Да, он приходил очень редко и только ради уроков. Мистера Хейла огорчало равнодушие мистера Торнтона к греческой литературе, которая не так давно была его любимым предметом. Теперь перед началом занятий от него часто приходили торопливые записки, в которых сообщалось, что он занят и не может прийти этим вечером. И хотя большую часть дня мистер Хейл проводил с другими учениками, никто из них не мог занять в его сердце место, отданное мистеру Торнтону. Он пребывал в печали от столь явного охлаждения их дружеских отношений и стал задумываться о причине, которая привела к таким переменам.
Однажды вечером, когда Маргарет занималась своим рукоделием, мистер Хейл напугал ее внезапным вопросом:
– Дорогая, ты могла бы допустить такую мысль, что мистер Торнтон неравнодушен к тебе?
Он покраснел от смущения. Идея, высказанная мистером Беллом, не давала ему покоя. Слова слетели с его уст прежде, чем он понял, что натворил. Дочь молчала, однако по наклону ее головы он уже догадывался, каким будет ее ответ.
– Да, могла бы, – сказала она. – Папа, я давно должна была рассказать вам об этом.
Опустив рукоделие на стол, она закрыла лицо руками.
– Нет, дорогая. Не считай меня чрезмерно любопытным. Я уверен, ты открыла бы мне этот секрет, если бы знала, что можешь ответить ему взаимностью. Он сделал тебе предложение?
После некоторой паузы дочь произнесла тихо и неохотно:
– Да.
– Ты отказала ему?
Ответом был долгий вздох, после которого последовало другое беспомощное «да». Но прежде чем мистер Хейл успел заговорить, раскрасневшаяся Маргарет приподняла голову и, посмотрев ему прямо в глаза, сказала:
– Вот, папа, вы все и узнали. Я не хотела бы раскрывать детали, потому что они причиняют мне боль. Каждое слово и действие, связанное с его предложением… они так невыразимо печальны для меня, что мне невыносимо думать о них. Ах, папа, простите, что из-за меня вы потеряли друга. Мне очень жаль, но я ничем не могу вам помочь.
Она села на пол и положила голову ему на колени.
– Мне тоже жаль, моя дорогая. Мистер Белл так напугал меня, рассказав о своем предположении…
– Мистер Белл? Он догадался об этом?
– Может быть, совсем немного. Он решил, что ты… И как только я могу говорить такое! Он сказал, что ты весьма расположена к мистеру Торнтону. Я знаю, что это не так. Все это лишь воображение моего приятеля. Я знаю твои истинные чувства и понимаю, что мистер Торнтон не мог тебе понравиться. Извини меня за прямоту.
Несколько минут они сохраняли молчание. Ласково погладив ее щеку, мистер Хейл изумился тому, что лицо его дочери было мокрым от слез. Маргарет тут же вскочила на ноги и, через силу улыбаясь, начала говорить о Ленноксах. Она так настойчиво хотела сменить тему, что ее мягкосердечный отец не стал возвращаться к прежнему разговору.
– Завтра – представляете, завтра – они приедут в особняк на Харли-стрит! О, как это чудесно! Интересно, какую комнату они превратят в детскую? Тетя Шоу будет счастлива, что в их доме появится ребенок. Вы только подумайте! Эдит – мама! А чем теперь займется капитан Леннокс? Ведь он уволился из армии.
– Вот что я тебе скажу, – произнес отец, стараясь поддержать вновь затронутую тему. – Я спокойно могу обойтись без тебя пару недель, а ты за это время съездишь в Лондон и повидаешься с нашими путешественниками. Возможно, тебе удастся поговорить с мистером Генри Ленноксом. Проведя с ним получасовую беседу, ты узнаешь о шансах Фредерика больше, чем из дюжины адвокатских писем. Таким образом, ты объединишь удовольствие с важным делом.
– Нет, папа, ты не сможешь обойтись без меня. И, главное, я не хочу оставлять тебя одного.
Немного помолчав, она печально добавила:
– Я теряю надежду на новую встречу с Фредериком. Он мягко подводит нас к этому в своих письмах, однако уже понятно, что сам мистер Леннокс тоже не верит в успех. Он не может отыскать свидетелей по прошествии стольких лет. Надежда была так дорога и мила нашим сердцам, как и многие другие ожидания, но, увы, она оказалась мыльным пузырем, который лопнул. Мы должны утешиться радостью, что наш Фредерик нашел свое счастье. Поэтому давайте дорожить друг другом. И больше не обижайте меня, говоря, что вы можете обойтись без моей помощи. Я знаю, что это не так.
Но идея перемен запала в сердце Маргарет, хотя и не в том виде, в каком предполагал ее отец. Она начала размышлять, как желанно было сделать что-то для ее отца, настроение которого все чаще было депрессивным, а здоровье, хотя он никогда не жаловался, было серьезно ослаблено болезнью и смертью жены. Он регулярно занимался с учениками, но ничего не получал взамен от своей деятельности, как это было в прежние дни, когда мистер Торнтон приходил учиться у него. Маргарет осознавала потерю, от которой он страдал, – ему не хватало дружеского общения с человеком, который был для него интересен.
В Хелстоне всегда имелся повод для обмена визитами с соседскими священниками и бедными работниками, трудившимися на полях или лениво бредущими по вечерам домой, подгоняя скотину. Там была возможность поговорить или послушать рассказ случайно повстречавшегося местного жителя. Но в Милтоне каждый был слишком занят, чтобы согласиться на неспешную беседу или любой зрелый обмен мыслями. Они говорили только о насущных и важных делах, и, когда напряжение ума, связанное с повседневными делами, высвобождалось, жители Милтона погружались в ленивое безделье до следующего утра. По окончании трудового дня рабочие шли в пивную или на какую-нибудь лекцию в клуб – в соответствии со своим характером и уровнем развития. Мистер Хейл думал устроить курс лекций в нескольких учреждениях, но собирался делать это, скорее руководствуясь чувством долга, чем пристрастием к преподавательской деятельности. Маргарет была уверена, что из этого ничего не получится, если только она не приободрит его своим энтузиазмом и энергией.
Глава 41Конец путешествия
Я вижу тропу, как птицы свой непроторенный путь, —
Приду! Когда, какой дорогой окружной пойду —
Неважно! Если Бог ниспошлет свой град
Или шаровую молнию, холодный дождь или снег,
Когда-нибудь – в назначенное время – я приду;
Он ведет меня, как птицу. В этот добрый час!
Зима продолжалась, и дни удлинялись, не принося с собой тех проблесков надежды, которые обычно возникают вместе с лучами февральского солнца. Миссис Торнтон перестала посещать их дом. Мистер Торнтон иногда заходил к ним, но виделся только с ее отцом и только в его кабинете. Мистер Хейл общался с ним так же радушно, как прежде, из-за редкости встреч находя их беседы более ценными и интересными. Из слов мистера Торнтона, которые Маргарет довелось услышать, она поняла, что причиной его редких визитов были не обида и раздражение. Его торговые дела, сильно осложнившиеся после забастовки, требовали больше внимания, чем прошлой зимой. Кроме того, Маргарет выяснила, что временами он расспрашивал о ней в прежней дружеской манере, не избегая, но и не выискивая тем, связанных с ее именем.
Она была слишком подавлена, чтобы как-то приободрить отца. Их нынешней жизни, спокойной и скучной, предшествовал долгий период забот и тревог. В этих душевных бурях ее ум утратил прежнюю гибкость. Она попыталась заняться обучением двух старших детей Бушера и вложила в это дело слишком много сил. Словосочетание «слишком много» было вполне уместно, потому что ее сердце в конце концов будто омертвело от утомительных и фактически никому не нужных усилий. Хотя Маргарет выполняла свои обязанности с присущим ей усердием, она не получала никакого удовольствия. Ее быт стал казаться еще более мрачным и невыносимым. Единственное, что у нее хорошо получалось – возможно, из неосознанной почтительности, – это утешение и умиротворение отца. В каком бы настроении ни пребывал мистер Хейл, он неизменно находил в дочери верную сторонницу. Она старалась выполнять любые его желания. Конечно, они были скромными и часто сопровождались сомнениями и извинениями. Красивым в их реализации был только кроткий дух ее подчинения.
В марте пришла весть о свадьбе Фредерика. Жених и невеста вместе написали им письмо: Долорес – на смеси испанского и английского, что было вполне естественно, а Фред – употребляя обороты и переставляя слова, что доказывало, насколько привычным стал для него родной язык невесты. Получив послание от Генри Леннокса, сообщавшего, как мало шансов было на его оправдание в трибунале при полном отсутствии свидетелей, Фредерик отправил Маргарет довольно пылкое письмо, содержавшее его отречение от Англии. Он выражал готовность к смене национальности и заявлял, что больше не примет извинений от властей, даже если они будут предложены ему. Он решил навеки остаться в Испании. При первом прочтении все это показалось Маргарет неестественным и даже вызвало горькие слезы. Но, поразмыслив, она увидела в проявленной братом экспрессии лишь полное разочарование от краха его надежд. Она поняла, что им нужно быть терпеливыми, полагаясь на судьбу. В следующем письме Фредерик писал о будущем так радостно, словно напрочь забыл о прошлом. Она вновь оценила пользу безропотного терпения, чего пожелала и ему, отправив очередное послание.
Милые, робкие девичьи письма Долорес начинали очаровывать мистера Хейла и Маргарет. Молодая испанка так старалась произвести благоприятное впечатление на английских родственников своего возлюбленного, что ее женское желание понравиться им проглядывало в каждом исправлении и в каждом витиеватом вензеле. К письму, в котором сообщалось о свадьбе, была приложена дорогая кружевная мантилья. Долорес сама выбрала ее для своей золовки, которую Фредерик представил ей как образец красоты, ума и достоинства. После женитьбы общественное положение Фредерика оказалось намного выше, чем они ожидали. Торговая компания «Барбур и Ко» считалась одним из крупных испанских домов, и Фредерик теперь был ее младшим партнером.