— Они раз и навсегда поймут, с кем имеют дело. Могу дать им две недели, не больше. Если к концу этого периода не одумаются, придется привозить рабочих из Ирландии. Уверен, что это дело рук Сликсона — черт подери его хитрость и коварство! Решил, что у него избыток рабочих рук, а потому, когда пришла делегация для переговоров, сделал вид, что готов уступить. Намеренно укрепил мятежников в их безумстве. Отсюда и пошла зараза.
Глава 19. Ангел прилетел
Как ангелы в заветном сновиденье
Беседуют с душой, пока мы дремлем,
Так мысли странные в туманном наважденье
О славе шепчут нам — и мы им внемлем.
Перспектива званого обеда у Торнтонов неожиданным образом заинтересовала и увлекла миссис Хейл. С простотой ребенка, мечтающего заранее узнать о предстоящих удовольствиях, она не переставала гадать о подробностях грядущего события. Однако монотонность жизни часто превращает больных людей в детей: они теряют ощущение пропорций и начинают думать, что стены и шторы, отделяющие их от остального мира, несравнимо больше и значительнее всего, что за ними скрывается. К тому же в юности миссис Хейл не была лишена тщеславия, но оно потерпело крушение в браке с бедным священником. Мечты хоть и разбились, но мелкие осколки не окончательно рассыпались в прах, а чудом сохранились. Миссис Хейл с удовольствием ждала того момента, когда дочь начнет наряжаться к обеду, и взволнованно обсуждала, что лучше надеть по столь торжественному случаю. Возбуждение матушки забавляло Маргарет: за несколько лет, проведенных в доме тети Шоу на Харли-стрит, она привыкла к обществу больше, чем миссис Хейл за четверть века жизни в Хелстоне.
— Значит, собираешься надеть белое шелковое платье? Уверена, что оно подойдет? Ведь Эдит вышла замуж почти год назад!
— Да, мама! Его сшила миссис Мюррей, так что все будет в порядке. Возможно, талия слегка поднимется или опустится — если я поправилась или похудела, — но, кажется, я ничуть не изменилась.
— Может быть, приказать Диксон заранее его достать? Вдруг пожелтело…
— Как хочешь, мама. Но если случится худшее, у меня есть прелестное розовое газовое платье, подаренное тетушкой всего за два-три месяца до свадьбы Эдит. Оно-то точно не пожелтело.
— Нет, но могло выцвести.
— Что же, ничего не поделаешь. Тогда придется надеть зеленое шелковое. Только мне оно кажется слишком претенциозным.
— Ах, прямо не знаю, что и выбрать! — нервно воскликнула миссис Хейл, и Маргарет сразу изменила тон.
— Может, мне надеть каждое по очереди, чтобы ты посмотрела и приняла окочательное решение?
— Да-да! Так будет лучше.
Девушка вышла из комнаты. Очень хотелось превратить несвоевременное переодевание в веселую игру, шутку: например, склониться перед матушкой, словно перед королевой, — но сразу выяснилось, что чудачества воспринимаются как неуместная помеха важному делу и вызывают раздражение, а потому пришлось вести себя скромно и серьезно. Маргарет не понимала, с какой стати мир (ее мир) так озаботился выбором платья, однако в тот же день, стоило упомянуть об обеде в разговоре с Бесси Хиггинс (в связи с новой служанкой, которую обещала подыскать миссис Торнтон), как та внезапно встрепенулась.
— Боже мой! Неужели вы пойдете на обед к Торнтонам, на Мальборо-стрит?
— Да. Это тебя удивляет?
— Не знаю. Просто они общаются с самыми знатными людьми Милтона.
— А нас ты не считаешь таковыми, да, Бесси?
Девушка густо покраснела: ее мысли сразу прочитали, — и попыталась объяснить:
— Понимаете, — они общаются только с теми, у кого деньги, но, по-моему, у вас их не много…
— Да, не много, — подтвердила Маргарет, — но мы образованные люди и всегда жили среди образованных людей. Разве удивительно, что моего отца пригласил на обед его ученик, выказав тем самым ему уважение? Вовсе не хочу принижать заслуги мистера Торнтона: мало кому из мальчиков-рассыльных удается добиться таких успехов.
— Но ведь вам придется дать ответный обед! Как вы с этим справитесь? Дом такой маленький…
— Ничего, что-нибудь придумаем с «ответным обедом», как ты его называешь. Конечно, не в таких масштабах и с гораздо меньшим количеством гостей. Честно говоря, мы об этом пока не думали.
— Вот уж не могла подумать, что вы будете обедать у Торнтонов, — все никак не унималась Бесси. — Ведь у них бывают члены парламента, даже сам мэр.
— Надеюсь не осрамиться перед мэром Милтона, — усмехнулась Маргарет.
— Но все леди одеваются так шикарно! — вздохнула Бесси, быстро взглянув на ситцевое платье гостьи. Опытный глаз ткачихи оценил его в семь пенсов за ярд.
— Спасибо за заботу о моем достойном виде, — рассмеялась Маргарет. Но у меня много великолепных платьев. Еще неделю назад я бы сказала, что они слишком хороши для нынешней жизни, но на обед к мистеру Торнтону — возможно, в присутствии мэра — выберу самое красивое.
— Какое именно? — не скрывая облегчения, уточнила Бесси.
— Платье из белого шелка, сшитое год назад, к свадьбе кузины.
— Подойдет! — одобрила Бесси, откинувшись на спинку кресла. — Не переживу, если на вас будут смотреть свысока.
— О, не волнуйся! Если внешний вид способен спасти от высокомерия избранного общества, то все будет в порядке.
— Очень хочется увидеть вас нарядной, — вздохнула Бесси. — Вас не назовешь хорошенькой: не хватает белизны и румянца, — но знаете, я видела вас задолго до того, как мы впервые встретились.
— Что за ерунда!
— Да, правда. Ваше лицо: прямой спокойный взгляд темных глаз, густые блестящие волосы, лоб, такой же гладкий и чистый, как сейчас. Вы являлись, чтобы дать мне силу: я черпала ее из вашего глубокого мягкого взгляда, — и всегда были в чем-то белом и сияющем — как собираетесь одеться сейчас. Да-да, это вы!
— Нет, Бесси, — как можно деликатнее возразила Маргарет. — Это был всего лишь сон.
— Иногда мне снятся другие сны. Разве в Библии мало героев? Сны видят все, даже отец в них верит! Нет, повторяю, что видела вас наяву. Вы шли прямо ко мне, и волосы развевались от быстрого шага, как это бывает в жизни. И были вы в белом блестящем платье, которое собираетесь надеть. Позвольте мне прийти и посмотреть на вас. Хочу увидеть и прикоснуться, чтобы убедиться, что это точно вы.
— Дорогая Бесси, это всего лишь твоя фантазия!
— Фантазия или не фантазия, а вы приходили, и я заранее знала, что это вы, когда видела легкое движение. А когда оказывались рядом, у меня сразу становилось легче и спокойнее на душе. И теплее, как возле камина в холодный день. Вы сказали, что обед двадцать первого. Умоляю, позвольте прийти и взглянуть.
— Конечно, приходи, пожалуйста, но не говори так — твои слова очень меня расстраивают. Очень!
— Тогда буду молчать. Прикушу язык. Но только все это правда.
Маргарет надолго задумалась, а потом наконец предложила:
— Если хочешь, мы можем об этом поговорить, но только не сейчас. Скажи, твой отец участвует в забастовке?
— Да! — ответила Бесси мрачно — совсем не так, как говорила пару минут назад. — Но не только: и люди Хампера, и рабочие других фабрик тоже. В этот раз женщины не отстают от мужчин — такие же дикие. Продукты дорожают, а им надо кормить детей. Наверное, Торнтон заткнет им рот какими-нибудь подачками: если будут деньги на картошку и крупу, это немного смягчит материнские сердца.
— Не говори так! — взмолилась Маргарет. — После таких слов мне стыдно идти к нему на обед.
— Нет! — возразила Бесси. — Некоторым просто судьбой предназначено пировать на белых скатертях. Возможно, вы как раз из них. А другие всю жизнь с утра до ночи гнут спину и прозябают в бедности. Даже собаки в наши дни не знают жалости, как это было в дни Лазаря, но если попросите освежить вам язык прикосновением пальца, я преодолею зияющую пропасть — за то, что вы для меня делаете.
— Бесси! У тебя сильный жар! И рука горячая, и говоришь странно. В страшный день будет неважно, кто из нас нищ, а кто богат. Судить будут не по случайному состоянию, а по верному служению Христу.
Маргарет нашла немного воды, смочила носовой платок и положила на пылающий лоб девушки, а потом принялась растирать ледяные ступни. Совершенно обессиленная, она немного успокоилась и наконец заговорила:
— Вы бы тоже сошли с ума, если бы с самого утра то и дело приходили люди, спрашивали отца, а потом начинали рассказывать свои истории. Некоторые с такой ненавистью говорили о хозяевах, что у меня кровь стыла в жилах, но большинство — женщины, — не переставая жаловались и жаловались: и мясо подорожало, и дети не могут спать от голода. Слезы текли по щекам, и они их даже не вытирали.
— Они верят, что забастовка поможет? — спросила Маргарет.
— Говорят, да, — кивнула Бесси. — Уверяют, что долгое время торговля шла хорошо, и хозяева нагребли кучу денег. Сколько именно, отец не знает, но профсоюзу должно быть известно. Понятно, что рабочие хотят получить свою долю прибыли, тем более что продукты так дороги, а профсоюзы заявляют, что их долг — заставить хозяев поделиться, но те все-таки сумели настоять на своем и вряд ли пойдут навстречу. Противостояние похоже на великую битву Армагеддона: враги сражаются, не замечая, как неотвратимо скользят в пропасть.
В эту минуту в комнату вошел Николас Хиггинс и услышал последние слова дочери.
— Да! Я тоже сражаюсь, и на этот раз не отступлю. Они долго не продержатся: заказов много, причем все ограничены во времени, — так что скоро хозяева поймут, что проще дать нам наши пять процентов, чем потерять всю прибыль да еще и заплатить штрафы за сорванные контракты. Так что, господа, Хиггинс знает, кто победит!
Маргарет догадалась, что Николас пьян. Выдали его не столько слова, сколько необычное возбуждение. Предположение подтвердилось очевидным волнением Бесси: заботливая дочь решила избавить гостью от неприятного зрелища, а потому поспешила проститься.