– Это бесполезно, Хиггинс. Она не может больше так жить, она просто гибнет! Отказывается есть, потому что видит, как голодают малыши. Они доведены до истощения. Ты получаешь пять шиллингов в неделю, и у тебя только два лишних рта, причем одна из дочерей уже сама зарабатывает себе на пропитание. А мы голодаем. Скажу тебе честно, если она умрет – а мне кажется, что ее не станет со мной еще до того, как мы добьемся пятипроцентной надбавки, – я швырну деньги хозяину прямо в лицо и скажу ему: «Будь ты проклят! И будь проклят весь твой жестокий мир, отнявший у меня самую прекрасную жену, которая когда-либо рожала детей мужчине!» И знаешь, парень, я возненавижу тебя и всю твою свору из Союза. Я возненавижу всех вас, если вы обманете мои надежды. В среду на прошлой неделе ты сказал: «Бушер, жди!» Теперь наступил вторник! Ты обещал, что не пройдет и двух недель, как хозяева придут к нам и будут умолять вернуться на рабочие места, приняв наши требования. Время вроде бы пришло, а наш маленький Джек лежит на кровати и постоянно хнычет. Он слишком слаб, чтобы плакать, хотя его тело просит пищи… Наш бедный маленький Джек! Жена никогда не смотрела на него так с момента рождения… Она любит его, словно малыш – сама ее жизнь! А это так и есть! Ты бы знал, как я радовался его появлению… этому дару небесному. А как он будил меня каждое утро, тычась сладкими губками в мою щетину и выискивая гладкое место для поцелуя… И вот теперь он умирает от голода!
Хриплые рыдания душили бедного мужчину. Николас посмотрел на Маргарет. Его глаза блестели от набежавших слез. Наконец он нашел в себе силы ответить:
– Держись, парень. Твой маленький Джек не будет голодать. Я получил немного денег от Союза. Мы сейчас пойдем и купим для малыша суп, молоко и добрый четырехфунтовик хлеба. Не сомневайся, все, что у меня есть, я разделю с тобой. Только не теряй веры.
Он сунул руку в пустой чайник, в котором хранил деньги.
– Клянусь душой и сердцем, что на этот раз мы одержим победу. Надо потерпеть еще неделю, и ты увидишь, как хозяева пойдут к нам на поклон, умоляя вернуться на фабрики. А Союз, поверь мне, позаботится о твоей семье. Только не давай слабины и не иди к тиранам в поисках работы.
В этот момент Бушер повернулся к ним, и его бледное изможденное лицо, исчерченное полосками слез, заставило Маргарет заплакать.
– Ты прекрасно знаешь, что существуют худшие тираны, чем наши хозяева, – сказал Бушер. – Они говорят: «Умирайте с голоду и смотрите, как умирают другие, если они не идут к нам в Союз». Тебе это хорошо известно, Николас, потому что ты один из них. У вас могут быть добрые сердца – у каждого по отдельности. Но когда вы собираетесь вместе, у вас не больше жалости к человеку, чем у дикого, взбесившегося от голода волка.
Николас уже открывал дверь, когда услышал последние слова Бушера. Он повернулся к нему и сказал:
– Видит Бог, я хочу сделать что-то хорошее для тебя и для всех нас. Если я ошибаюсь, считая себя правым, это ваш грех, потому что вы избрали меня своим представителем, несмотря на мое невежество. Я много думал над ситуацией, пока мой мозг не начал кипеть. Поверь мне, Джон, все так и было. И я сказал себе: не существует иной помощи для нас, кроме веры в Союз рабочих. На этот раз они победят! Ты сам увидишь.
Маргарет и Бесси не проронили ни единого слова. Когда мужчины ушли, девушки с трудом выдохнули и, посмотрев друг на друга, молча кивнули. Их взаимопонимание исходило из глубины сердец. Наконец Бесси сказала:
– Я никогда не думала, что отец снова будет взывать к Богу. Но ты же слышала, как он сказал: «Видит Бог».
– Да, – ответила Маргарет. – Позволь мне дать тебе небольшую сумму денег, которой я могу поделиться. И разреши принести тебе еды для детей того несчастного мужчины. Только не говори им, от кого эта поддержка. Можешь сказать лишь своему отцу. Там будет не так уж много.
Бесси лежала, не обращая внимания на слова Маргарет. Она не плакала, просто дрожала всем телом.
– Мое сердце опустошено слезами, – прошептала она. – Бушер уже заходил к нам несколько дней назад. Он рассказал мне о своих страданиях и страхах. Я знаю, он слабый человек. Но если ты родился мужчиной, так делай же что-нибудь. Раньше я много раз сердилась на Бушера и его жену, хотя сама не знала, как справиться с такой ситуацией. Видишь ли, не все люди умны, как мудрый Соломон. Однако Бог позволяет им жить, любить и быть любимыми. И если горе приходит к тем, кого они любят, это огорчает их, как огорчало бы Соломона. Я не могу понять этого. Возможно, для таких людей, как Бушер, хорошо иметь Союз, который так или иначе присматривает за ними. Но мне хотелось бы, чтобы Союз ткачей однажды выслушал бы Бушера. Возможно, тогда они разрешили бы ему вернуться к хозяину и получить какую-то зарплату, пусть и не такую большую, как было намечено их лидерами.
Маргарет безмолвно сидела на кушетке. Она не могла успокоиться и забыть голос этого мужчины, в котором звучала невыразимая боль, говорившая о его страданиях больше, чем все слова. Она вытащила из кармана кошелек и достала деньги, которые у нее были с собой. Она молча вложила их в руку подруги.
– Спасибо, – сказала Бесси. – Здесь многие получают не больше Бушера, но они не находятся в такой ужасной ситуации, по крайней мере не показывают этого, как он. Союз выдает отцу небольшие суммы для помощи наиболее нуждающимся семьям. Понимаешь, Бушер тревожится из-за своих детей. У его жены очень слабое здоровье. За двенадцать последних месяцев они заложили все свое имущество. Но ты не думай о нас плохо. Мы не даем им голодать, хотя и сами устали от бедности. Если соседи не будут заботиться друг о друге, то я не знаю, куда тогда покатится мир.
Похоже, Бесси не хотела, чтобы Маргарет считала их бессердечными людьми, не желающими помогать тем, кому требовалась незамедлительная поддержка.
– Кроме того, – продолжила Бесси, – отец уверен, что через несколько дней хозяева уступят… что дольше они не продержатся. Но я все равно благодарю тебя – и за себя, и за Бушеров, потому что твои поступки все больше и больше согревают мое сердце.
Сегодня Бесси вела себя намного тише, но выглядела очень истощенной и слабой. Закончив говорить, она так сильно побледнела, что Маргарет встревожилась.
– Ничего страшного, – сказала Бесси. – Это еще не смерть. Прошлой ночью меня донимали кошмары и видения, похожие на сны, поэтому сегодня я пребываю в каком-то тумане… Лишь бедолага Бушер вернул меня в реальность. Но это еще не смерть, хотя она недалеко… Накрой меня, и я посплю, если кашель позволит. Спокойной ночи. Точнее, мне следовало бы сказать «доброго полудня», но день сегодня тусклый и туманный.
Глава 20Простой народ и джентльмены
И стар, и млад – пусть все едят, у меня всего хватает;
Пусть у них будет по десять ободов зубов, меня это не задевает.
Маргарет пришла домой, погруженная в печальные мысли и воспоминания о том, что случилось с ней на протяжении дня. Она не знала, как взбодрить себя и перейти к обязанностям, которые ожидали ее этим вечером. Ей нужно было подготовиться к веселой беседе с матерью. Та, не в силах выходить из дома, всегда ожидала возвращения Маргарет, даже с самых коротких прогулок, и расспрашивала ее о городских новостях.
– Твоя фабричная знакомая придет к нам в четверг, чтобы посмотреть на тебя в белом платье?
– Она так больна, что я не решилась расспрашивать ее, – грустно ответила Маргарет.
– Ах, дорогая, в наши дни все чем-нибудь больны, – сказала миссис Хейл с небольшой ревностью, которую одна больная особа питает к другой. – Хотя вдвойне печально болеть в лачуге на одной из этих маленьких черных улиц, покрытых сажей.
Ее добрая натура возобладала над мелкой завистью, и к ней вернулась прежняя «хелстонская» мягкость.
– Всему виной зловредный воздух Милтона. Чем мы можем помочь твоей знакомой? Пока тебя не было дома, мистер Торнтон прислал мне несколько бутылок выдержанного портвейна. Возможно, бутылка хорошего вина пойдет ей на пользу?
– Нет, мама, не думаю. Они очень бедны, хотя и не говорят об этом вслух. К тому же болезнь Бесси – это чахотка. Вино тут не поможет. Если ты не против, я могла бы отнести им немного варенья из фруктов, собранных в нашем милом Хелстоне. Нет, не для Бесси… Там живет другая семья, которой мне хотелось бы отдать варенье.
И тут Маргарет нарушила обещание, данное себе по возвращении домой. Она рассказала матери обо всем, что видела и слышала в доме Хиггинса.
– Ах, мама! – воскликнула она. – Как я смогу пойти в своем пышном наряде на светский прием после того, что видела сегодня?
Рассказ дочери расстроил миссис Хейл. Когда ее потрясение сменилось негодованием, она решила действовать. Первым делом она велела Маргарет принести в гостиную большую корзину и при ней собрать продукты для отправки «той семье». Когда дочь, рассказав ей о материальной поддержке Хиггинса и о том, что она оставила немного денег для безотлагательных потребностей Бушеров, заявила, что дело может потерпеть до утра, миссис Хейл разозлилась и обругала ее. Она назвала Маргарет бесчувственной и не успокоилась, пока полную корзину не отправили по нужному адресу.
– Хотя, возможно, мы совершили ошибку, – чуть позже сказала она. – В прошлый раз, когда мистер Торнтон навещал нас, он говорил, что люди, помогающие забастовщикам, не являются их истинными друзьями. Это лишь продлевает борьбу между фабрикантами и рабочими. А тот Бушер – забастовщик, верно?
Ее вопрос адресовался мужу, который недавно вернулся домой после урока с мистером Торнтоном, закончившимся их традиционной вечерней беседой. Маргарет нисколько не заботило, что их подарки могли продлить забастовку. В своем нынешнем возбужденном состоянии она не придавала этому значения.
Выслушав супругу, мистер Хейл постарался быть объективным судьей. Вспомнив слова мистера Торнтона, еще полчаса назад казавшиеся такими ясными и логичными, он нашел необходимый компромисс. В данном случае его жена и дочь поступили правильно. Он даже не мог представить себе других действий с их стороны. Но по большому счету рассуждения мистера Торнтона были верны. Дальнейшее продление стачки должно было закончиться привлечением иногородних «рук» – если только к тому времени, как это иногда бывало, инженеры не изобретут какую-нибудь чудо-машину, которая сократит потребность в рабочих. Поэтому самой наидобрейшей реакцией здравомыслящего населения мог быть только полный отказ от любой помощи, потакающей глупости забастовщиков. Мистер Хейл пообещал, что завтра он сам навестит этого Бушера и посмотрит, что можно сделать для его семьи.