалостливое лицо, но ты просто не знаешь, что такое забастовка.
– Успокойся, Бесси, – сказала Маргарет. – Я не говорю, что ты преувеличиваешь, потому что действительно не знаю многих вещей. Однако тебе сейчас нездоровится. Ты видишь только темную сторону жизни, а имеется и светлая сторона.
– Тебе хорошо так говорить. Ты жила в красивых местах, не зная ни забот, ни бедности.
– Бесси, будь осторожна в оценке людей.
На лице Маргарет появился румянец. Ее глаза заблестели от обиды и возмущения.
– Я лучше пойду домой. Моя мать очень больна… Ничто, кроме смерти, не может выпустить ее из плена мучительных страданий. Но в беседах с отцом я должна следить за своими словами, потому что он не замечает ее реального состояния, и мне нужно постепенно доносить до него эту печальную весть. Единственный человек, который способен помочь мне, – мой брат, чье присутствие могло бы утешить маму больше всего на свете, – ложно обвинен судом. Он подвергнет себя смертельному риску, если решит повидаться с умирающей матерью. Это я говорю тебе по секрету. Понимаешь, Бесси? Тебе не следует упоминать о нем. Ни один человек в Милтоне, и во всей Англии, не должен ничего прослышать о моем брате. И ты думаешь, я не знаю забот? Не знаю тревог, хотя и хожу в хорошей одежде? Ах, Бесси! Бог справедлив. Наши жребии уже отмерены. Хотя никто, кроме Него, не знает о горечи наших душ.
– Извини меня, – смиренно произнесла Бесси. – Иногда, размышляя о своей жизни и тех малых удовольствиях, которые достались мне, я начинаю считать себя единственной, кто обречен на смерть из-за падения с небес той роковой звезды. «И имя сей звезде “полынь”, и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки». Некоторые могут лучше переносить боль и печаль, думая, что их судьбы были предопределены заранее. Тогда кажется, что моя боль необходима для исполнения великого замысла. Хотя в другое время я понимаю, что все мои страдания напрасны.
– Нет, Бесси, подожди! – торопливо проговорила Маргарет. – Бог не терзает нас болями намеренно. Не живи одними пророчествами из «Откровения». Лучше читай более понятные главы из Библии.
– Да, наверное, так будет разумнее. Но где еще, как не в «Откровении», я услышу такие великие обещания… прочитаю рассказы о чем-то столь не похожем на этот ужасный мир и мой безжалостный город? Сколько раз я читала нараспев стихи седьмой главы. Они звучат, как орга́н! А остальные предназначены для повседневного использования. Я не могу отказаться от «Откровения» Иоанна. Оно дает мне больше утешения, чем все другие книги Библии.
– Давай я как-нибудь приду и почитаю тебе мои любимые главы.
– Хорошо, – с радостью согласилась Бесси, – приходи. Возможно, отец тоже захочет послушать тебя. Он смеется над моими разговорами. Ему кажется, что они не имеют отношения к реальности и его делам.
– Где твоя сестра?
– Пошла резать бумазею. Я была против, но мы должны как-то жить, а денег от Союза рабочих не хватает.
– Мне пора идти. Ты очень помогла мне, Бесси.
– Помогла?
– Да. Я пришла сюда опечаленной, думая, что мое собственное горе является единственным в мире. Ты рассказала мне о бедах, которые вы терпите годами, и твои слова сделали меня сильнее.
– Благослови тебя Бог! Мне всегда казалось, что поддержка слабых людей – это доброе дело. А тут мои слова сделали добро для тебя. Я начинаю гордиться собой!
– У тебя бы ничего не вышло, если бы ты думала об этом. Но, просто утешая меня, ты добилась многого.
– Маргарет, ты не похожа на тех, кого я раньше встречала. Даже не знаю, из чего ты сделана.
– Я тоже не знаю. До свидания!
Бесси, покачиваясь в кресле-качалке, смотрела ей вслед.
– Интересно, много ли на юге таких людей, как она, похожих на порыв чистого и свежего воздуха? Ее присутствие будто освежает меня. Кто бы мог подумать, что эта девушка, с таким светлым лицом, как у ангела, которого я видела во сне, может знать печаль, о которой она говорила? Неужели она тоже грешна? На всех нас лежит грех. Я думаю, что часть греха имеется и в ее душе. Почему я так много думаю о ней? И отец тоже думает… И даже Мэри. Такое нечасто случается.
Глава 18Пристрастия и предубеждения
Чуткое сердце противится мне,
И два голоса слышны в моей груди.
Вернувшись домой, Маргарет нашла на столе два послания: записку для матери и пришедшее по почте письмо, очевидно от тети Шоу. На тонком конверте, серебристом и хрустящем, были наклеены чужеземные почтовые марки. Она достала письмо и начала читать его. Внезапно в комнату вошел отец.
– Твоя мать устала и рано легла в постель. Боюсь, что такой душный предгрозовой день был не самым лучшим для визита доктора. Что он думает о ее здоровье? Диксон сказала, что мистер Дональдсон разговаривал с тобой.
Маргарет не знала, что ответить. Отец выглядел мрачным и беспокойным.
– Надеюсь, он не обнаружил какую-то серьезную болезнь?
– Пока нет. Доктор сказал, что мама нуждается в заботе. Он был так добр, что обещал приезжать к нам время от времени. Он хочет посмотреть, как будут действовать его лекарства.
– И это и все? Только забота? Он не рекомендовал сменить обстановку? Не говорил, что воздух промышленного города вредит ее здоровью?
– Нет, ни слова, – ответила дочь. – Но я думаю, что он чем-то обеспокоен.
– Доктора всегда обеспокоены чем-то. Это часть их профессионального поведения.
Заметив нервные движения отца, Маргарет поняла, что, несмотря на все его попытки уклониться от горькой правды, ей все же удалось заложить в него первые подозрения о возможной опасности. Он не мог забыть эту тему и перейти к другим вопросам. Он возвращался к ней весь вечер, хотя и не желал допускать даже мысли, способной огорчить его, из-за чего Маргарет погрузилась в невыразимую печаль.
– Папа, вот письмо от тети Шоу. Она приехала в Неаполь, нашла его слишком жарким и поэтому сняла апартаменты в Сорренто. Я не думаю, что ей нравится Италия.
– Доктор ничего не говорил о диете?
– Она должна легко усваиваться и быть питательной. Мне кажется, аппетит у мамы хороший.
– Да, и это выглядит очень странно. Он должен был поговорить с тобой о диете.
– В следующий раз я расспрошу его об этом.
Наступила неловкая пауза. Собравшись с духом, Маргарет продолжила:
– Тетя Шоу пишет, что послала нам несколько коралловых украшений.
На ее лице промелькнула слабая улыбка.
– Но она боится, что милтонские диссиденты не оценят такую стильную бижутерию. Наверное, она набралась своих идей о диссидентах от квакеров, верно?
– Если твоя мать что-то скажет о своих желаниях или ты сама заметишь некую ее нужду, тут же сообщи мне об этом. Боюсь, она не всегда рассказывает нам о своих потребностях. И прошу тебя, найди ту девушку, о которой говорила миссис Торнтон. Если мы наймем хорошую и исполнительную служанку, Диксон сможет постоянно оставаться с твоей мамой. Я уверен, что при должной заботе мы быстро поставим ее на ноги. В последнее время она утомлялась из-за жаркой погоды. Небольшой отдых пойдет ей на пользу, не так ли, Маргарет?
– Надеюсь, что да, – ответила дочь.
В ее голосе звучала такая печаль, что отец не мог не заметить этого. Он потрепал ее по щеке.
– Перестань грустить. Если ты будешь выглядеть настолько бледной, мне придется подрумянить твои щечки. Позаботься о себе, девочка, иначе следующей, кому понадобится доктор, окажешься ты.
Он весь вечер не находил себе места и раз за разом, вставая на цыпочки, наведывался в спальню, чтобы посмотреть, не пробудилась ли его супруга. У Маргарет болело сердце от его плохо скрытого беспокойства. Он пытался замять и придушить свои тайные страхи, которые подкрадывались к нему из темных мест сознания. Наконец он вернулся, заметно успокоенный.
– Она проснулась, Маргарет. Когда твоя мама увидела меня, стоявшего рядом с постелью, она тихо улыбнулась. Представляешь? Той самой прежней улыбкой. Она сказала, что чувствует себя освеженной и готовой к чаепитию. Где записка от миссис Торнтон? Твоя мать хочет взглянуть на нее. Пока ты будешь готовить чай, я прочитаю ей сообщение от наших новых друзей.