Девушка вздохнула и печально добавила:
— Вот только беда в том, что во время забастовки рабочие сталкиваются со множеством трудностей, хотя поначалу все кажется ясным и полны надежд. А где искать утешения? Они впадают в гнев и отчаяние — так всегда случается, — а потом устают от этого состояния и необдуманно совершают поступки, о которых потом сами жалеют. Благослови Господь ваше милое сочувственное личико, но вы еще не знаете, что такое забастовка!
— И все же, Бесси, — мягко возразила Маргарет, — не стану говорить, что ты преувеличиваешь, поскольку действительно мало знаю, но, возможно, из-за болезни смотришь на происходящее только с одной, темной стороны, а ведь есть еще и другая — светлая.
— Вам хорошо так говорить, ведь всю свою жизнь вы провели в приятном зеленом уголке, не зная ни нужды, ни печали, ни злобы, ни грехов.
— Остерегись! Не руби с плеча! — вспыхнула от праведного гнева Маргарет. — Сейчас я вернусь домой, а там тяжело больная матушка, которую из оков страданий вызволит только смерть, но мне придется спокойно и с улыбкой разговаривать с отцом, потому что он не подозревает о ее состоянии, и его необходимо подготовить к удару. Единственный, кто способен разделить мое горе и помочь, чье присутствие утешило бы матушку больше всего на свете, несправедливо обвинен в преступлении, и если вернется на родину, чтобы попрощаться с умирающей, будет схвачен и казнен. Об этом не знает ни один человек в Милтоне, а возможно, и во всей Англии. Я говорю только тебе, Бесси, и умоляю сохранить тайну. Это я-то не знаю печали, потому что не хожу в лохмотьях и не голодаю? Ах, Бесси, Господь мудр и справедлив, а потому соразмеряет наши судьбы, сознавая горечь испытаний.
— Простите, — потупилась Бесси. — Порой, вспоминая свою жизнь, я думаю, как мало радости видела, и начинаю верить, что, наверное, умру, убитая упавшей с небес звездой. «И звезда та зовется Полынью; и треть всех вод стала горькой; и люди умерли от этой горечи». Мы легче терпим боль и печаль, если знаем, что страдания давным-давно предсказаны: тогда нам кажется, что страдания посланы во имя искупления, — а иначе все впустую.
— Только подумай, Бесси! — воскликнула Маргарет. — Бог никогда не причиняет боль намеренно. Не уделяй предсказаниям так много внимания, а лучше читай в Библии понятные главы.
— Согласна — так было бы мудрее, но где же тогда услышать грандиозные обещания, рассказы о светлой обители, совершенно непохожей на наш ужасный мир и наш ужасный город, как не в Апокалипсисе? Множество раз я повторяла вслух стихи седьмой главы просто ради их звучания. Красиво, как музыка, и совсем не похоже на жизнь. Нет, ни за что не откажусь от Апокалипсиса. Он приносит больше утешения, чем другие части великой книги.
— Тогда позволь мне как-нибудь почитать мои любимые страницы.
— Конечно, — с готовностью согласилась девушка. — С удовольствием послушаю. Может, и отец будет рад, а то мои разговоры, которые, как он считает, не имеют ничего общего с реальной жизнью, ему уже надоели.
— А где твоя сестра?
— На фабрике, режет и пакует фланель. Я очень не хотела ее отпускать, но ничего не поделаешь: жить как-то надо, ведь профсоюз выделяет крохи.
— Что же, пойду, пожалуй. Ты мне очень помогла. Спасибо, Бесси.
— Я? Да чем же?
— Пришла я сюда в глубокой печали, в полной уверенности, что нет в мире никого несчастнее меня, но услышала, что ты терпишь страдания годами, и почувствовала себя сильнее.
— Слава богу! Всегда думала, что добро творят только богачи, а теперь буду гордиться, что и мне удалось сделать что-то хорошее.
— Да, вот так и бывает: задумаешь совершить добрый поступок, да не тут-то было, а потом нечаянно сделаешь что-то хорошее и сама удивишься.
— Вы не похожи ни на кого из моих знакомых. Не понимаю, кто вы такая.
— Да я и сама не знаю. До свидания!
Бесси перестала раскачиваться и задумчиво посмотрела гостье вслед и подумала:
«Интересно, они на юге все такие? Как будто повеял свежий деревенский ветерок. Даже сил прибавилось. Кто бы мог подумать, что это ангельское лицо — такое светлое и чистое — скрывает мучительные переживания. Интересно, каков будет ее грех? Ведь все должны когда-то согрешить. Постоянно об этом думаю. И отец. И даже Мэри, а уж ее-то трудно заставить задуматься…»
Глава 18. Симпатии и антипатии
Сердце пылает смятением, и два голоса ведут в душе моей отчаянный спор.
Вернувшись домой, Маргарет нашла на столе два письма: одно предназначалось матушке, а второе, судя по всему, пришло от тетушки Шоу и пестрело заграничными марками — тонкими, яркими и хрустящими. Не успела она взять его в руки, как в комнату неожиданно вошел отец.
— Мама устала и рано легла! Полагаю, такой грозовой день, как сегодня, не лучший для медицинского осмотра. Что сказал доктор? Диксон заявила, что он разговаривал с тобой.
Маргарет не спешила с ответом, и отец заметно встревожился:
— Он ведь не нашел ничего серьезного, правда?
— Пока нет. Предписал тщательный уход и был так добр, что пообещал заехать еще, чтобы убедиться в действенности лекарств.
— Только уход? А перемену климата не порекомендовал? Не сказал, что дымный город ей вредит?
— Нет, об этом не прозвучало ни слова, — как можно спокойнее ответила Маргарет. — Но, по-моему, он встревожен.
— Врачи всегда выглядят так — это профессиональная особенность.
По нервному состоянию отца Маргарет поняла, что первое впечатление о реальном положении дел он получил, несмотря на очевидные попытки стушевать опасность. Он не мог думать ни о чем другом и весь вечер то и дело возвращался к разговору, проявляя решительное нежелание принять даже малейший намек на неблагоприятный исход, чем невыразимо огорчил Маргарет.
— Пришло письмо от тетушки Шоу, папа. Она отправилась в Неаполь, но решила, что там слишком жарко, и поселилась в Сорренто. Однако, судя по всему, Италия ей не нравится.
— Он сказал что-нибудь о диете?
— Еда должна быть питательной и в то же время легкой. По-моему, у мамы хороший аппетит.
— Да! Тогда тем более странно, что он завел речь о диете.
— Это я его спросила, папа. — После очередной долгой паузы Маргарет продолжила с улыбкой: — Тетушка Шоу пишет, что отправила мне коралловые украшения, но опасается, что милтонские диссентеры не смогут их оценить. Все свои познания о диссентерах она получила от квакеров, не так ли?
— Если вдруг услышишь или заметишь, что мама в чем-то нуждается, немедленно поставь меня в известность. Подозреваю, что она стесняется говорить о своих желаниях. И, пожалуйста, завтра же разыщи ту девушку, которую порекомендовала миссис Торнтон. Если появится умелая добросовестная служанка, Диксон сможет постоянно находиться при маме, и тогда она быстрее поправится, уверен. В последнее время ее очень утомила жара и поиски горничной. Отдых поставит ее на ноги. Как полагаешь, Маргарет?
— Надеюсь, — ответила та, но так грустно, что отец обратил внимание на безнадежный тон и потрепал по щеке.
— Ну же! Ты такая бледная, что, похоже, придется купить румяна. Подумай о себе, дитя мое, а не то и тебе потребуется доктор.
В тот вечер мистер Хейл так и не смог ничем себя занять: то и дело на цыпочках входил в спальню посмотреть, спит ли еще жена, — и Маргарет страдала, наблюдая, как он тревожится; как пытается задушить и подавить леденящий страх, выползавший из темных углов сердца. Наконец он вернулся, немного успокоившись.
— Она проснулась. Увидела меня возле кровати и улыбнулась — ласково, как прежде. Сказала, что хорошо отдохнула и готова пить чай. Где письмо для нее? Пока ты приготовишь чай, я прочитаю ей вслух.
Письмо было от миссис Торнтон и содержало официальное приглашение мистера, миссис и мисс Хейл на обед, назначенный на двадцать первое число текущего месяца. Маргарет с удивлением услышала, как после столь печального дня матушка всерьез обсуждает это событие. Мысль о том, что все их семейство приглашено на важный раут, овладела воображением миссис Хейл еще до того, как Маргарет услышала о содержании письма. Предстоящее событие нарушило монотонность жизни больной, так что она отказалась принять возражения Маргарет и решительно приказала немедленно отправить положительный ответ.
На следующий день, собираясь писать благодарственный ответ, мистер Хейл с наивной верой заметил:
— Что же, Маргарет? Если мама того хочет, мы с радостью примем приглашение. Она бы ни за что не согласилась, если бы не чувствовала себя намного лучше. Разве не так?
Было бы жестоко отказать человеку в долгожданном утешении. К тому же страстное нежелание отца признать существование страха почти вселили в ее душу надежду.
— Мне тоже кажется, что сегодня маме лучше, — согласилась Маргарет. — И глаза ярче, и цвет лица свежее.
— Благослови тебя Господь, — благодарно произнес мистер Хейл. — Но так ли это на самом деле? Вчера было так душно, что все чувствовали себя отвратительно. Крайне неудачный день для визита мистера Доналдсона.
С этими словами он отправился по делам, отныне приумноженным подготовкой и чтением лекций для рабочих в местном лицее. В качестве темы выступления мистер Хейл выбрал церковную архитектуру — скорее в гармонии с собственным вкусом и знаниями, чем в соответствии с местом выступления и стремлением аудитории расширить познания по данному вопросу. В то же время погрязшее в долгах учебное заведение с радостью согласилось принять любой благотворительный курс такого образованного и утонченного джентльмена, как мистер Хейл.
— Итак, мама, — поинтересовался вечером мистер Торнтон, — кто принял твое приглашение на двадцать первое число?
— Фанни, где письма? Да вот они: Сликсоны, Коллинбруки, Стивенсы ответили согласием. Брауны отказались. Приедут Хейлы, только отец и дочь, миссис Хейл плохо себя чувствует. А еще будут Макферсоны, мистер Хорсфол и мистер Янг. Подумываю, не пригласить ли вместо Браунов Портеров.