я картина. Я увидел жалкое почерневшее жаркое на обед – какое-то жирное подгоревшее мясо. Это заставило меня задуматься. Затем зимой подскочили цены на провизию. Я снова подумал, что, закупая продукты оптом и готовя их в одном месте с сохранением хорошего качества, можно было бы не только сэкономить много денег, но и создать некоторые дополнительные удобства для рабочих. Мы опять встретились с моим приятелем или, может быть, врагом. Об этом человеке я вам уже рассказывал. Он нашел изъян в каждом пункте моего плана. Тогда я отказался от своей затеи, посчитав ее непрактичной. Если бы я осуществил ее, то нарушил бы право моих рабочих на независимость. И вот внезапно этот Хиггинс пришел ко мне и с энтузиазмом представил почти такой же, как и мой, проект, который я мог бы утвердить. Более того, он рассказал об одобрении этой идеи другими рабочими. Признаюсь, что меня рассердило его поведение. Мне хотелось отказаться от этого плана, но с моей стороны это выглядело бы по-детски – ведь затея казалась мне мудрой и экономически правильной. Просто я, как автор проекта, лишался славы. Поэтому я хладнокровно принял роль, предписанную мне, и стал чем-то вроде стюарда в мужском клубе. Теперь я покупаю оптом большие партии продуктов и оплачиваю работу экономки и повара.
– Я надеюсь, вам нравится ваша новая должность? Наверное, вы хороший знаток картофеля и лука? Полагаю, миссис Торнтон помогает вам закупать продукты на рынке?
– Ну что вы, – ответил мистер Торнтон. – Она не одобрила мой план, и теперь мы не упоминаем о нем в беседах друг с другом. Но недавно мне удалось получить большие партии овощей из Ливерпуля. А мясо мы закупаем у нашего семейного мясника. И могу заверить вас, что горячими обедами нашего повара никто не пренебрегает.
– Неужели вы пробуете каждое блюдо? Надеюсь, у вас имеются лекарства от диареи?
– Вначале я был очень скрупулезным и закупал продукты по заказам, поступавшим через нашу экономку. Я следовал выбору рабочих, а не своим суждениям. За все время случилось два промаха: в первый раз говядина оказалась низкого качества, а во второй – баранина была недостаточно жирной. Но, я думаю, рабочие понимают, что я забочусь о свободе выбора и не навязываю им собственные идеи. Поэтому однажды трое ткачей – и среди них Хиггинс – попросили меня зайти в столовую и отобедать вместе с ними. Я был очень занят, но понимал, что люди обидятся, если после их попытки сблизиться от меня не последует ответного шага. Поэтому я пришел в столовую, сел за стол и получил лучший обед в своей жизни. Я сказал работягам – естественно, соседям по столу, поскольку не оратор, – что мне очень понравилась еда. После этого недели две, когда бы я ни выходил во двор в обеденное время, люди встречали меня словами: «Хозяин, сегодня на обед тушеное мясо с картофелем. Может, придете попробовать?» Впрочем, должен сказать, что, если бы они не приглашали меня, я не вторгался бы в их столовую, как не приходил бы к ним в бараки на общую похлебку.
– И все же я думаю, что вы нарушали их право на фривольные беседы. Они же не могут оскорблять хозяев фабрик, пока вы находитесь рядом с ними. Наверное, они ведут такие беседы в те дни, когда в меню отсутствует тушеное мясо.
– Пока мы решаем миром все возникающие разногласия. Но если старые споры снова возникнут, я выскажу свое мнение, даже если в этот день в меню будет рагу. Вы почти не знаете даркширцев, хотя и родились в Милтоне. Здесь люди обладают особым чувством юмора и уникальной манерой его выражения. Проект со столовой помог мне познакомиться со многими рабочими, и теперь они стали говорить при мне довольно свободно.
– Ничто не уравнивает людей лучше, чем совместная трапеза. Смерть не идет в сравнение с этим. Философ умирает нравоучительно, лицемер – напоказ, простодушный – скромно, бедный идиот – тупо, как воробей, упавший с неба на землю. Но философ и идиот, трактирщик и лицемер – все питаются схожим образом, зависящим только от пищеварения. Вот объяснение для вашей теории.
– Это не моя теория. Я ненавижу теории.
– Тогда прошу прощения. В знак своего раскаяния я предлагаю вам десятифунтовую купюру. Купите на нее хороших продуктов и устройте работягам пир.
– Спасибо, но я не приму ваши деньги. Рабочие платят мне за аренду кухни, что на заднем фабричном дворе. И они заплатят за пристройку к столовой. Я не хочу, чтобы этот проект перерос в благотворительность. И не хочу пожертвований. Однажды поступившись принципом, я окажусь среди людей, которые своими пересудами разрушат простоту прекрасного замысла.
– Люди будут осуждать любое новое начинание. Вы с этим ничего не поделаете.
– Мои враги и недоброжелатели могут устроить ажиотаж филантропии вокруг идеи с обедами. Но вы мой друг. Поэтому я ожидаю, что вы встретите мой эксперимент уважительным молчанием. В настоящее время это новая метла метет довольно чисто. Но постепенно на нашем пути встретится множество камней преткновения.
Глава 43Смена местожительства
Любой пустяк в прощанья час
Становится для нас бесценным.
Миссис Шоу невзлюбила Милтон так сильно, как только позволяла ее нежная натура. Город был шумный и дымный. Бедняки, которых она видела на улицах, поражали своим грязным и неопрятным видом. Богатые леди одевались чересчур нарядно и выглядели напыщенно. Поэтому выходило, что, независимо от того, бедный или знатный был человек, одежда была ему не впору. Миссис Шоу не сомневалась, что, если Маргарет не уедет из Милтона, она никогда не восстановит потерянные силы. Более того, степенную леди пугала возможность повторения ее прежних нервных приступов. Они с Маргарет должны были вернуться в Лондон как можно быстрее. Она так настойчиво убеждала Маргарет, что слабая, утомленная и упавшая духом девушка наконец неохотно согласилась и дала обещание, что уедет с тетей в Лондон, оставив Диксон управлять хозяйством, оплачивать счета, распродавать семейное имущество и мебель.
Перед той траурной средой, когда мистера Хейла должны были предать земле вдали от двух домов, знакомых ему при жизни, и вдали от супруги, которая одиноко лежала среди чужих могил, – а это обстоятельство мучило Маргарет больше всего, поскольку, не будь она в первые траурные дни в таком ужасном оцепенении, все можно было бы устроить иначе, – пришло письмо от мистера Белла.
«Дорогая Маргарет! Я думал вернуться в Милтон в четверг, но, к несчастью, на этот день было назначено довольно редкое мероприятие, на котором нам, профессорам Плимута, приходится выполнять ряд особых обязанностей. Одним словом, я вынужден присутствовать на этом собрании. Капитан Леннокс и мистер Торнтон приехали в Оксфорд для участия в похоронах. Первый показался мне толковым человеком. Преисполненный благих намерений, он собирается затем отправиться в Милтон, чтобы помочь тебе в поиске отцовского завещания. Конечно, никакого завещания не существует, иначе ты нашла бы его к этому времени, – если, конечно, следовала моим указаниям. Капитан говорит, что заберет вас с тетей домой. При нынешнем положении его жены он вряд ли задержится дольше пятницы, и ты должна это понимать. Однако Диксон останется твоим доверенным лицом. Передай ей все дела, пока я не приеду. Позже я возложу их на моего милтонского адвоката – при условии, если ты не найдешь завещания. Лично я сомневаюсь, что капитан Леннокс является хорошим бизнесменом. Тем не менее его усы великолепны. Отложи нужные вещи, а остальное постарайся продать. Или позже пришли Диксон список тех предметов, которые хочешь сохранить для себя.
Теперь добавлю еще пару замечаний. Наверное, ты знаешь – во всяком случае, твой покойный отец был в курсе этого, – что, когда я умру, тебе достанутся мои деньги и собственность. Я пока не собираюсь умирать, но ты должна понимать, что тебя ожидает приличное наследство. Эти Ленноксы нежны к тебе сейчас. Возможно, все и дальше так будет, но, возможно, и нет. Поэтому необходимо составить официальное соглашение, по которому ты будешь платить им двести пятьдесят фунтов в год – так долго, пока тебе с ними будет приятно проживать в одном доме. (Это, конечно, включает и содержание Диксон. Проследи, чтобы лаской и посулами тебя не вынудили платить за нее отдельно.) Тогда ты не окажешься на улице, если милый капитан однажды посчитает твое присутствие в их доме излишним. На эти двести пятьдесят фунтов ты всегда найдешь себе новое жилище. Или я попрошу тебя приехать ко мне и стать хозяйкой в моем доме.
Что касается одежды, содержания Диксон, личных трат и кондитерских изделий (все юные леди любят сладости, пока с возрастом к ним не приходит мудрость), то я посоветуюсь с моими знакомыми леди и посмотрю, как много ты будешь получать из наследства отца, пока все твои юридические дела не уладятся. Надеюсь, Маргарет, ты не отложила письмо и дочитала его до этого места. Тогда, возможно, у тебя возник вопрос: по какому праву какой-то старик так галантно берет на себя решение всех твоих юридических и финансовых дел? Я не сомневаюсь, что ты именно так и подумала. Однако этот старик имеет право. Он любил твоего отца тридцать пять лет, был свидетелем на его свадьбе и закрывал ему глаза на смертном ложе. Более того, он твой крестный, который желает тебе добра и втайне признает твое превосходство во многих вопросах. Вот почему он должен обеспечить тебя материальным достатком. К тому же этот старик не имеет родственников, которые печалились бы по Адаму Беллу. Все его сердце настроено на исполнение одного желания, и, надеюсь, Маргарет Хейл не та девушка, которая ответит ему «нет». Напиши мне по приезде в Лондон хотя бы пару строк, чтобы я знал твой ответ. И не нужно никаких благодарностей».
Маргарет взяла перо и нацарапала дрожащей рукой: «Маргарет Хейл не та девушка, которая скажет Вам “нет”». Из-за слабости она не могла придумать другого ответа, хотя ей не хотелось повторять те же слова. Однако ее разум так устал даже от этого небольшого усилия, что, будь у нее в мыслях иная форма согласия, она все равно не смогла бы написать ни одного предложения. Ей пришлось снова лечь на софу.